Алла Панова - Миг власти московского князя
— Наперед, князь, со старостой поговорим, он мужик разумный, а там уж видно будет, что делать, — уверенно проговорил тот.
Посадник не договорил еще последнего слова, как из двора, расположенного ближе к центру села, из‑за крепких тесовых ворот вышли навстречу медленно двигающемуся отряду несколько человек. Один, высокий и сухощавый, широко шагая по выбитой полозьями саней колее, шел впереди, за ним двигались молодые мужики, вооруженные увесистыми дубинами.
Князь с любопытством поглядывал на них, а дружинники на всякий случай взялись за рукояти мечей, но сделали это как‑то вяло, будто понимали, что серьезной угрозы от этих мужиков исходить не может.
— Никак, это ты, Василий Алексич! — закричал радостно высокий старик, рассмотрев среди приближающихся людей знакомого.
— Я, это я, не обознался ты, Захар. А со мной гость дорогой! — заговорил громко посадник, чтобы слышали его не только приблизившиеся мужики, но и те любопытные сельские обитатели, которые, лишь сейчас забросив дела, спешили за ворота узнать, что за шум поднялся на улице. С удовлетворением наблюдая, как быстро наполняется людьми улица, Василий Алексич напряг голос и хрипло прокричал: — Встречайте гостя дорогого: князя московского Михаила, Ярослава Всеволодича сына! Он по велению Бога отныне защитник наш и опора!
Какой‑то миг, после того, как слова донеслись до края села и смысл их стал понятен каждому, люди застыли, будто в оцепенении. Князь смотрел свысока на них, и ему казалось, что даже воздух замер, и не стало слышно ни дыхания находившихся рядом людей, ни всхрапов лошадей, шумно втягивавших запахи, исходящие от человеческого жилья. Однако через мгновение старик, обратив глаза к небу, быстро перекрестился и, упав на колени, стал отвешивать поклоны, опуская всклокоченную бороду в серый снег. Его примеру тут же последовали остальные.
Некоторое время Михаил Ярославич вслушивался в сбивчивые слова старика, который, как оказалось, благодарил Бога за то, что его молитвы были им услышаны, и желал здоровья и многих лет князю. Узкая спина, не зная устали, то сгибалась, то разгибалась, и перед князем то возникало сухое лицо с вознесенными к небу глазами, то в мановение ока, упав к земле, исчезало.
Переглянувшись с посадником, который, кажется, тоже был ошарашен таким приемом, князь произнес как можно мягче:
— Будет тебе поклоны класть. Может, пожалеешь еще, что у Бога князя вымолил. — Захар, удивленный такими словами, разогнулся и, все еще стоя на коленях, уставился на гостя, а тот, добившись желаемого результата, продолжил с грустной улыбкой: — Да и не Господь меня княжеством одарил, а по воле отца, смерть в Орде принявшего, я в Москве хозяином стал. А теперь поднимайся с колен, Захар. Дело у нас к тебе. Поговорить надобно.
Увидев, что их старейшина встал с колен, его примеру последовали и остальные. Прижав шапки к груди, они крестились, провожая следовавшего мимо них князя взглядами, в которых было и смятение, и радость, а до его слуха доносились обрывки фраз:
— Спаси нас, Господь!
— Защитник есть теперь…
— Помоги тебе Бог в деле праведном!
— Благослови его Бог…
8. «Битвы без крови не бывает»
Многочисленные чада и домочадцы Захара только отобедали, и младшая невестка едва успела убрать со стола опустевшие корчаги и плошки, как кто‑то из детей крикнул, что к околице приближаются всадники. Это известие не обрадовало мудрого старика, который по своему опыту знал, что от непрошеных гостей ничего хорошего ждать не приходится. Он, закряхтев, слез с теплой лежанки и, кликнув сынов, поспешил на улицу. Увидев Василия Алексича, Захар сразу успокоился, а узнав, что с ним прибыл князь, будто потерял голову от радости. Для радости у него были свои причины.
Стараясь кланяться не слишком часто, чтобы не вызвать недовольство у молодого правителя, Захар пригласил дорогого гостя в свой дом — отдохнуть с дороги.
Делать остановку в селе Михаил Ярославич сначала не собирался, но потом, немного подумав, решил, что небольшой отдых его людям не помешает. Конечно, искать ватагу можно было бы и на пустой желудок — ведь к этому не привыкать, — но если представилась такая возможность, почему бы не обогреться и не отведать горячей пищи.
Под любопытными взглядами соседей Захар, ощущая гулкие удары сердца, готового вырваться из груди, повел гостей к своему дому. Он у него хоть и был крепким и большим, но уже с трудом вмещал разросшееся семейство, однако для князя гостеприимный хозяин велел освободить самую большую горницу.
Когда Михаил Ярославич в сопровождении хозяина вошел в дом, длинный, гладко струганный стол уже был застелен чистой скатертью, край которой украшали вышитые красной ниткой узоры, а в центре стола, в широкой плошке, горкой высился нарезанный крупными ломтями ноздрястый хлеб. Вдохнув кисловатый запах, идущий от печи, князь и его спутники только тут поняли, как сильно они проголодались.
Захар, кажется, ничего и не говорил — только зыркал по сторонам выцветшими голубыми глазами, а вокруг гостей будто водоворот образовался. Одна из невесток принесла большой кувшин с водой, чтобы гости могли вымыть руки, кто‑то из внуков уже держал наготове узкие утирки, расшитые теми же красными узорами. Две внучки–погодки помогали матери накрывать на стол, принесли деревянные миски с солеными грибочками, моченую бруснику, квашеную капусту, в которой капельками крови блестели крупные клюквины, будто сами собой появились крынки с квасом, просяным пивом и сытой.
Гости, переговариваясь и потирая ладони, расселись по местам, Захар глянул в сторону, и жена старшего сына тут же поставила на стол красивый глиняный горшок, над которым поднимался душистый парок.
Князь и его спутники принялись за еду, а Марфа, которая после смерти свекрови выполняла обязанности хозяйки, посматривая, как на глазах пустеют миски едоков, думала о том, что щи, предназначавшиеся для завтрашней трапезы, пришлись как нельзя кстати. Она только перелила их из огромной закопченной корчаги, где щи варились, в недавно купленный мужем в Москве горшок, по блестящим бокам которого вились тонкие белые ленты. Неплохо было и то, что она не всю зайчатину выложила мужу и его братьям: свои‑то домочадцы привычны к пустым похлебкам, а вот гостей, тем более таких, не пристало постными щами потчевать. Надо было подумать и о том, какие кушанья завтра на стол ставить, если князь и его люди ночевать останутся. Она немного приуныла, подумав, что придется потратить и без того скудные припасы, и никак не могла решить, то ли кур надо будет резать, то ли с ледника дичь достать или рыбу, что деверь наловил вчера. Отвлеклась Марфа от своих мыслей, лишь только почувствовав на себе строгий взгляд свекра, и тут же поспешила к столу, чтобы убрать освободившуюся посуду.
В то самое время, когда несколько дружинников, наскоро перекусив, по приказу сотника ушли за село, а остальные наслаждались неожиданным отдыхом, Михаил Ярославич завел разговор с Захаром.
Тот еле дождался этого момента, он все время, что гости трапезничали, украдкой переводил взгляд с князя на посадника, думая, не даст ли какой‑нибудь знак его старый знакомый, с которым ему сейчас так и не удалось перекинуться словом. Но Василий Алексич будто в рот воды набрал и лишь изредка смиренной улыбкой сопровождал короткие высказывания князя или сотника.
— Знаешь ли ты, Захар, зачем мы к тебе пожаловали? — спросил князь и, не дав ответить, продолжил: — Если скажешь, что тебе о том не ведомо, не поверю! А потому говори без утайки, как на духу, давно ли были в деревне бродни и не припрятали ли они здесь награбленное добро?
— Эх, Михаил Ярославич, не обижай недоверием! — заговорил старик с обидой в голосе. — Мы‑то подмоги уж как ждали, все никак дождаться не могли, а, вишь, дождались, так ты нас чуть не в татьбе винишь!
— Зачем же тебе подмога? — спросил с интересом князь и, поскольку понял, что и в самом деле поспешил и ни за что обидел человека, решил загладить обиду, проговорил мягко, улыбнувшись одними уголками губ: — Мы видали, какая у тебя защита, сыны твои чуть моих дружинников не распугали.
— Так то оно так, — со вздохом подтвердил обиженный собеседник, — и вправду, сыны мои — надежда и подмога моя. Но вот только ни им, ни всем мужикам нашим с напастью, что зимой нынешней на село свалилась, не справиться. Поэтому, как дошел до нас слух, что Москва теперь с князем, так и стали мы как манны небесной ждать подмоги.
— Что ж это за напасть? — неожиданно спросил посадник, опередив князя, который хотел спросить о том же.
— Кузьма Косой, — вздохнул тяжело Захар и сгреб свою всклокоченную бороду в кулак.
— Это кто ж такой? — удивленно произнес Василий Алексич и замолчал, поняв, что опять невольно допустил оплошность и не дал молвить слово князю.
