Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами
- Верно, стреляют. Не иначе арестанты забузили, и их усмиряют. Володь, пойдем глянем... Пробежимся вместо купания туда и обратно, давай кто вперед до крепости,- хорошо бегавший Роман хотел продемонстрировать перед другом свое преимущество в беге, потому как в большинстве прочих воинских дисциплин, таких как стрельба, гимнастика, фехтование или верховая езда, он ему уступал.
Друзья добежали до крепости, спрятались в кустах, окаймляющих русло реки. Они увидели как множество арестантов с винтовками в руках заставляют скопившихся в очереди у парома возчиков на телегах, видимо возвращающихся с воскресной ярмарки... Так вот, арестанты нещадно колотя вопящих возчиков прикладами, заставляли их разворачивать телеги и ехать в крепость.
- Что же это?... Они же, никак, охрану разоружили... Чего ж они не бегут, а подводы в крепость гонят?- недоуменно, сам себе задавал вопрос Роман.
- В крепости же цейхгауз, там оружие и патроны, они его вывезти хотят!- догадался Володя.- Бежим к твоему отцу, расскажем, что в крепости бунт... быстрее!
Отец Романа, хорунжий на льготе, являлся одним из командиров самоохраной сотни Усть-Каменогорской станицы. Когда прибежали ребята, его уже оповестили, и он поспешил собирать свой самоохранный взвод. Жене он наказал ребят из дома не выпускать. Но мать Романа, узнав о восстании в тюрьме, так перепугалась, что бухнулась на колени перед иконами и принялась истово молиться.
- Оружие в доме есть?- спросил друга Володя.
- Туда побежим?- не то спросил, не то констатировал само-собой разумеющееся Роман.
- Конечно, но без оружия, как в прошлом году с цигелями, там делать нечего,- в глазах Володи светился азарт.- Ну, так как с оружием?
- Есть... три винтовки и патроны там же в чулане под замком. Отец их на всякий случай принес.
- Ключи где?
- У отца, он их никому не отдает.
- Лом давай, сшибем замок,- ни чуть не колебался Володя.
- Ох, отец мне таких плетей выпишет,- вроде бы заныл Роман, но с готовностью подчинился командам друга.
- Ребята сбили замок, схватили винтовки, напихали в мешок патронов и выбежали на улицу. Бившая в это время поклоны в горнице мать Романа лишь успела вскрикнуть им вслед:
- Ребятки, милые... куда же вы?!... Рома, сынок, вернись... отец не велел!!...
По улице, по направлению к крепости уже бежало немало народу. По маленькому городку мгновенно разнеслось - арестанты захватили тюрьму. Бежали в основном зеваки, поглазеть "на пожар", но были и с оружием. "Зрители" инстинктивно сторонились тех, вооруженных, и они как-то самопроизвольно образовали отдельную группу. Рослый вахмистр, явно уже вышедший даже из третьеочередного возраста, в шароварах с лампасами, гимнастерке с погонами, но без ремня и фуражки, с винтовкой в руке, крутил головой направо-налево, увидел бегущих ребят, держащих с двух сторон туго набитый мешок, закричал им:
- Эй, вы, юнкерья, что там у вас в мешке... патроны?!... Много!?... Да не бегите вы, как пришпоренные... стой, охолонитесь, дайте патрон, а то у меня всего одна обойма.
Ребята остановились, сыпанули горсти патронов в подставленный карман вахмистра, тут подбежали другие, одетые кто во что, разновозрастные люди, в основном мещане.
- Стой братцы, не гоже нам, вот так, всяк по своему в бой идти. Кажись, я тут самый старший по званию... Слушай мою команду: взвод становись! Юнкерья, вы будете заведовать боепитанием, раз у вас с патронами богато. Разберись по два, шагом марш!... Бегоом маршь!
Ребята гордые от того, что их кадетские фуражки вахмистр принял за юнкерские, с готовностью встали в строй, и разношерстная колонна, состоящая из мещан, казаков, таких же как они, прибывших на каникулы учащихся реальных и коммерческих училищ, уже строем, организованно бежали к крепости. Вахмистр, явно довольный тем, что оказался во главе этого спонтанного воинского подразделения, без умолку балагурил, разговаривая с кем-то из своих знакомых в строю:
- Веришь Тимоха, вчера домой в лос пьяный пришел, баба обиделась, до себя не допустила, ну я то когда такой не буяню, я тихо в сенях лег, думаю, просплюсь с утра приласкаю, чтобы не лаялась. Я всегда так делаю. Просыпаюсь утром, чтобы, значит, в избу к бабе идти, а тут орут, варнаки в тюрьме бузуют, я во, гимнастерку с шароварами одел, а боле не нашел ничего, ни фуражки ни ремня, куда положил, хоть убей не помню...
Когда, так называемый, взвод по высокому берегу Ульбы добежал до крепости, оттуда уже выезжали первые подводы, в которые были в беспорядке навалены винтовки с торчащими во все стороны стволами и прикладами. Телегами управляли возницы-крестьяне, приехавшие из окрестных деревень на базар, а рядом с ними вооруженные арестанты.
- Ах, ты, что деется... цейхгауз грабанули варначье! Слушай мою команду! Сигайте с берега вниз, наверх не вылезать! Обогнать и занять позицию у тех вона кустов, не пропустить подводы к парому!- скомандовал вахмистр.
По сухому руслу обмелевшей Ульбы два десятка стихийных добровольцев бегом продвинулись на сто - сто двадцать саженей, незамеченные обогнали тяжело груженые подводы, и заняли позицию на берегу, используя крутой обрыв к руслу в качестве прикрытия.
- Стой, поворачивай назад, или открываем огонь!- закричал вахмистр, едва первая подвода оказалась напротив залегшего взвода. Арестанты тут же ответили беспорядочной стрельбой.
- Огонь! Подраньте переднюю лошадь!- командовал вахмистр.
Взвод дал нестройный залп.
В ответ с подвод раздались истошные бабьи вопли. На некоторых подводах вместе с возчиками ехали и их жены с детьми.
- В баб не целить... варнаков бей, в лоб их, в нутро, попусту не стрелять, патроны беречь!- чувствовалось, что вахмистр опытный фронтовик и в перестрелке толк знал.
Возчики, их дети и жены, осознав, что если и дальше они будут держаться за свои подводы и лошадей, это запросто может им стоить жизни, пососкакивали и побежали прочь, подальше от свистящих пуль. Арестанты, спрятавшись за телегами, начали отстреливаться, но в телеги были запряжены не приученные к стрельбе строевые казачьи кони, а обыкновенные крестьянские лошади, и они, обезумев от страха, стали растягивать телеги кто куда, одни проскочили вперед, другие повернули в сторону, третьи, оборвав постромки, умчались без них. Арестанты растерялись, кто-то отстреливался, кто-то побежал в поле, кто-то повернул назад в крепость. Именно бегущих добровольцы в первую очередь и подстреливали.
До крепости все же добежали некоторые из арестантов, сопровождавших подводы с оружием, крича, что беляки перерезали дорогу к парому... Первый сбой во вроде бы детально продуманном плане восстания не сулил ничего хорошего. Беспалов с Рябовым и Никулиным рассчитывали, что у них будет не менее двух часов, чтобы разоружить охрану, захватить цейхгауз, пригнать в крепость мужиков с подводами, перевезти на подводах оружие из цейхгауза, погрузить его на паром, переправиться, вывести из строя паром... и все, там, на левом берегу их уже не догнать. Руководители восстания очень рассчитывали, что мирный обывательский ритм жизни в городе, настолько негативно сказался на боеготовности белых, что они ни собраться быстро не смогут, ни тем более согласованно действовать. Но то, что белые окажутся так быстро между крепостью и паромом, то есть сразу фактически у них в тылу, этого восставшие никак не могли ожидать...
А так все хорошо начиналось. В одной из камер спровоцировали драку, охранники открыли дверь и зашли туда. Их оглушили, связали, забрали оружие и ключи, открыли все камеры. Часть конвоиров была в сомоволке, остальные не оказали сопротивления, только часовые стоявшие у цейхгауза открыли огонь, их пришлось пристрелить. Оружие и боеприпасы, более сотни винтовок и двадцать тысяч патронов, оказались в руках у восставших. Начальника тюрьмы полковника Познанского, ночевавшего в крепости, взяли живым и заперли в отдельной камере, охрану в другой. Затем выслали вооруженную группу в двадцать человек под командой Никулина и захватили паром, потом под угрозой расстрела погнали в крепость скопившихся на берегу в ожидании переправы возчиков с телегами... И вот, на тебе...
Известие о том, что их отрезали от переправы, произвело на восставших ошеломляющее впечатление. Арестанты самостоятельно, не слушая новоявленных командиров, стали бросать позиции на крепостном валу и бежать в сторону парома. Бежали большой неуправляемой толпой, некоторые даже без оружия. Восставшим достались хранящиеся в цейхгаузе берданки, то есть однозарядные винтовки с дальностью стрельбы не более ста саженей. У большинства залегших на берегу добровольцев имелись привезенные с фронта трехлинейки, которые заряжались обоймами из пяти патронов с убойной дальностью почти на версту. Трехлинейки были и у Володи с Романом. По безалаберно бегущей по дороге толпе стрелять можно было почти не целясь, да и далеко не все из арестантов служили в армии, прошли фронт, и имели понятие, что такое рассыпной строй. Там было много агитаторов, и простых крестьян, попавших в тюрьму за уклонение от мобилизации и сочувствие советской власти... Почти каждый выстрел находил цель. Потеряв до сорока человек, толпа отхлынула назад. Беспалов пытался командовать, но его не слушали. Рябов не знал что делать, одно дело агитировать против царя и буржуев, другое командовать в бою... а он тоже никогда не служил в армии... Тимофеев? Тимофеев сразу, как только узнал, что их отрезали от парома, понял - это каюк. Сообразил он и что руководить этой толпой невозможно, а раз так, то надо выбираться из крепости как можно скорее и в одиночку. Он взял не винтовку, а наган из кобуры командовавшего охраной цейхгауза подхорунжего. Сунув его себе за пазуху, он незаметно выскользнул из крепости, но побежал не вместе со всеми к парому, а к берегу Ульбы, и спрятался в кустах густо растущих на склоне ее высокого берега.
