Алекс Брандт - Пламя Магдебурга
Между тем наши враги чувствовали, что победа близка. Они без устали обстреливали город из тяжелых орудий, ежечасно прощупывали нашу оборону, держали гарнизонных солдат в напряжении, не давая им сомкнуть глаз даже ночью. Фалькенберг словно постарел на несколько лет. Его щеки ввалились, лицо сделалось серым. Он почти не спал – все время проводил на крепостных стенах, обходя посты, отдавая распоряжения, проверяя, сколько еще осталось боеприпасов. После падения Нойштадта Тилли чуть ли не ежедневно присылал к городским воротам герольда с требованием капитуляции, но Фалькенберг упрямо твердил, что мы должны держать оборону.
Уступив требованиям Совета, наместник объявил всегородское собрание – на нем следовало определить дальнейшую судьбу Магдебурга.
Признаюсь вам, Карл, что в тот день я несколько изменил свое мнение о Его Высочестве. Христиан Вильгельм всегда казался мне человеком авантюрного склада, человеком, который, не задумываясь, пожертвует чем угодно ради достижения своих целей. Но в тот день, Карл, я увидел, что судьба Магдебурга вовсе не безразлична наместнику и что он готов на все, чтобы спасти город. Свою речь он начал с того, что честно, без уверток, признал: у города почти не осталось сил, чтобы сопротивляться. Не хватает пороха и ядер, и из-за этого на некоторых участках укреплений умолкли пушки. Известий от короля по-прежнему нет, и нет никакой возможности посылать к нему новых гонцов. Католики караулят все подступы к городу и досматривают каждую проходящую по Эльбе лодку. Много убитых и раненых, и оборону на стенах сейчас может держать не более полутора тысяч человек, из которых большая часть – ополченцы.
Я помню, что после этих слов наместник замолчал, а затем вынул из своих ножен шпагу и положил на стол перед собой.
– Господа, – сказал он, обращаясь ко всем нам, – долгое время я уверял вас, что союз с королем Швеции принесет Магдебургу благо и что шведская армия придет городу на помощь. Видит Бог, я искренне верил в это. Но сейчас, хотя с начала осады прошло уже несколько месяцев, я вижу, что Магдебург по-прежнему сражается с врагом в одиночку. Мы ничего не знаем о планах короля Густава. Мы не знаем, придет ли он к нам на помощь или же существуют препятствия, которые мешают ему сделать это. Нам неизвестно, где находится сейчас шведская армия и какова ее численность. В таких условиях, господа, я считаю, что нам необходимо вступить с фельдмаршалом Тилли и его генералами в переговоры – переговоры, в необходимости которых вы так долго убеждали меня. Условия, которые он предложит, наверняка будут тяжелыми. Что ж, со своей стороны я сделаю все, чтобы облегчить их. Сейчас, в этом зале, где собрались все видные представители городской общины, я заявляю, что готов отказаться от прав на Магдебургское архиепископство. Я готов разорвать скрепленный моей рукой союз с королем Густавом. Я готов стать пленником фельдмаршала Тилли и вверить ему свою судьбу. Клянусь, что без колебаний сделаю это, если фельдмаршал даст взамен обещание не причинять Магдебургу вреда и не посягать на независимость города. Впрочем, – тут он сделал паузу, – до истечения срока, объявленного королем, остается еще десять дней. Мы можем вступить в переговоры с Тилли сейчас либо подождать еще некоторое время, в надежде на то, что Господь смилостивится над нами и пошлет нам добрую весть. Я не вправе советовать вам, как поступить. Решение за вами, и я подчинюсь ему, каким бы оно ни было. Залогом тому – моя шпага.
Все мы сидели, потрясенные его речью, – никто не ожидал от Его Высочества ничего подобного.
После этого мы совещались еще несколько часов. Черт возьми, нам было что обсудить, Карл, ведь мы играли с огнем! Во время осады существует неписаное правило: чем дольше сопротивляется город, тем больше жестокости проявляют к нему победители. Мы знали, что цена проигрыша растет с каждым часом. Но каждому из нас была противна мысль о переходе под власть католиков. Магдебург – оплот евангелистской веры. Представьте себе, что чувствовали бы жители Бамберга или Кёльна, если бы им предстояло сдать город армии Мансфельда.
Простите меня, Карл, что я так подробно рассказываю вам об этом… Но вы должны понять, насколько тяжелым было наше положение. Мы упустили свой шанс, упустили из-за того, что недооценили врага и слишком понадеялись на союзника. Ведь стоило нам принять те условия, которые предложил Тилли после первого неудачного штурма, и мы бы смогли откупиться от католиков деньгами и отказом от союза со шведами. Но теперь – после падения Нойштадта и захвата правого берега реки – фельдмаршал требовал от нас полной капитуляции.
Мы долго спорили и в конце концов согласились с тем, что следует подождать еще несколько дней, и если в этот срок армия короля не появится под нашими стенами – принять условия Тилли.
Имперцы тем временем палили по городу со страшной силой; казалось, что стены Магдебурга вот-вот рухнут. Ружейная стрельба, пушечные залпы, треск пожаров, крики, хруст разбитого камня – целыми днями мы слышали только это. В моем доме вылетели почти все стекла. Мы с женой заперли двери, закрыли окна ставнями и целыми днями занимались лишь тем, что подглядывали в щель за тем, что происходило на улицах. Я приказал Томасу зарядить аркебузу и два пистолета – на тот случай, если кто-то из бедняков решит напасть на наш дом.
Прошло десять дней, но шведский король так и не появился, и мы не имели никаких известий о том, где находится его армия. Поздно вечером за мной явился посыльный и сунул мне в руки записку – бургомистр Шмидт писал, что мне следует незамедлительно явиться на заседание Совета. Оставив Августину под охраной верного Томаса, я поспешил в сторону ратуши. Клаус Гернбах – вы же помните его, да? – отправился вместе со мной, на всякий случай спрятав под полой плаща пистолет.
Мы провели в ратуше всю ночь; уже наступило утро, а мы все продолжали сидеть там и спорить. Срок, поставленный шведским королем, истек. Фалькенберг стоял на своем, говорил, что силы католиков на исходе и что вскоре они сами будут вынуждены снять осаду. Однако в конце концов нам удалось убедить его в том, что нужно принять условия Тилли. Фалькенберг вызвал одного из своих офицеров и принялся диктовать ему письмо, адресованное фельдмаршалу.
В этот момент в зал вбежал какой-то человек в пыльной одежде. Глаза у него были выпучены, словно у рыбы, он задыхался и, увидев нас, закричал:
– Католики на стенах! Святый Боже, католики!!
Я помню, как лицо Фалькенберга налилось кровью и он бросился прочь из залы. Христиан Вильгельм, сделав знак солдатам охраны, поспешил вслед за ним. Мы остались сидеть в зале, ожидая дальнейших известий. Через несколько минут в зале появился посланный Фалькенбергом офицер и сказал нам:
– Католики захватили северный участок стены. Мы пытаемся отбросить их. Прошу вас, господа, отправляйтесь по своим домам, здесь сейчас опасно находиться.
Что нам оставалось делать? Мы покинули зал заседаний и разошлись, чтобы больше никогда не увидеть друг друга. Господа Бауэрмейстер и Штайнбек поспешили в сторону Арсенала, господин Шмидт отправил посыльного к казармам, чтобы оттуда прислали солдат на охрану ратуши. Я же поспешил домой. Мне нужно было вернуться к Августине – немедленно, сразу. Я чувствовал, что без меня она пропадет…
* * *Последние слова фон Майер произнес совсем тихо. Его глаза закрылись, хриплое дыхание сделалось спокойным и мерным. Бургомистр тронул советника за плечо, но тот уже спал. Видимо, долгий рассказ лишил его сил.
Некоторое время Хоффман продолжал сидеть на краю кровати, уставившись в одну точку. Мысли путались в его голове. Неужели имперские генералы действительно сровняли Магдебург с землей? Невозможно поверить… Во время войны, во время осады может происходить все, что угодно: штурм, пожары, солдатские грабежи, убийства сотен людей. Но никто и никогда не решился бы уничтожить один из самых крупных и богатых в Империи городов. Фельдмаршалу Тилли – при всей его ненависти к протестантам – не нужны развалины. Он нуждается в провианте, нуждается в домах для размещения своих солдат, нуждается в пороховых складах и оружейных мастерских… Нет, невозможно. Слова фон Майера не могут быть правдой. Кто знает, что ему пришлось пережить, раз уж он оказался там, в холодной реке? Суровые испытания часто лишают людей рассудка…
Кряхтя, бургомистр поднялся с кровати. «И что теперь?» – подумал он, глядя на спящего советника. Если войска императора сумели захватить Магдебург и даже шведский король оказался не в силах этому помешать, это означает одно: для Кленхейма настали черные времена. Только тупицы вроде Фридриха Эшера могут верить, что жизнь в их городе останется такой, как прежде. Католики наведут в здешних землях свои порядки…
Сможет ли Кленхейм защитить себя? После истории с интендантом, после гибели Ганса Келлера он, Карл Хоффман, уже не верил в это. Светловолосый офицер, который держал шпагу возле его горла, был прав: чтобы противостоять чужой силе, недостаточно просто взять в руки оружие. Какая разница, сколько аркебуз, алебард и мечей хранится в городских кладовых? Простым бюргерам не дано справиться с теми, кто привык убивать. Ни ружья, ни волчьи ямы, ни дозорные башни не играют здесь никакой роли. Пусть Хагендорф и Якоб Эрлих убеждают его в обратном. Пусть говорят, будто Кленхейм может выдержать нападение четырех, а то и пяти дюжин солдат, – больше он им не поверит.
