Вячеслав Софронов - Кучум
— Пусть будет так, — мотнул он головой, не в силах отвести взор от спокойных и уверенных глаз Анны.
— Так я скажу тебе — ты сам себе наносишь вред…
— Это чем же? — удивился Кучум.
— Господь учит, что человек должен относиться к другим людям так, как он желает, чтоб они относились к нему.
— Значит, я должен жалеть своих врагов в надежде, что они пожалеют меня? — громко засмеялся Кучум. — Да возможно ли такое?
— А почему нет? Почему? Ведь мне ты желаешь добра? Так? Или я не права?
— Конечно, — смущенно улыбнулся он, — своей жене я должен желать добра, если она не нарушает правил, предписанных нашими законами.
— А детям? Слугам? Друзьям?
— Но и они близкие мне люди…
— Потому они и близкие тебе, что ты по-доброму относишься к ним. А если ко всем людям ты будешь относиться точно так же?
— И что? Выходит, тогда и врагов не будет?
— Ты правильно понял. Может, тогда и не будет врагов.
— Значит, именно об этом ты и молишься? — Кучум наклонился над бородатыми ликами русских богов, разглядев среди них и женщину с ребенком на руках.
— Да, я молюсь, чтоб Господь послал мир на нашу землю и… — она чуть помолчала, — молюсь и о здоровье своих родителей, братьев, сестер.
— Но ты же рассказывала, что они плохо обошлись с тобой, выгнали из дома. Разве нет в твоей душе злобы на них?
— Может, они и правы. Потому и желаю им здоровья, молюсь о спасении души.
— А где, в каком городе живут они? — поинтересовался он небрежно.
— Давай не будем говорить об этом, — уклонилась тогда Анна от ответа, — когда-нибудь я тебе расскажу о них все.
И сейчас, когда кто-то покушался на его жизнь, он шел именно к ней, к Анне, надеясь, что она ответит на вопросы, которые одолевали его.
Анна, увидев у него в руке кинжал, испуганно попятилась, прикрыв грудь руками. Но когда Кучум с кривой улыбкой положил кинжал на небольшой столик и, кивнув на него, пояснил: "Вот как твоего хана после свадьбы провожают", — она подбежала к нему и внимательно оглядела, ища рану. А потом со вздохом перевела взгляд на кинжал, потянулась к нему рукой.
— Осторожно, — перехватил он ее руку, — похоже, лезвие намазано ядом…
— Не может быть, — прошептала она, — может, кто баловался, по ошибке кинул его?
— Не может быть?! Да все только и ждут моей смерти! Соседи! Бухара! Сыновья, которые взрослеют на глазах и ждут своей доли…
— Не смей говорить так, — она прикрыла ему рот маленькой ладошкой, — дети не могут поднять руку на отца…
— Тогда ответь, кто? Ну? Молчишь? Ты и теперь будешь советовать любить врагов? Глупая женщина, а я чуть было не поверил твоим словам…
— Но ведь ты жив… Ничего не случилось. Даже если кто-то и покусился на твою жизнь, то Господь отвел его руку.
— Я отрублю эту руку по локоть. Только найду владельца кинжала. Ты случайно не видела такой у кого-нибудь?
— Нет, — покачала Анна головой, но ему показалось будто она что-то скрывает, не договаривает.
— Ладно, отложим это дело до конца свадьбы Алея. Пусть кинжал побудет у тебя. Так будет надежнее, — и он, не простившись, вышел.
Когда разъехались гости и слуги навели порядок в городке, Кучум велел позвать к себе в шатер старшего сына Алея. Тот явился счастливый и улыбчивый.
— Мне надо поговорить с тобой, — Кучум указал ему на кожаную подушку напротив себя. — Доволен свадьбой?
— Свадьбой да, но хотелось бы и на новую жену глянуть… А вдруг уродина какая, — засмеялся тот.
— Потерпи, потерпи, — Кучум из-под полуопущенных век внимательно разглядывал старшего сына. Смел. Прям в речах. Независим. Его любят друзья, и он часто пропадает со своими сверстниками на охоте.
Не сравнить с угрюмым Алтанаем или беспечным Ишимом. Да и другие сыновья тоже мало походят на Алея. Мог ли он что-то замыслить против отца? Неужели ему так же как не терпится увидеть лицо молодой жены, столь же сильно хочется занять ханский шатер? Нет, этого просто не может быть…
— Тогда, чтоб время шло чуточку быстрей, я отправлюсь на охоту, а вернусь к положенному сроку, когда можно будет увидеть мою новую жену. Ты не возражаешь, отец?
— Да нет, но мне хотелось бы чаще видеть тебя на ханском холме, тем более…
— Что тем более? Я мало занимаюсь делами нашего ханства? Но ведь ты не старик пока и сам без советчиков решаешь все дела.
— Ответь, что бы ты стал делать, если бы я умер?
— Умер? — переспросил Алей и удивленно уставился на него. — С чего это вдруг ты заговорил о смерти?
— Каждый человек рано или поздно приходит к этому. А мы живем в неспокойное время…
— Ты что-то скрываешь от меня, отец… Плохие вести? Опять кто-то идет на нас войной? Ты только скажи и я…
— Нет, нет, — Кучум опустил руку на плечо сына, — все спокойно. Но ответь… Я жду…
— Ну, я… поменяю визирей. Карачу-бека, который слишком умен и хитер, отправлю в дальний улус, укорочу длинные языки еще кое-кому из беков и… расширю владения нашего ханства.
— Я так и думал, — с теплотой глянул на него Кучум, — ты не предложишь ничего нового, о чем бы я не думал. Скажу тебе, что умного советника, даже если он и не по нраву правителю, не следует убирать или менять на другого, который еще не известно как себя покажет…
— Но я не уверен, что Карача-бек дает тебе всегда нужные советы. Я не верю ему.
— Ты и не должен верить кому-то. На то тебе и дана собственная голова. А Карача-бек умен и этого у него не отнять. Но я не за этим позвал тебя. Гляди, — и Кучум бросил на землю кинжал, подобранный им в день свадьбы.
— Кинжал… Зачем ты мне его показываешь?
— Ты не мог бы сказать, чей он?
— Подожди, отец, подожди… Где-то я его видел, только не могу припомнить.
— Алей, это очень важно. Вспомни, — Кучум даже привстал на подушках.
— Нет, не помню.
— Жаль. Этот кинжал был брошен мне в спину. Но предатель, к счастью, промахнулся. Не тронь его, он отравлен, — Кучум увидел, что Алей наклонился, чтоб взять кинжал в руки.
— А если показать его всем воинам? Может, кто-то и узнает его?
— Я так и хочу сделать. Только сперва решил посоветоваться с тобой. И еще. Ты отправлял гонцов с извещением о свадьбе к Мухамед-Кула?
— Да, отец, конечно, отправил и очень удивлен, что он не прибыл на праздник. Может, заболел?
— Все может быть, — кивнул головой Кучум. От Алея не укрылась кривая усмешка отца, столь хорошо ему знакомая, — но мне кажется, причина в ином. Он стал вести себя в последнее время чересчур вызывающе. Особенно после того, как совершил несколько удачных походов. Пора бы и тебе, сын, подумать о том, чтоб однажды самому повести сотни в набег.
— Я только и жду этого, — чуть не подскочил царевич, — только укажи, какой враг наипервейший.
— А сам не знаешь? Кто стремится занять наши земли? Кто строит свои крепости по берегам рек, что впадают в Тобол и в Иртыш? — Кучум со злостью заскрежетал зубами. — Строгановы! Через них русские мечтают выйти на мое ханство… Но об этом поговорим позже, когда найдем предателя. Эй, — крикнул Кучум, — начальника стражи ко мне. — И когда тот вбежал и застыл в поклоне, кивнул ему на кинжал. — Вели показать всем воинам. Мне нужно знать, чей он.
Начальник стражи осторожно подхватил кинжал и вышел. Через какое-то время он сообщил Кучуму:
— Хан, все показали, что видели этот кинжал у коротышки Халика.
— Где он?
— Где-то здесь шныряет. Найти?
Когда привели коротышку, то тот лишь корчил глумливые рожи и отпускал шуточки, будто ничего не случилось. Но Кучум видел, как тот подрагивает всем телом, будто после купания в холодной воде.
— Хан соскучился по мне? — развязно заговорил Халик. — Может, он и мне нашел достойную жену как своему сыну? Я готов жениться прямо сейчас.
— Брось кривляться, — топнул ногой Кучум, — это твой кинжал?
— Хан хочет, чтоб я ему подарил кинжал? Хорошо. Возьми его, — но договорить он не успел, потому что Кучум схватил плеть и с силой перепоясал коротышку поперек спины.
— Говори, кто велел тебе убить меня?! Говори, или я прикажу охотникам спустить с тебя шкуру, как они снимают ее с дикого зверя. Эй, позвать сюда Кылдаса-охотника, — крикнул он, давая понять, что шутить не намерен.
Коротышка сжался и упал на землю, пополз к ногам Кучума, но на него сыпались непрерывно удары плети.
— Хан, выслушай меня, выслушай, — пищал он, вздрагивая от каждого удара и закрывая лицо руками, — дай сказать… сказать… — умолял он. Но Кучум не слышал его криков, а с неистовством продолжал осыпать ударами, пока начальник стражи не перехватил его руку:
— Остановись, хан, забьешь насмерть. Тогда совсем ничего не узнаем.
Кучум в остервенении левой рукой ударил и того наотмашь, но остановился и, тяжело дыша, кинул плеть на землю. Халик тихо повизгивал, лежа на земле.
