Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод. Книга 1
Правда, потом новый страх пришел — а ну, как зазря он все затеял, и на допросе выяснится, что вины на пленном — какая-нибудь сущая чепуха? Вдруг это не шанс был, а так, обманка блеснула? Что тогда?
В малом городке гребенских казаков Курдюкове они «кололи» шпиона втроем — он, поручик Кудрявцев и бригадир Шамордин. Даже конвоиров из избы выгнали — мало ли какое дело государево при расспросах выплывет? Лишние уши ни к чему. Допрашивали в тот суровый век немного по-другому, чем сейчас, и пыточный инструмент никогда без дела не ржавел. Поэтому вскоре «калмык» сломался и выложил все как на духу.
Но прежде — одно замечание. Вам нужно понимать одну вещь: когда я говорю, что калмыки были российскими подданными, ради бога, не воспринимайте это слово в его сегодняшнем значении, не отождествляйте тогдашних калмыков с сегодняшними. Тогдашние связи новорожденной Российской империи с людьми хана Аюки больше всего напоминали средневековые отношения сюзерена с вассалом. Калмыки были практически полностью самостоятельным если не государством, то народом — обладали всеми правами суверенитета вплоть до проведения собственной внешней политики, приема послов соседних государств и объявления войны. Все их «подданство» ограничивалось обязательством выставлять определенное количество воинов, если сюзерен начинает войну (как сейчас, в Персидском походе) и правом просить подобной же помощи у русских при собственных неурядицах.
Вот эта «внешнеполитическая самостоятельность» и сыграла негативную роль в данном случае. Затеянный Петром поход на Кавказ был нужен Аюке, как рыбе зонтик. Он только-только замирился с тамошними владыками, а тут опять иди, пускай магометанам кровь. Кровь пустить дело, конечно, недолгое, вот только не забудут они этого никогда — злопамятный там народ. И тогда Аюка решил заняться тем, что сегодня именуется «саботажем».
Как рассказал пойманный Бакуниным шпион — родился он природным ногайцем, ногайцем и остался, просто по-калмыцки говорит хорошо, затем и был отправлен на это задание. Зовут его Хаз Мамбет, и именно через него Бату по приказу хана Аюки должен был после Терека передать планы русских уже известному нам ногайскому вождю Бахты-Гирею, более известному по прозвищу Безумный Султан. Естественно, чтобы ногайцы успели подготовиться к приходу императорской армии.
Дело выплывало серьезное, поэтому шпиона Хаз Мамбета переправили в Терскую крепость, откуда он и ушел потом в каторжные работы.
А на ловкого переводчика все стали смотреть совсем по-другому. К тому же, в том походе он успел отличиться еще несколько раз.
Калмыки про прозорливого «орсина» тоже много судачили, у степных народов любая мелкая новость разлетается стаей воробьев, не то что подобная сенсация. Бакунин, проживая по-прежнему среди калмыков, не раз ловил на себе изучающе-уважительные взгляды, поэтому даже не особо удивился, когда уже после переправы через Терек получил записку. Той же ночью он встретился тайно с каким-то калмыком, так и не показавшим своего лица. Лица-то он не показал, а вот вещи рассказал очень интересные. Накануне калмыки получили приказ идти воевать кумыков, и, по словам незнакомца, один из зайсанов Бату, Яман, тут же отправил своего человека к кумыцкому владельцу Солтан Мамуту. Человечек тот должен объявить кумыкам, чтобы те бежали, куда только можно. А калмыки, чтобы дать своим противникам время спрятаться, на последнем переход в сорок верст до села Эндери будут нарочно двигаться медленно. У него же, объяснил незнакомец, к кумыкам личные счеты, и он не собирается упускать возможность пустить горцам кровь, для чего и высвистал переводчика на эту ночную встречу.
Бакунин ласточкой полетел к Кудрявцеву, и новые друзья весь последний переход подгоняли калмыков как могли. Те, конечно, слушались плохо, поэтому в дело пошел план номер два. Вечером поручик, несмотря на наступавшую темноту, объявил, что ночевки не будет, они пойдут вперед и ударят по кумыкам с ходу. Сражение состоялось на утренней заре и простые калмыки потом даже радовались, что их планы были раскрыты — настолько богатую добычу они взяли у не успевших отогнать скот кумыков.
После того сражения Бакунину удалось осуществить и еще один давно задуманный план. Он давно подозревал, что Аюка царский приказ о посылке семи тысяч бойцов проигнорировал, и отправил куда меньшее количество войск — но как это проверить? Как посчитать рассеянную по степи орду?
А вот так. После сражения при Эндери поручик, наученный Бакуниным, объявил, что за победу хочет авансом выдать калмыкам часть обещанного жалования. Вот только выдачу организовали особым образом — драгунская рота была выставлена цепью, в середине же было оставлено узкое пустое место, своеобразные ворота. Через них-то и должны были по одному проезжать калмыки, чтобы получить заветный рублевик. А чтобы ушлые хитрованы, которых в любой армии мира как тараканов, не могли объехать цепь степью и явиться за рублем вторично, к флангам драгунской цепи были отправлены казачьи команды. Сам же переводчик стоял неподалеку от ворот и внимательнейшим образом считал.
Калмыков вместо семи тысяч оказалось 3727 человек, о чем тем же вечером поручик и отписал тайному кабинет-секретарю Макарову для передачи этих сведений Его Императорскому Величеству. Тут уже начиналась высокая политика, которая не нашего ума дела, пусть царь Петр сам с Аюкой разбирается.
В общем, поход переводчик Бакунин заканчивал совершенно с другой репутацией. О неожиданных талантах, проявленных лингвистической бумажной крысой, конечно же, многократно было доложено куда следует. Слово замолвил и бригадир Шамордин, и, разумеется, самые наилучшие аттестации переводчику выдал гвардии поручик Кудрявцев. А поручик, хоть и невысокого звания был, но хорошего рода, других в гвардии не держат. Кудрявцевы были столбовыми дворянами, имели очень хорошие связи при дворе, а сам Нефед Никитич к тому же являлся одним из богатейших землевладельцев Казанско-Симбирского края.
Кстати, с гвардии поручиком Нефедом Кудрявцевым мы больше не увидимся на страницах этой книги, поэтому скажу несколько слов о его дальнейшей судьбе. Все его честолюбивые планы вполне себе осуществились — он дослужился до генерал-майора, был вице-губернатором Казани, стал тестем знаменитого Татищева, и прожил почти сто лет. Уже во времена Екатерины Второй, практически в другую эпоху, 98-летний Нефед Кудрявцев во время пугачевского восстания отказался при приближении войска самозванца бежать из Казани вместе с другими дворянами. Вместо этого он потребовал перенести его в церковь, заявив, что хочет попробовать вразумить бунтовщиков.
Старик Кудрявцев был сожжен в церкви пугачевцами.
Что же до нашего героя, то после Персидского похода карьера переводчика Василия Бакунина закончилась.
Началась карьера полевого агента Василия Бакунина.
ГЛАВА 17. Невидная служба
Сегодня у многих людей несколько искаженное представление о дворянской жизни: «балы, красавицы, лакеи, юнкера…». Ну, в самом крайнем случае — безделье в собственном поместье с французским романом в руках и варка вишневого варенья в медном тазу.
Меж тем, по крайней мере, в восемнадцатом столетии, главным занятием дворянина, основой его жизни была служба — чаще всего военная, реже гражданская. Дворянин служить был обязан, обойтись без этого было нельзя — это была плата за дворянские привилегии. Грубо говоря, повестку в армию дворяне получали при рождении и «откосить» удавалось очень немногим. Служба перестала быть обязательной только при Екатерине II, которая знаменитой «Жалованной грамотой дворянству» 1785 года, наконец-то, освободила это сословие.
Но тогда до этого было еще далеко, поэтому Василий Михайлович служил, служил безропотно и с усердием.
Служба ему досталась не из легких. В то время, как его коллеги по гражданской службе сидели в теплых присутствиях, он мотался по калмыцким улусам и пропадал там месяцами. Вместо конторских столов, скрипа перьев, редких начальственных окриков да теплой печки в углу — лошадь под седлом, ночевки в степи, кислый запах кожи да долгие разговоры с самыми разными людьми. Клокочущая речь, гавкающий хохот, сальные волосы, скрип зубов да каждодневное, истрепывающее нервы в лохмотья ожидание — когда же меня зарежут?
Формально ничего не изменилось — как был дворянин Василий Бакунин переводчиком, так и остался. Вот только помимо официальной и всем известной жизни появилась у него после Персидского похода жизнь тайная, скрытая от всех. Основная его задача была теперь не переводить калмыцкие письма и не перетолмачивать беседы с приезжающими в Астрахань степняками. Василий Михайлович занимался сбором сведений о происходящем в калмыцких улусах, и для этого создал целую сеть осведомителей из простолюдинов и зайсанов, которые передавали российскому агенту важные сведения, как правило — небескорыстно. Вот и катался наш герой по степи — от агента к агенту.
