Олдос Хаксли - Луденские бесы
В ходе всех этих процедур выяснилось, что дьявольский пакт с сестрой Иоанной был заключен нечистой силой при помощи двух «знаков»: сначала к ее облачению сами собой прицепились три шипа от боярышника, а затем настоятельница вдруг обнаружила на лестнице букет роз и зачем-то засунула его за пояс, «причем испытала в сей момент дрожание правой руки и острейший приступ страсти к Грандье, от коей напасти не могла избавиться долгое время, даже когда произносила слова святой молитвы».
На вопрос, заданный по латыни: «Кто послал ей эти цветы?» — аббатиса «после продолжительных отпирательств и колебаний ответила, как бы не в силах противиться принуждению: «Urbanus». Тогда вышеозначенный Миньон повелел: «Die qualitatem». Она ответила: «Sacerdos». Он спросив: «Cujus ecclesiae?», на что монахиня ответила: «Santi Petri»1, причем последние слова произнесла почти невнятно».
После показательного обряда изгнания бесов Миньон отвел главного магистрата в сторону и в присутствии каноника Руссо и господина Шове, заметил, что эта история поразительным образом напоминает обстоятельства дела Луи Жоффриди, провансальского священника, сожженного на костре двадцать лет назад за колдовство и разврат, жертвами которого стали марсельские урсулинки.
Это был стратегический ход. Теперь весь замысел заговорщиков сделался очевиден. Грандье будет обвинен в колдовстве и чернокнижии, подвергнут следствию, а затем, в случае оправдания, останется опозоренным; в случае же обвинительного приговора — сгорит на костре.
1 Урбен… Назови его звание… Священник… Какой церкви?.. Святого Петра (лат.).
ГЛАВА ПЯТАЯ
Итак, отец Грандье был обвинен в колдовстве, а урсулинки страдали, осаждаемые бесами. Когда мы читаем хронику тех далеких времен, нам трудно сдержать улыбку. Но прежде чем рассмеяться, давайте посмотрим, что представляли собой подобные обвинения в первой половине семнадцатого столетия. В ту пору колдовство считалось уголовным преступлением, так что для начала разберем юридический аспект этой проблемы. Знаменитый английский законник конца царствования королевы Елизаветы и начала царствования короля Якова I сэр Эдвард Коук дал такое определение колдуну: «Особа, которая вступает в сношения с Диаволом, дабы заручиться его советом либо содействием». По Статуту 1563 года колдовство и ведьмачество каралось смертной казнью лишь в том случае, если суд мог доказать, что обвиняемый покушался на чью-то жизнь. Но в первый год правления короля Якова был принят другой закон, более суровый. Начиная с 1603 года, преступлением, заслуживающим смертной казни, считалось уже не убийство при помощи нечистой силы, а сама принадлежность к ведьмовству. Даже если колдовство носило самый невинный характер (например, прорицание будущего) или производилось на благо людей (лечение при помощи заговоров и заклятий), преступление от этого не становилось менее тяжким. Достаточно было доказать, что данное действие свершилось «при содействии Диавола» либо при помощи сатанинского колдовства, и обвиняемый был обречен на смерть.
Таков был английский, то есть протестантский закон. Он полностью соответствовал каноническому закону и традициям католических стран. Крамер и Шпренгер, доминиканские теологи, написавшие трактат «Malleus Maleficarum» (в течение почти двух столетий этот трактат был главным учебным пособием для всех охотников за ведьмами как католических, так и протестантских), цитируют многих авторитетных авторов, желая доказать, что все ведьмы, предсказатели, колдуны и маги заслуживают смертной казни. «Ибо ведьмовство является актом измены против величия Господа. Посему их (обвиняемых) следует подвергать пыткам, чтобы принудить к признанию. По обвинению в колдовстве пытке может быть подвергнут всякий человек, какого бы ранга и звания он ни был. И всякий, даже уже признавшийся в своем преступлении, должен быть отправлен на дыбу и предан всем прочим предписанным законом истязаниям, дабы он понес кару, соответствующую свершенному злодеянию».
За этими законами стоит идущая с незапамятных времен традиция, согласно которой общество должно было свято верить в то, что дьявол — Князь этого мира, заклятый враг Господа и его детей, а также сеятель зла и раздора между людьми. Иногда дьявол действует собственными средствами, но бывает и так, что он использует помощь смертных. «Ежели же спросить, какой из этих способов дьяволу больше по вкусу — вредить Божьим созданиям своими силами либо прибегать к помощи ведьмаков, — то тут нечего и сомневаться: конечно же, помощь колдунов Нечистому по нраву куда больше. Во-первых, тем самым Сатана наносит еще большую обиду Господу, узурпируя власть над одним из созданий Божьих. А во-вторых, поскольку Господь чувствует себя оскорбленным, Он дает Дьяволу больше власти вредить людям. В-третьих. Дьяволу выгодно, что он губит еще одну христианскую душу».
(На заре христианства и в средние века) к колдунам и их клиентам относились так же, как в двадцатом веке к «врагам народа»: евреям при Гитлере, капиталистам при Сталине, коммунистам и левым в США. Их воспринимали как агентов враждебного государства — в лучшем случае, антипатриотов, а в худшем — предателей и еретиков. Этим метафизическим квислингам1 минувших эпох смерть грозила точно так же, как сегодня она гро-
1 Квислинг Видкун (1887—1945) — лидер норвежских фашистов. Сотрудничал с гитлеровцами, после поражения Германии был казнен по приговору суда.
зит политическим «дьяволопоклонникам», которых в одних странах называют коммунистами, а в других империалистами. В либеральном девятнадцатом веке историки, подобные Мишле, отказывались понимать предков, обращавшихся с колдунами таким жестоким образом. Благонамеренные историки слишком сурово относились к прошлому человечества. И слишком оптимистически оценивали будущее — то есть нашу эпоху. Это были рационалисты, воображавшие, что крах традиционной религии положит конец преследованиям инакомыслящих, искоренению еретиков и ведьм. Однако, оглядываясь назад из нашего времени, мы видим, что религиозные преступления могут происходить и без веры в сверхъестественное. Самые убежденные материалисты готовы свято верить в идеи, которые они сами себе и выдумали; самые заядлые гуманисты способны преследовать своих противников с такой же яростью, с какой некогда инквизиторы расправлялись с пособниками вездесущего Сатаны. Подобная практика существует с незапамятных времен; она гораздо древнее любых человеческих верований. В наши дни мало кто верит в дьявола, но это не мешает людям подчас вести себя точно так же, как вели себя наши предки, не сомневавшиеся в существовании Врага Рода Человеческого. Чтобы оправдать свою нетерпимость, люди предают теориям статус догмы, превращают законы в нравственный кодекс, политических вождей в богов, а всех несогласных объявляют воплощением дьявола. Это языческое воплощение частного в абсолютное, и человеческого в божественное позволяет верующему предаваться самым гнусным занятиям, сохраняя при этом чистую совесть и свято веря, что все эти зверства совершаются во имя высшего добра. Когда же верования эпохи устаревают и начинают казаться нелепыми, человек выдумывает себе новую религию, и извечное безумие продолжается, нося привычную маску законности, идеализма и веры.
В принципе, законы, касавшиеся колдовства, были предельно просты. Всякий, замеченный в сношениях с дьяволом, подлежал смертной казни. Для того чтобы описать, как эти законы применялись на практике, понадобилось бы слишком много места. Достаточно будет сказать, что, несмотря на явную предубежденность некоторых судей, все же много было таких, кто проводил разбирательство честно. Но даже честный суд, по нынешним западным понятиям, представлял собой чудовищную карикатуру на справедливость. Читаем в «Malleus Maleficarum»: «Законы требуют, чтобы был выслушан всякий свидетель, дающий показания против обвиняемого». В число свидетелей попадал кто угодно, включая малолетних детей, а также злейших врагов обвиняемого. В ход шли любые доказательства: сплетни, голословные утверждения, предположения, описание снов, а также признания, вырванные у «одержимых». Для получения этих признаний пытка использовалась почти всегда. Кроме того, в порядке вещей были и ложные обещания относительно приговора. В «Malleus Maleficarum» проблема ложных обещаний обсуждается вдумчиво и обстоятельно. Существуют три возможных альтернативы. Если судья выбирает первую из них, он может пообещать обвиняемому сохранение жизни (при условии, что тот выдаст своих соучастников) и сдержать это обещание. Единственная уловка здесь состоит в том, что обвиняемый надеется на относительно легкую кару, а вместо этого попадает в пожизненное заключение, на хлеб и воду.
Вторая альтернатива состояла в следующем: «Можно посадить ведьму в тюрьму, не умерщвляя ее, как и было обещано, а потом, некоторое время спустя, все-таки предать ее огню».
