Владимир Першанин - Обреченный десант. Днепр течет кровью
Рванули бруски тола, сдетонировали снаряды в зарядном ящике. Взрыв разнес на куски лафет, пулеметный расчет, раскидал смятые тела командира батареи и его помощников. Это стало переломным моментом боя.
Немцы не кинулись убегать и в этой ситуации. Они отходили, отстреливаясь. Но грамотное отступление вскоре превратилось в бегство. При виде многочисленных тел убитых камрадов у кого-то не выдержали нервы. Свалился с перебитой ногой немецкий лейтенант. Двое солдат, пытавшихся его унести, угодили под пулеметную очередь.
Бронетранспортер с крупнокалиберными пулеметами забросали гранатами. Прикрывать бегущих стало некому. Остатки батареи добрались до бугра метрах в семистах от дороги и залегли на его вершине. Стрельба из автоматов и карабинов на таком расстоянии была малоэффективной, а десантникам было не до них. Срочно перевязывали раненых, собирали трофейное оружие, взрывали гаубицы, тягачи, поджигали издырявленные пулями автомашины. Над дорогой поднимались клубы густого маслянистого дыма. Горела солярка, резиновые шины, брезентовые тенты тягачей.
Затем, тяжело нагруженные, спешно уходили к лесу. Операцию можно было назвать успешной. Были уничтожены шесть гаубиц вместе с тягачами, бронетранспортер, четыре автомашины.
Захватили два пулемета, легкий миномет, более полусотни винтовок и автоматов с боезапасом. На месте боя насчитали шестьдесят убитых немцев, двоих взяли живыми. По приказу капитана Чашникова собрали документы убитых, чтобы позже определить, какие части противостоят нашим войскам.
Шли, почти бежали, оживленно переговариваясь на ходу. Некоторые бойцы успели хлебнуть трофейного рома. Но возбуждение быстро спадало. Несли восемь погибших и более десятка тяжело раненных товарищей. Легко раненные шли сами. Пока добрались до лагеря, умерли еще двое бойцов, а один скончался уже на операционном столе.
Хирург ампутировал ногу молодому пареньку, еще несколько человек находились между жизнью и смертью. Пули крупнокалиберных пулеметов оставляли раны, из которых, несмотря на все усилия хирурга, продолжала вытекать кровь.
От попаданий разрывных пуль, которые широко применялись немцами, люди умирали в основном сразу. Двум десантникам, раненным в живот, не помогла бы никакая операция. Мелкие осколки изрешетили, как дробью, внутренности.
И все же, несмотря на потери, комбат Орлов в своей короткой речи у братской могилы заявил, что жертвы были не напрасные.
– Парни погибли в бою, а не убегая от погони. Артиллерийскую батарею вместе с тягачами раскатали вдрызг. За одного нашего шестерых фрицев на тот свет отправили. Салют давать не будем, лишний шум ни к чему. Земля вам пухом, ребята…
И надел свой старый потертый шлем.
Пленные, оба получившие легкие ранения, вели себя по-разному. Водитель тягача, ефрейтор лет тридцати, на вопросы отвечал довольно откровенно. Назвал свою часть, откуда прибыли, состав артиллерийского полка.
– Какое настроение у солдат?
Водитель усмехнулся, произнес несколько фраз. Костя Левченко, неплохо говоривший по-немецки, перевел:
– Солдаты, конечно, от войны устали. Однако настрой крепкий. Не ждите, что после Курской дуги немецкая армия хвост поджала. Может, вы Днепровский рубеж и прорвете, но половину своих солдат на дне реки оставите.
Левченко, порывистый, не сдерживающий эмоций, залепил ефрейтору затрещину. Орлов поглядел на лейтенанта и холодно заметил:
– Если ты помогаешь нужные сведения выбить, то не трудись. Понадобится, найдутся люди. А пока руки не распускай, тем более ефрейтор отвечает на вопросы и даже свое мнение высказывает.
– На хрен бы нужно его мнение!
– Нужнее, чем твое. Переводи дальше.
Водитель закурил очередную сигарету, мельком тронул светлую полоску на запястье, где находились часы.
– Насчет часов пусть не жалуется, – заметил майор. – Они ему не нужны. Спроси, где дислоцируется его полк.
Ефрейтор сообщил, что почти все батареи переброшены на берег Днепра. Штаб пока находится у города Канев, но, скорее всего, не сегодня завтра тоже будет переброшен к реке. Правда, там постоянно идет обстрел с левобережья.
– Потери в полку большие?
– Меньше, чем гибнет ваших отважных солдат на переправах. Нас обстреливают наугад, из пойменного леса. Правда, много хлопот доставляют штурмовики. Они налетают в любую погоду, сыпят бомбы, выпускают ракеты, а затем прочесывают все вокруг своими автоматическими пушками. Снаряды даже пробивают крыши блиндажей. Правда, последнее время увеличилось количество тяжелой артиллерии. Снаряды падают и днем, и ночью.
– Впереди зима, а зимой вам всегда доставалось, и под Москвой, и в Сталинграде. Не очень верится в бодрость твоих товарищей.
Ефрейтор неопределенно пожал плечами:
– Все же мы пережили две зимы в России.
– И каждая из них была труднее предыдущей, – сказал Орлов.
Ефрейтор перевел разговор на другую тему:
– Ваши войска рвутся через Днепр, как будто это последняя преграда перед Берлином. Я лично видел, как за полчаса наша артиллерия утопила два десятка огромных плотов. На них находилось не меньше пятисот человек, пушки, минометы. Они двигались на самодельных веслах среди дня со скоростью четыре километра в час. На что вы рассчитывали?
В конце допроса водитель, помявшись, спросил:
– В живых вы меня, наверное, не оставите? Несмотря на мою откровенность. У меня семья, трое детей. В русских я никогда не стрелял, лишь водил машины и тягачи.
Комбат в ответ промолчал. Комиссар Майков, пришедший позже, тоже успел задать вопрос:
– Как вы относитесь к Гитлеру?
– Он надоел всем, как и эта война. Мы думали вначале…
– Уведите, – перебил ефрейтора Орлов. Когда водителя вывели, с раздражением заметил: – Он думал… Глянь, Иван Евсеевич, как наш пролетарий о семье заботится.
На самодельном столе лежала пачка советских червонцев, рейхсмарки, три золотых кольца.
– Говорит, что кольца обменял во Львове на тушенку. Брешет наверняка. С пальцами вместе сорвал.
Показания второго пленного, парня лет двадцати, коренным образом отличались. Он рассказал, что полк несет тяжелые потери, настроение солдат подавленное. В победу уже никто не верит, и люди мечтают лишь вернуться домой.
– А дрались на дороге, пока половину не перебили, – буркнул Чашников.
– Фанатики…
– А ты не фанатик?
– Конечно, нет. В национал-социалистах не состоял, да и военная служба никогда не прельщала. Отец – железнодорожный мастер, я хотел пойти по его стопам. Работа спокойная, хорошо платят. Но с третьего курса технического училища призвали в армию.
– Однако стрелял ты до последнего. Пока не контузило.
– Присяга… Не стал бы вести огонь, меня бы расстрелял любой офицер.
– Складно рассказываешь, – усмехнулся Левченко. – Пожалеть хочется. Или пулю в лоб всадить. Папа… мама… братики с сестренками. А приперся на нашу землю с оружием.
Пленных поместили в землянку, поставили часового. Костя Левченко проверил дверь, подергал замок. Позже высказал свое мнение комиссару:
– Не верю я им! Пострелять от греха подальше. Вдруг смоются.
– Доложим в штаб бригады. Может, заинтересуются.
– На хрен они им сдались! Если бы офицеры, а то гансы недобитые, плетут что ни попадя.
– Ну и расстреливать так сразу нельзя. Надо обдумать. Показания они дали, на снисхождение рассчитывают.
На следующий день до рассвета готовился выйти на задание взвод лейтенанта Бондаря в сопровождении местного парня-партизана. Удар решили нанести подальше от места дислокации батальона. Сильно не замахиваться и провести операцию силами одного взвода. Заодно комбат Орлов решил проверить Бондаря.
Он его немного знал по совместной службе. Когда встретились, тот, вздохнув, стал жаловаться, что не смог найти общий язык с Морозовым. Поставили командовать взводом из девятнадцати человек, а Бондарь полный курс военного училища в тридцать девятом году закончил.
– Я взводом командовал, когда Морозов в своем колхозе картошку копал. Был выдвинут в штаб бригады, вроде справлялся, благодарности имел. За что понизили?
Причину понижения Орлов знал, но допускал, что Морозов мог погорячиться. Жалобы Бондаря комбату не понравились, он не любил подобных вещей. Поставили взводным, ну и воюй, доказывай, чего ты стоишь. Все же решил дать возможность грамотному лейтенанту показать себя. Предупредил:
– Удар нанесешь отвлекающий, в противоположном направлении от того места, где Родион Чашников батарею уничтожил. Одиночную машину подкараулишь или небольшой обоз. Геройство мне не нужно. Важно, чтобы фрицы на дорогах себя неуютно чувствовали, тормозилось продвижение частей.
Сержант Павел Чередник был направлен вместе со взводом Бондаря. Орлов не забыл спор с лейтенантом Морозовым и приказал:
