Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

Арианна услышала блеяние, лошадь навострила уши. Девушка крепче натянула поводья, зная, что при любом неожиданном шуме животное пугается. Две дикие козы выскочили из зарослей самшита и пересекли дорогу. Лошадь фыркнула, опустила уши и двинулась дальше медленным, но размеренным шагом. Козы выживали даже в самую сильную засуху. Они могли прыгать по каким угодно скалам, забираться в любые уголки в поисках хоть одной травинки. Могли питаться даже ежевикой, а потом спускались к морю и утоляли жажду — единственные на острове живые существа, которые могли пить соленую воду и потому спокойно переносили отсутствие дождей. Жители острова, напротив, весьма тревожились, видя все вокруг выжженным.

Дождя не было с того самого дня, когда молния убила Лелу. Воды оставалось все меньше, и даже для приготовления пищи сельские женщины носили ее из цистерны в аббатстве. Иногда кто-нибудь из соседей просил у них ведро воды. Мать давала, но очень неохотно и всегда ворчала:

— Сделайте себе такую же цистерну. Заставьте своих мужей. Зимой вместо того, чтобы резаться целыми днями в карты, пусть вырубят в скале цистерну.

Мать жила в постоянном страхе: вдруг чего-то не хватит, даже когда воды и еды бывало вполне достаточно. Отец смеялся над ее опасениями и, если она сердилась, говорил:

— Жаловаться, когда есть все необходимое для жизни, означает гневить Бога.

Но поучая соседей, мать была права. Бедняки нередко потому и бедны, что привыкают к своей бедности, как к удобной кровати. Люди завидовали, что у семьи управляющего такой дом. И конечно, завидовали несправедливо. Ведь жилище для них построил падре Арнальдо. Но и они, если бы захотели, тоже могли бы сами расширить собственные дома, пристраивая по комнате каждый год. Камней на острове сколько угодно, песка тоже. Однако крестьяне предпочитали зимой сидеть за картами в таверне, потягивая вино, а их жены — судачить у очага. Вроде и делом не заняты, могли бы поработать, но, видимо, не желали, и потому в бедных домах нередко имелась только одна комната.

Вздохнув, Арианна осмотрелась. Гудели пчелы, стрекотали цикады, летали в поисках воды стрекозы и удивительно красивые бабочки. Любуясь природой, девушка постоянно возвращалась мыслями к Марио. Она ме могла понять, почему маркиза отвергает ее. Неужели только из-за того, что она из простого народа? Это объяснил ей падре Арнальдо, втолковывала и Марта, но ей почему-то казалось, что такое могло относиться к кому угодно, но только не к ней.

И сейчас тоже, покачиваясь в седле, она размечталась — представила себе, как обнимает Марио. Никто никогда ни слова не говорил ей о физической близости с мужчиной. Лела упоминала лишь о поцелуях с Антонио, да и в романах, которые она читала, любовники тоже только целовались. И ей хотелось только целовать Марио, мечталось ощутить его объятия, его тепло, его губы, его дыхание… Но Марио был далеко. Он исчез, даже не попрощавшись с нею. Прислал записку: «Уезжаю, но увожу с собой твой образ. Скоро вернусь. Море поцелуев».

Скоро, скоро… Но когда? Хотя, если разобраться, прошло ведь всего несколько дней после его отъезда. Наверное, какие-то учения с солдатами, решила она.

Но если он не приедет сегодня, она не уснет, она вообще не сможет жить дальше!

Она придержала лошадь. Ее осенило вдруг — ведь это же означает, что она утратила свободу! Если для того, чтобы уснуть, чтобы жить дальше, совершенно необходимо видеть Марио, если несколько часов разлуки кажутся ей вечностью, значит, она уже утратила свободу и целиком зависит от него. Походит на жеребенка в загоне, который настойчиво пытается перепрыгнуть изгородь, стремясь к матери. Упрямо пытается, пока не падает без сил. И едва приходит в себя, опять поднимается, и без конца вновь и вновь рвется вперед, стремясь одолеть изгородь. Но вот приходит человек, открывает загон, впускает к нему мать, жеребенок бросается к ней и сосет молоко. А лошадь, пока тот жадно пьет, неторопливо облизывает его. Потом, радуясь матери и молоку, жеребенок издает громкое ржание и несется по лугу. А лошадь тем временем пощипывает неподалеку траву.

Сколько раз видела она подобную сцену. Но лишь теперь поняла ее смысл: лошадь и жеребенок были счастливы, только когда были вместе. И она тоже вдали от Марио, в разлуке с ним чувствовала себя запертой в загоне. Нет, никогда в жизни она не будет счастлива без Марио!

Глаза наполнились слезами. Ох, Марио, как же ей недостает его! Где он? Когда примчится обнять ее? Она утерла слезы.

До знакомства с Марио ей вполне хватало общества падре Арнальдо. Она радовалась прогулкам в лодке и на лошади. Любила фантазировать, как бы уехать с Тремити, попасть на материк, на какой-нибудь большой праздник, познакомиться с молодыми людьми, которые приглашали бы ее танцевать, дарили бы цветы и спорили бы друг с другом, кто поведет ее в театр, а Марта давала бы советы, как держать кавалеров на расстоянии.

Девушка доехала до Кала дель Сала и, увидев фра Кристофоро, удившего рыбу, остановила лошадь. Монах положил удочку, прыгая по камням, выбрался на берег и, улыбаясь, направился к ней.

— Какая приятная неожиданность, Арианна!

— Добрый день, фра Кристофоро! Если такая засуха будет продолжаться, что же нам делать дальше?

— Что Богу будет угодно. Не отчаивайся, дорогая.

Она сошла с лошади и привязала ее у дерева, опустилась на прибрежный камень и, сняв туфли, окунула ноги в воду. Фра Кристофоро присел на соседний камень и какое-то время молча посматривал на нее. Девушка выглядела печальной. Поездка на материк лишила ее улыбки, и монаху хотелось понять почему.

— Отчего сегодня такая невеселая? Не понравилось на балу? Устала? А где же падре Арнальдо?

— Он уехал в Неаполь. Вернется через несколько дней, — ответила Арианна.

— И потому грустишь? Но здесь же остался я. Давай не будем терять зря времени и позанимаемся французским.

Какой заботливый и добрый этот фра Кристофоро! Всегда умеет развлечь ее и чему-нибудь научить. «Любовь и знания — что еще нужно детям Божьим, — постоянно повторял он. — Учись и люби всех, кто встретится на твоем пути, и это доставит тебе радость и поможет жить беспечально. Всегда помни об этом, Арианна».

Она посмотрела на монаха. Он сидел, сложив руки на коленях. Скорбное лицо его заросло седой бородой. Он улыбался ей.

— Спасибо, что вы есть на свете, фра Кристофоро, большое спасибо.

— Моя девочка, нужно благодарить Господа.

Она посмотрела вдаль:

— Фра Кристофоро, вы хорошо знаете падре Арнальдо, верно?

— Конечно, дочка.

— Как, по-вашему, если архиепископ простит его и он сможет вернуться в Неаполь, как он поступит?

Фра Кристофоро ответил не сразу.

— Думаю, он был бы счастлив, если б такое случилось.

— А он вернется на Тремити? Я хочу сказать, если покинет аббатство, то сможет приезжать к нам сюда, хотя бы просто отдохнуть?

— Конечно, только на несколько дней. Но навсегда он тут не останется, если ты это имеешь в виду. В таком случае здесь ему было бы плохо. Он ведь монсиньор. И у него должна быть другая жизнь.

— Как вы думаете, если уедет, забудет нас? — едва слышно проговорила девушка, глада на монаха.

— Нет, конечно, не забудет. Он станет писать, интересоваться всеми нами, — и гладя ей прямо в глаза, добавил: — Думаю, для тебя было бы лучше, если б он покинул Тремити.

— Нет, нет, не говорите так! Он должен, должен остаться.

Монах поднялся.

Он уже давно ждал подходящего случая серьезно поговорить с ней, и теперь не стоило его упускать.

— Ох, дорогая! Боже милостивый! Думаешь, это хорошо, что ты провела всю свою жизнь вот здесь, среди скал, общаясь только с лошадьми, соснами, чайками и твоими любимыми альбатросами?

Девушка продолжала смотреть вдаль. Когда фра Кристофоро вдруг повышал голос, а они оказывались одни, она не пугалась. Обычно с детства в присутствии других людей, если она делала что-то не так, ему стоило лишь строго взглянуть на нее, как она сразу же все понимала. Одним только взглядом он умел выразить упрек или одобрение. Вот и сейчас он строго смотрел на нее и даже повысил голос, но она не испугалась. Напротив, ощутила себя взрослой. Наверное, так чувствовала себя ее мать, споря с отцом, хотя при этом они часто переходили на крик. Просто Мария нисколько не боялась мужа и любила поспорить.