Регина Дефорж - Под небом Новгорода
…Около пятидесяти мужчин и женщин покачивались на месте, напевая, прерывая пение, только чтобы зачерпнуть дымящуюся жидкость из бадьи, которую несли, спотыкаясь, два смеющихся монаха. Это напиток вызывал у пьющих странную реакцию: их как бы сотрясал нервный смех, возникали также неконтролируемые судороги. В центре круга, около возвышения, был разложен костер. Вдруг уже дважды слышанный крик нарушил пение. Странное шествие вошло в круг: епископ в торжественном облачении, за ним — девушки, на которых была только волчья шкура, обернутая вокруг поясницы, затем старуха, несущая на вытянутых руках младенца; следом шли пьяные монахи в разорванных рясах, позволявших видеть их напряженные гениталии.
— Эти уже готовы удовлетворить свою плоть, — пробормотал Оливье.
На тележке, которую везли юноши, в небрежной позе лежала женщина, прикрытая вуалью, осыпанная драгоценностями. Между своих ног она водила взад и вперед блестящим крестом.
Филипп и Оливье закрыли от отвращения глаза. За носилками тащилась группа безобразных существ, чудовищ, созданных рукой человека. Они держали палки и дубины, усеянные шипами.
Когда все вошли в круг, пение возобновилось. Вновь прибывшие тоже получили по миске горячей жидкости.
«Они, наверно, опускают туда раскаленный меч», — подумал Филипп.
Епископ поднялся на возвышение. За ним последовали старуха с ребенком на руках и женщина, закутанная в вуаль, несшая запачканный кровью крест. Все более возбуждаемая, толпа хлопала в ладоши. Схватив протянутый одним из монахов меч, епископ вспорол платье женщины сверху донизу. Вид прекрасного, полного и белого тела, с готовностью выставленного напоказ, вызвал радостные крики. Эти полуголые существа, казалось, не страдали от холода.
Женщина легла на возвышение, раздвинув ноги, открыв взглядам свою вагину. Пение становилось все громче, все безумнее. Изо ртов выступала красная пена, блестящие глаза дико вращались, волосы вставали дыбом. Ноги и руки тоже двигались, как бы наделенные собственной жизнью. От группы людей шел запах гниения, испражнений, ладана, смешанный еще с каким-то сладковатым, вызывающим тошноту запахом.
Старуха обнажила ребенка, протянула его епископу, взявшему младенца из ее рук. Это был мальчик месяцев шести от роду. Ребенок бился, громко кричал. Один монах протянул золотую дароносицу, украшенную драгоценными камнями.
Прижавшись друг к другу, Филипп и Оливье как зачарованные наблюдали за происходившим. Они были как бы парализованы, не могли сделать ни единого движения. Они молча, беспомощно присутствовали при этом немыслимом представлении.
В одной руке епископа оказалось отточенное лезвие. Другой рукой он держал ребенка за ноги.
Установилась глубокая тишина. Толпа выдохнула «ух!», когда епископ погрузил лезвие в живот ребенка и медленным движением вскрыл тельце. Маленькая жертва обрызгала кровью священническое облачение и лица некоторых присутствующих. Дымящиеся внутренности со слабым шумом упали на живот женщины. Она схватила их обеими руками и стала с наслаждением размазывать по себе. Держа маленькое тело за шею, епископ вскрыл грудь и собрал текущую кровь в дароносицу. Когда упала последняя капля крови, он вырвал сердце и бросил труп толпе.
Оливье потерял сознание. Филипп закрыл глаза, его вывернуло.
Когда Филипп пришел в себя и открыл глаза, то увидел, как епископ зубами оторвал кусок сердца и с удовольствием начал жевать его. Женщина приподнялась, протянула руку, схватила оставшуюся часть сердца и жадно запихала себе в рот. Она долго жевала жесткую мышцу, прежде чем проглотить.
У подножия возвышения дрались из-за останков: каждый хотел попробовать. Высокое пламя костра, ужас того, что они видели, заставили обоих зрителей подумать, что они умерли и что перед ними разверзся ад.
Одна женщина, сбитая с ног, упала в пылающий костер и через мгновение превратилась в живой факел. Никто не попытался помочь ей. Когда она сделалась бесформенной дымящейся тушей, некоторые подошли, потыкали рогатинами. Потом они уселись и тесаками стали разрезать на части неожиданное жаркое. Когда все наелись и снова выпили горячего питья, пение и пляски возобновились.
На помосте епископ служил нечто вроде мессы. Когда должно было последовать целование дискоса, он вытащил свой член и начал онанировать, не спуская глаз с живота женщины. Он долгой струей изверг семя, которое тут же собрали в дароносицу. Епископ освятил эту смесь, причастился, причастил женщину, потом, передав дароносицу монаху, совокупился с женщиной. Это был знак к заключительной части шабаша. Часовые, расставленные там и здесь, покинули свои посты.
Филипп взвалил себе на плечи Оливье, все еще не пришедшего в сознание. Надо было как можно скорее уйти из этого проклятого места. Не сделав и нескольких шагов, Филипп остановился, обернулся. Костер, воткнутые в снег факелы освещали копошащихся существ, совокуплявшихся в самых непристойных положениях. Женщина встала. Ее распущенные длинные и светлые волосы были выпачканы кровью и испражнениями. Похотливые движения сотрясали ее тело. Женщина закружилась… на ней больше не было вуали… она смеялась! Филипп уронил Оливье и упал на колени.
Падение привело трубадура в себя.
— Боже мой, я думал, что вижу ужасный сон, — пробормотал он. — Как возможен такой ужас? Как женщина может есть сердце ребенка? Эта женщина, там…
Нет, на сей раз это был действительно ужасный сон! Оливье взял горсть снега и смочил лицо. Нет, ему не привиделось: если он в этом еще сомневался, то рыдания друга подтверждали действительность того, что они увидели.
Оливье помог Филиппу подняться и дотащил его до товарищей, спрятавшихся во рву, скрывавшем от них ужасное зрелище. Но того, что они слышали, было достаточно, чтобы поверить, будто они и в самом деле у врат ада. «К счастью, они ничего не видели», — подумал Филипп.
Ведя под уздцы лошадей, все молча удалились.
Но еще долго смех Ирины звучал под темными сводами санлиского леса.
Глава двадцать пятая. Встреча после разлуки
После убийства сына ненависть Ирины к королеве как будто улеглась. Молодая любовница дала своему Раулю выпить жидкость, собранную в священный сосуд. Результат не заставил себя ждать: любовник воспылал к Ирине. Несмотря на снившиеся ей по ночам кошмары, она была совершенно счастлива. Прошли месяцы, в течение которых ничто не омрачало отношение к ней графа.
Анна, будучи снова в положении, проводила большую часть времени в своем любимом замке Санли. Она занималась воспитанием детей и особенно занималась школой, строительство которой только недавно закончилось.
Зимой 1056 года у нее родилась дочь, вскоре умершая. Но была для Анны еще более тяжелой потеря Молнии. Печаль ее величества была так велика, что даже Генрих обеспокоился.
А Филипп… Что с ним стало? Месяцами она ждала от него знака, письма. Ничего! Анна не могла поверить, что он ее забыл и полюбил другую. Несмотря на расстояние, которое должно было сейчас их разделять, Анне казалось, что он где-то совсем близко. Это были безумные мысли. Однако часто возникало очень сильное впечатление, будто взгляд Филиппа остановился на ней; тогда она поднимала голову. Но нет, никого; только привычные лица.
Дорогой Филипп, как ей его недоставало, несмотря на все! Королю не удалось заставить ее забыть того, кого в глубине сердца Анна продолжала называть Векшей. Елена, понимавшая силу этого чувства, никогда не напоминала о молодом дружиннике Великого князя Киевского.
* * *Адель Фландрская, чья привязанность к Анне все увеличивалась, искала средства разогнать эту печаль. Политические обстоятельства предоставили ей случай. Норвежский король Геральд приехал навестить графа Фландрского, чтобы поговорить о возможностях возвращения в Англию Эдуарда Этелинга, последнего прямого наследника короля Этерреда. Геральд возражал против возвращения, несмотря на согласие германского императора, и хотел, чтобы Бодуэн принял его сторону. Графиня добилась от мужа, чтобы он побудил норвежца приехать с королевой Елизаветой.
Когда Елизавета Киевская высадилась вместе с Геральдом Норвежским в порту Брюгге, у нее был хмурый вид. Устав от морского путешествия, она с нетерпением ожидала, когда епископ Брюггский, граф и представители разных гильдий поприветствуют ее. Наконец приблизилась графиня в сопровождении очень изящной молодой женщины. Елизавета рассмотрела платье из тяжелого синего бархата, с расшитыми рукавами, отделанными мехом. Платье было наполовину скрыто великолепным плащом из лисиц, так похожим на ее собственный… Изящная дама остановилась в нескольких шагах, прижав руки в зелено-красных кожаных перчатках к груди. Елизавета бросила на Адель озадаченный взгляд.
И вдруг все увидели, как королева Франции и королева Норвегии, приподняв плащи, одновременно бросились навстречу друг другу.
