Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора
Маршал де Фабер, губернатор Седана, предупрежденный господином кардиналом о моих делах, помог мне миновать Шарлемон, и в Намюре я был вынужден переодеться. Приехав в Льеж, я нашел там человека господина кардинала, служившего его шпионом, и он выдал мне паспорт на имя одного из буржуа города. Так, ничего не боясь, я выехал из Брюсселя и отправился в Модав к указанному времени. Я провел ночь в Лувене, а на следующий день уже был в Тирлемоне, а потом въехал в окрестности Льежа. Шесть дней я прождал в городе новостей от господина де Марсена — каждый день в город приезжали крестьяне из Модава, и от них я узнавал, не приехал ли хозяин замка. Наконец я узнал, что в замке появились его слуги, я двинулся в путь и в тот же день увиделся с ним. Я был переодет в каменщика, и это не выглядело подозрительно, так как у него вечно велись какие-то работы, и хозяин вполне мог встречаться со строителями, обсуждая планы построек. Он узнал меня и спросил, принес ли я обещанную смету. Я сказал, что принес, и достал бумагу из кармана и попытался передать ее ему. Но он сказал, чтобы я оставил ее у себя, и предложил мне обсудить все в его кабинете.
Чтобы не вызывать подозрений, он сказал всем, что я приехал из Кёльна, где я якобы жил. Потом господин де Марсен сделал несколько кругов перед тем, как направиться в свой кабинет, мы там с ним закрылись, и я потребовал ответа на свои вопросы. Он мне ответил, что все хорошо, но одновременно он объяснил мне свои намерения. Он хотел, чтобы его сделали маршалом Франции, губернатором Прованса, кавалером высшего ордена, генералом армии либо в Италии, либо в Каталонии и плюс к этому чтобы ему дали двести тысяч экю наличными деньгами.
Его желания были чрезмерными, я даже был удивлен, однако мои полномочия, как я уже говорил, шли гораздо дальше того, что я ему уже предложил во время нашего первого разговора, и я сказал ему, что написал господину кардиналу после того, как имел честь поговорить с ним, и получил ответ, что вместе губернаторства в Провансе ему дадут маршальский жезл, что ему должно больше понравиться, что меня просили узнать, не согласится ли он на сто тысяч экю наличными, в дополнение к чему ему дадут Голубую ленту. Он был возмущен таким предложением и спросил, делает ли господин кардинал разницу между маршалом Фуко и им, а ведь тому дали пятьдесят тысяч луидоров. Я сказал, что все понимаю, но он не владеет крупной крепостью, какой владел тот, когда подписывал такое соглашение, что кардинал дал такие деньги, чтобы получить эту крепость в свои руки, что надо соотноситься с обстоятельствами.
Еще я сказал ему много чего, чтобы попытаться переубедить, но он не отказался от своих претензий, и, поняв это, я попросил его изложить все письменно, чтобы я мог показать это кардиналу. Моя задача была проста, и мне надо было оправдаться перед Его Преосвященством, который был уверен, что я преуспею в переговорах, а посему, как максимум, назвал сумму в сто тысяч экю. Я боялся, что он обвинит во всем меня, и я хотел предоставить ему доказательства, что это не так. Но господин де Марсен понял мою просьбу иначе и разозлился. Он стал кричать, за кого я его принимаю, делая ему такие предложения, что это приемчики кардинала, который всегда втягивает человека в переговоры, а потом об этом становится всем известно, что это сумасшествие с его стороны — давать мне письменные требования, которые наверняка тут же станут известны в Испании, в Брюсселе и прочих союзных городах, что все это вообще задумано лишь для того, чтобы подорвать доверие к нему. Он сказал, чтобы я убирался как можно быстрее и ему нечего мне больше сказать. Я был удивлен его вспыльчивостью, но все же позволил ему закончить, а когда он умолк, я взял слово и сказал, что намерения кардинала состоят именно в том, о чем я говорил, что мне приходится иметь дело со сложным министром, который думает, что все должно быть так, как он решил, что он очень заинтересован в успехе наших переговоров, что я сделал все возможное, что я сделал предложение, которое мне поручили, что мне тоже хотелось бы, чтобы он вернулся во Францию, где его заслуги будут оценены совсем не так, как в Испании, что я готов показать ему свои инструкции, которые я сохранил, хотя они представляли опасность в случае моего задержания.
Мои слова немного смягчили его, но он не уменьшил свои требования. И тогда, не имея больше надежд, я попрощался с ним и сказал, что возвращаюсь во Францию по той же дороге, по какой прибыл. Прибыв в Шарлевилль, я должен был ждать эскорт, чтобы ехать в Ретель. Так как принц де Конде удерживал Рокруа, все коммуникации между этими городами были перекрыты. Герцог де Нуармутье, бывший губернатором Шарлевилля, которого я знал лично, спросил, откуда я еду. Но я не мог рассказать ему обо всем, а посему сказал, что еду из Спа, воды которого были мне предписаны докторами. Он принял мой ответ за чистую монету, а сам отправился в Люксембург за контрибуцией, а я вынужден был остаться и ждать его возвращения. Было еще немало других людей, которые также ждали его, чтобы проехать дальше, и он тут же выдал нам эскорт, как только вернулся. Но это не сделало нас сильнее, так как нам дали всего тридцать человек, да таких уставших, что и люди, и лошади еле тащились.
Противник разослал мобильные отряды по нашей дороге, так что лишь чудо позволило нам проскочить. Когда мы были в полулье от Пьеррпона, враги, находившиеся в лесу, заметив нас, атаковали с фронта и с фланга. Наш уставший эскорт оказал очень слабое сопротивление и хотел бежать, но их измученные лошади плохо послушались, и они все сдались. Мы попытались защищаться. Нам даже удалось убить двух офицеров противника, но их было больше, и нам пришлось искать спасения бегством.
Каждый хотел вернуться в Шарлевилль, и я поначалу тоже стал делать, как другие. Однако я заметил, что драгуны уже заняли дефиле, через которое необходимо было пройти, а посему бросился в лес и тем самым скрылся от трех всадников, гнавшихся за мной. Я проскочил лес и вылетел из него с другой стороны. Там не было никого, и это внушило мне мысль, что я спасен. В самом деле, я прехал еще два лье, не встречая никаких препятствий, но когда я уже совсем облегченно вздохнул, четыре кавалериста вдруг окружили меня. Один из них потребовал, чтобы я сказал пароль. Я не нашел ничего иного, как крикнуть «Да здравствует Франция», на что он пригрозил, что убьет меня, если я не сдамся. Тем временем остальные приблизились и были уже в десяти шагах от меня, так что бежать было бесполезно, и я предпочел положиться на волю судьбы, которой было угодно, чтобы я стал пленником. Меня отвезли в соседний лес, где находилась основная засада. Их командир спросил, кто я такой и откуда я еду. Я ответил, что я француз и еду из Шарлевилля. Оказалось, что это дворянин, мой земляк, живший в двух лье от моего родного дома, он узнал меня и обошелся со мной очень благородно.
До вечера мы провели время вместе, а потом он снял свою засаду, чему я был очень удивлен, так как логичнее это было бы сделать рано утром. Но он сказал, что дальше ждать бесполезно, так как они находились здесь лишь для того, чтобы перехватить людей, которые бежали от тех, кто атаковал нас первыми, из чего я заключил, что немногим удалось спастись, так как я тут был один. Действительно, остальные уже были в Рокруа, и это было утешением в моем несчастье. Должен сказать, что со мной обходились лучше, чем с ними, так как у них всех отобрали кошельки, а мой еще оставался при мне и был заполнен доверху.
Я сказал господину де Монталю, губернатору Рокруа, что я лейтенант пехотного полка де Грансе, полка, в котором я знал всех офицеров до последнего, так что я смог легко ответить на все его вопросы. После этого я решил ждать возможного обмена, который, как говорили, мог состояться очень скоро. У меня был еще один вариант — предложить выкуп, так как у меня были с собой деньги, но господин де Монталь не захотел их брать, и я был лишен этой надежды. Мы были недалеко от столицы королевства, где у каждого были какие-то знакомства, но я не мог заставить страдать честных людей, не поделившись с ними тем, что у меня было, и это в конце концов завершилось опустошением моего кошелька. Я утешал себя тем, что это составляло лишь половину моей годовой ренты, но нужно было подписать квитанцию, причем своим настоящим именем, которое я скрыл от господина де Монталя, взяв себе имя лейтенанта полка де Грансе. Я не хотел выставлять себя лжецом, и я предпочел лучше быть нищим, чем заставить усомниться в моей искренности. Обращаться же к другим людям было бесполезно, так как многие, кому я одалживал, прятались теперь от меня, не желая возвращать, и я, человек, всегда помогавший всем, остался теперь всеми забытый. Три месяца я вынужден был питаться одним хлебом, который выдавали пленным. В довершение ко всему мое белье было украдено, и я остался в одной рубахе, и чтобы постирать ее, я вынужден был раздеваться догола.
