Николай Дмитриев - Казна императора
— Может стать, ваше степенство?
— Не надо, — отозвался полковник и вдруг, поняв, что внимание возницы совсем не случайно, неожиданно для себя спросил: — Слышь, у вас тут как теперь, люди через кордон ходят?
— А чего не ходить, знамо ходят…
Мужик закинул руку за спину, ловко почесал себя кнутовищем между лопаток и, не дожидаясь следующего вопроса, начал пояснять:
— Вот вы, ваше степенство, интересуетесь, ходят аль нет. Конечно, как не ходить. Вон казаки, особливо те, кто с теперешней властью не согласен, и вовсе в Трехречье переселяются. Манзы, те само собой, туды-сюды шныряют, тут для них и панты, и жень-шень, и пушнина, а как повезет, то и золотишко. Чего говорить, — мужик сокрушенно вздохнул, — край у нас богатющий, а у тех китаезов один гаолян, да чумиза…
Кобылянский удивленно посмотрел на спину рассудительного мужика и осторожно пустил пробный шар:
— А как власти, не препятствуют?
— Той власти, ваше степенство, — мужик насмешливо хмыкнул, — не до препятствиев, кабы самим удержаться. А вы про кордон…
— Конечно, ежели кони в теле, то и кордон не преграда… — вроде как сказав лишнее, оборвал себя на полуслове Кобылянский.
Ожидая, что он сейчас услышит, полковник замер, но его возница с готовностью подхватил:
— А можно и без коней, таежными тропками, на Шилку через Газимур. Да вы, ваше степенство, со мной в прятки-то не играйте… — Мужик резко повернулся и с прищуром посмотрел на Кобылянского. — Вы как, туды уйдете, али с нами останетесь?
— Еще не знаю, — вполне искренне ответил полковник и, сам того не заметив, улыбнулся сметливому мужику…
* * *«Русская рулетка» в польском клубе сделала Тешевича по-настоящему популярным. Окрестное общество еще долго обсасывало все перепитии скандала, и кое-кто, не утерпев, прибывал с визитом прямо в усадьбу, чтобы засвидетельствовать почтение и заодно узнать все из первых рук.
Однако поручик предпочитал вести себя уклончиво, словно не понимая осторожных намеков, зато Пенжонек, наоборот, охотно снабжал визитеров всеми подробностями, заодно прозрачно намекая, что, судя по родословной, пан Тешевич состоит в дальнем родстве чуть ли не с самим Сапегой. Так что вследствие такой хитрой политики многоопытного Пенжонека панство окончательно признало Тешевича своим, а тот самый юнец, пан Залуцкий, чтобы избежать насмешек, предпочел перебраться в Краков.
К своей неожиданной популярности Тешевич остался, в общем-то, равнодушным и менять устоявшийся жизненный ритм вовсе не собирался. Больше того, всегдашняя апатия навалилась на него с новой силой, и он не только ни к кому не поехал с ответным визитом, но даже не пожелал ответить на записку пани Стефании, где она очень осторожно попеняла ему за невнимательность.
Правда, весточка от красивой дамы не оставила поручика равнодушным, и он даже целый день думал о странностях женской логики, но так ничего и не предпринял. Он просто опять погрузился в обычное состояние, оставив за пределами сознания всю эту суету, как нечто существующее само по себе и не имеющее к нему ровно никакого отношения.
Вновь потекли размеренные дни, но разрядка, полученная в клубе, возымела действие, и бездушное отупение отступило, уступив место интересу к книгам. Теперь Тешевич часами валялся на оттоманке в своем кабинете, но вместо того, чтобы как прежде бесцельно смотреть в окно, взахлеб читал читанные-перечитанные еще в детстве книжки, нередко находя на отдельных страницах пометы, когда-то сделанные им самим.
Чтение разбудило мысль, и порой Тешевичу начинало казаться, что война и революция — это большая темная яма, куда он провалился, и только теперь понемногу начинает выбираться обратно. Порой Тешевич прерывал чтение и думал о том, как могла бы сложиться жизнь, не будь того вселенского хаоса, но довольно быстро всплывавшие в памяти воспоминания заставляли опять искать забвения в выдуманном книжном мире. Складывалось впечатление, что уже никакая сила не вытащит хозяина из кабинета, но неожиданное приглашение пана Ронцкого, очень настойчиво звавшего принять участие в совместной охоте, вынудило поручика задуматься.
Сначала Тешевич хотел послать вежливый отказ, но, по зрелом размышлении, согласился. Видимо, тяга к общению начала возвращаться, да и аромат женских духов, шедший от письма Ронцкого, напомнил Тешевичу такую непосредственную панну Анелю. В общем, как бы там ни было, а в назначенный час поручик приторочил к седлу свою австрийскую двухстволку и налегке отправился в гости.
Усадьба пана Ронцкого расположилась на опушке леса недалеко от шоссе. Тут же протекала небольшая речушка, выше по течению пойменный луг переходил в болотистое редколесье. Во всяком случае, насколько Тешевич мог судить, такая местность сулила весьма богатую охоту.
Близость к шоссе позволила кое-кому из гостей прибыть на автомобиле, и когда Тешевич въехал во двор, его взору предстала яркая картина смешения прошлого с настоящим. У длинной коновязи стояли верховые лошади, здесь же теснились коляски, а рядом с ними, наполняя двор сизым дымом газойля, фырчали моторами несколько спортивных авто, никак не вязавшиеся с патриархальным бытом усадьбы. Когда егеря и доезжачие вывели возбужденно гавкающую свору, это ощущение усилилось еще больше.
Увидев сразу два десятка породистых псов, Тешевич подумал, что все здесь делается по-старому, на широкую ногу и на него пахнуло чем-то домашним, бесконечно далеким и от этого еще более родным и привлекательным. И даже автомобили, казавшиеся до сих пор неуместными, в окутавшей все дымке прошлого, вдруг словно сменили свою сущность, становясь как бы последним мазком завершенной картины.
Охотники встретили появление поручика сдержанно. Кое-кто вообще позволил себе покоситься на дамское ружьишко, зато пан Ронцкий, перехватив один из таких взглядов, тут же высказался с благодушной прямотой:
— Я вижу, пан Тешевич, молодость берет свое, а?
— Что вы имеете в виду?… — у Ронцкого был такой лукавый вид, что не улыбнуться в ответ было просто невежливо.
— Но, но, но… Я все понимаю… Пан поручник заботится о какой-то пани, не так ли?
Неожиданный вывод от взгляда на легкую двухстволку застал Тешевича врасплох.
— Ну, как сказать… — поручик несколько смешался, но заметив общее внимание, тряхнул головой. — Но, если надо, я готов!
— Вот и прекрасно! — Ронцкий обратился к присутствующим: — Панове, с вашего позволения я предлагаю сегодня пану Тешевичу сопровождать наших дам.
Против женского общества возражать, конечно, не приходилось, но когда поручик, отказавшийся тянуть жребий на номера, увидел Анелю Ронцкую в костюме амазонки, он вздохнул и подчинился обстоятельствам, так как только теперь понял истинный смысл тирады Ронцкого.
Позже, проезжая неторопливой трусцой вслед за Анелей бесконечные повороты лесной тропинки, Тешевич обдумывал, как ему вести себя дальше. Тропинка петляла в зарослях лещины, и каждый раз, когда конь Анели показывал бок, поручик видел слишком полное девичье бедро, туго обтянутое новенькими, скорей всего сшитыми специально для этой охоты, бриджами…
Пока кони гуськом шли по тропинке, разговор не завязывался, если не считать коротких реплик да поощрительных улыбок, которые панна Анеля время от времени дарила следовавшему за ней Тешевичу. Наконец тропинка вывела их на небольшую полянку, и здесь, придержав лошадь, Анеля обернулась к поручику:
— А почему пан не пожелал принять участия в охоте?
— Почему? — переспросил Тешевич и нарочно, подстраиваясь под шутливый тон спутницы, ответил: — Ну, мне кажется, здесь можно охотиться и за другой дичью…
— Например, за мной? — Анеля лукаво прищурилась, и как в прошлый раз Тешевич удивился ее внезапно возникшему сходству с паном Ронцким.
— Я, конечно, готов, — поручик охотно подыграл девушке. — Вот только надо решить, с каким оружием…
— Не надо, пан Тешевич, я думаю вы знаете, что вооружены великолепно…
Какая-то двусмысленность проскочила в ее интонации, и уже заинтересовавшись, поручик спросил:
— А чего не надо?
— Ничего не надо, — Анеля капризно поджала губы и показала рукой на край поляны. — И этого не надо. Я вовсе не желаю оставаться в этой глуши!
— Помилуйте, какая глушь! — Тешевич не понял, что собственно имела в виду панна Анеля, и махнул рукой в сторону стоявшего у тропинки таксационного столбика с номером. — Вот, смотрите, вполне приличный лесок…
— Вы шутите? — Анеля чуть подобрала повод, и лошадь под ней начала перебирать копытами. — Скажите, пан Тешевич, у вас дома есть свечи?
— Конечно. В моем кабинете вообще только канделябры. По-моему, это так романтично…
— Какая романтика! Тут же кругом восемнадцатый век! У нас в гостиной висит керосино-калильная лампа, так и ей уже лет двадцать!
