Луи Арагон - Страстная неделя
Уличные фонари лили тусклый свет на этот хаос людей, лошадей и колес. А тут еще косой дождь, сырой и холодный, глухое беспокойство во мраке, обыватели, разбуженные непривычным грохотом, прильнувшие к щелям в ставнях… Стало быть, верно, что его королевское величество удрал из своей столицы? Проходя по плацу перед казармой, где имелся небольшой артезианский колодец, у которого поили почтовых лошадей, и маленький фонтанчик, куда ходили за водой хозяйки, мэр с неудовольствием заметил за решеткой солдат и офицеров, стоявших вперемежку. Значит, воинской дисциплины больше не существует или как это понять? Оказывается, здесь были войска, входившие в Сен-Дени по Бовэзской дороге, — пехотинцы, забрызганные грязью и измученные после долгого перехода, между тем как первые отряды королевского конвоя, въехавшие по Парижской улице на взмыленных конях, маячили у входа в казарму; кое-кто из всадников уже спешился и теперь разминал затекшие ноги. Ясно, что зеваки успели сбежаться.
Напротив казарм помещалось питейное заведение под названием «У почтальона» — там, казалось, все уже были в курсе дела. Господин Бенуа вошел, уселся и заказал себе стакан рому, сахара и горячей воды. Его и без того дурное настроение заметно ухудшилось при виде господина Дезобри, весьма демократически чокавшегося со своими гвардейцами. Явно желая насолить мэру, командир выкрикивал что-то насчет Маленького Капрала и графа Лилльского… Впрочем, трудно было понять, что он имеет в виду, провозглашая двусмысленные тосты, к великому удовольствию громко хохотавших солдат, а также посетителей за столиками и у стойки. И все это безнаказанно сойдет ему с рук: слишком тесно их связывают деловые интересы, не может же, в самом деле, мэр пойти и донести на своего компаньона! Да и кому… в данный-то момент? Сидевшие за столиками рабочие распевали крамольные песни и перекрикивались через весь зал. Сюда пришли дубильщики, распространявшие острый запах кожи, с темными от дубильных растворов ладонями; красильщики, красящие сукна для военных мундиров, которые в их глазах были не чем иным, как маскарадным одеянием; мастера финифти от Ренэ Мартена, работающие в мозаичной мастерской Мадлен; краснодеревцы Граффе, собиравшие декорации для театра; мастеровые с содовой фабрики, где впервые применялось изобретение Никола Леблана; множество обывателей, чиновники и лавочники. Женщин — ни одной, за исключением служанок.
Что же это такое? Неужели все эти люди забыли, что завтра понедельник и что им следует вовремя явиться к месту работы? Пусть заведение не закрыто в столь поздний час — это понятно: ведь дилижансы все еще ходят. Хотя в свете последнего распоряжения…
Во дворе, несмотря на непрекращающийся ливень, уже готовили перекладных лошадей. Известие о скором приезде короля лишь подтвердило и усилило слухи, ходившие по городу с самого утра. Начал прибывать пешком королевский конвой. Состоял он из молодых офицеров, еще не успевших обзавестись конями, зато ружья им в последнюю минуту раздали в Орсейской казарме. Впрочем, вид у них был вполне бравый, хотя плащи промокли насквозь, да и привычки они не имели к пешим переходам с полной выкладкой. Откровенно говоря, за час они сделали не больше двух лье — и все-таки сияли от гордости — еще бы, ведь это вопрос чести. Это была рота князя Ваграмского, ее выслали вперед в одиннадцать часов вечера. Командовал ею барон Лакур, и он тотчас явился к генералу Мезону, губернатору города Парижа, командующему первым военным округом. Мезон приехал сюда из Вильжюива, где раньше помещался Генеральный штаб, дабы дожидаться в Сен-Дени прихода войск, если таковые изволят прибыть. Вот именно, если изволят! Лично он не строил себе иллюзий: к югу от Парижа дело обстоит плохо, и, по слухам, целые полки позволяют себе оспаривать приказы, идущие сверху. Впрочем, подобные умонастроения для него были не новы: он уже видел нечто подобное в 1814 году в Валансьенне и в Лилле. Бонапарт тогда только что отрекся от престола, и достаточно было выкатить на дорогу пушки, дабы остановить поток дезертиров… Приказы придется отдавать самому. Так он и сказал усталым тоном барону Лакуру, помощнику командира роты князя Ваграмского, запрашивавшему у него приказов. А от кого приказы?
— Главнокомандующих у нас, сударь, хоть пруд пруди — и герцог Беррийский, и Макдональд, и Мармон… А кто на самом деле командует? Только не говорите мне о военном министре! Уж этот-то!
Кларк был жупелом для Мезона: он не мог простить Кларку, то бишь герцогу Фельтрскому, писем, которые тот слал ему, тогдашнему военному министру при императоре, критикуя его поведение во время отступления во Франции, требуя от него идиотских наступательных операций в направлении Антверпена тогда, когда он, Мезон, решил с помощью искусного маневра защищать границы в районе Лилля. Не прошло и года, и этот болван снова свалился ему на голову, но сейчас в качестве министра Людовика XVIII! Приказы? Приказы Кларка, что ли?
И подумать только, что Мезон торжествовал, когда сняли Сульта! А кого назначили на его место? Кларка! Впрочем, он тоже приложил к этому руку. Сульт в бытность свою министром преследовал Мезона и совершил грубейшую ошибку: сократил количество войск, находившихся в распоряжении губернатора города Парижа, загнал королевских егерей в Бетюн, и нынче, в воскресенье, вы лично могли убедиться на площади Людовика XV, какие плоды принесла его деятельность… Не говоря уже о ссоре между их женами… И все пошло на пользу кому же — Кларку! Приказы от Кларка? Такие вот кларки умеют только критиковать, а распоряжений от них не ждите. В глубине души Мезон даже пожалел о Сульте, которого королевская фамилия убрала с поста из-за каких-то слухов. И он еще этому сам способствовал.
Никто ничего не знает. Король должен вскоре прибыть в Сен-Дени. Остановится он здесь или проследует дальше, но куда? В Руан, в Булонь, в Дюнкерк? Словом, генерал был в весьма кислом настроении отчасти и оттого, что в прошлом году он первым из всех императорских маршалов приветствовал прибывшее королевское семейство. По собственному почину он из Лилля, где командовал войсками, двинулся в Булонь, навстречу его королевскому величеству…
— Лично мой счет с Бонапартом сведен, — сказал он. — А маршал с вами?
Странный вопрос! Князь Ваграмский сопровождает короля: сейчас он прибудет сюда вместе с его величеством. Мезон недолюбливал маршалов и Александра Бертье, пожалуй, больше, чем всех прочих. С отсутствующим видом он осведомился о здоровье госпожи Висконти, отчего барон досадливо поморщился: что за бестактное вторжение в чужую интимную жизнь, да еще в такой момент!
— Князь Ваграмский, видите ли, не считает нужным вводить меня в курс дела, но княгиня, должно быть, уже находится в Гро-Буа. — Лакур добавил, что покинул он Орсейскую казарму в одиннадцать часов и его офицеры были весьма поражены, узнав, что их не направляют в Мелэн, а приказывают перейти Сену и через площадь Карусель выйти на улицу Ришелье… Как волновались высыпавшие на улицу парижане! Лично он получил весьма туманные приказы и повиновался им не рассуждая, не задав ни единого вопроса. — Но что это такое? Неужели оставляем Париж?
Генерал Мезон и не подумал ответить на вопрос барона Лакура. Коль скоро рота князя Ваграмского уже здесь, в Сен-Дени, пусть дожидается короля. Во всяком случае, он написал маршалу Макдональду, что находится в Сен-Дени и поступит в полное его распоряжение. Но прибудет ли Макдональд вместе с королем?
— Представления не имею, — ответил Лакур.
Мезона грызла тревога. Неужели в прошлом году он допустил грубый просчет? Ведь он хотел лишь одного: сохранить преемственность армии… По крайней мере так ему казалось сейчас. Разве не ради преемственности армии обратился он сначала с письмом к шведскому королю, под чьим командованием стоял ранее? Или им двигало убеждение в том, что, ежели Бернадотт встанет во главе Франции, его личная карьера от этого только выиграет? Тогда у него на душе накипело слишком много против императора, да еще Кларк подбавил. А главное, пожалуй, в нем говорила известная склонность к либерализму, плохо уживавшемуся с этими непрерывными, бессмысленными, обреченными на провал войнами, с деспотизмом Наполеона. И хотя в первые минуты он верил, что можно заменить императора Бернадоттом, как раз он, Мезон, был в числе тех, кто помог Людовику XVIII понять необходимость хартии… Его величество возвел Мезона в графы и пэры Франции, ему присвоили следующий чин и назначили губернатором города Парижа, командующим первым военным округом, куда входили департаменты Эна, Эр-и-Луар, Луаре, Уаза, Сена, Сена-и-Марна, Сена-и-Уаза. Но сегодня его прежде всего и больше всего беспокоила армия. Что это за генерал, если армия против него? Я не говорю простые солдаты… но офицеры. Не прошло и десяти минут после ухода барона Лакура, как Мезону доставили эстафету от короля. Мезон сломя голову помчался на Казарменный плац и успел добраться до места как раз в тот момент, когда позади взвода кавалеристов показалась карета короля, запряженная шестеркой лошадей, на задней лошади слева сидел верхом форейтор, а на крытых козлах — два лакея в ливреях, совсем как в Тюильри. Сопровождавший Мезона поручик егерей, с факелом в руках, выступил вперед, как раз когда открылась дверца кареты, и присутствующие увидели Людовика XVIII и рядом с ним герцога Дюра́, а на переднем сиденье — господина де Блакаса и князя Пуа. Позади них цугом тянулось карет двадцать под эскортом серых мушкетеров, разъезжавших взад и вперед вдоль всей колонны. Отряд из роты князя Ваграмского вышел навстречу своему командиру и построился. У въезда в город военные пытались повернуть частные экипажи направо, к собору, или налево, к Гельдрской площади, где их опять-таки оттесняли. Раздались даже нестройные крики: «Да здравствует король!»
