Неля Гульчук - Загадка Александра Македонского
И Диокл протянул рапсоду кошелек, но тот отстранил руку богача и громким голосом произнес:
– Я никогда не унижал себя сбором милостыни.
– Это серебро!..
– Никогда.
Таиду, наблюдающую со стороны эту сцену, все больше и больше восхищал этот гордый, независимый человек. Беседующие не замечали ее, и она стала невольной свидетельницей интересного разговора.
Богач, который и ее согласился доставить на своей триере, везущей товары в Милет, продолжал:
– Разве ты не продаешь свое искусство?
– Я не продаю, я пою. А благодарные души вознаграждают меня, что справедливо.
– Хорошо. Ты пел мне по моей просьбе, и я тебе плачу.
– Нет. Я пел тебе, как человек человеку. А, следовательно, мы должны обмениваться взаимной симпатией, а не металлом.
Диокл, не торопясь, поднялся, подошел к рапсоду и положил руку на его плечо.
– Я никогда в жизни не слышал столь талантливого рапсода. Я твой друг, Агафон. А серебро, пожалуйста, забери себе. Оно пригодится тебе в твоем новом путешествии. Главные в жизни удовольствия: изысканная пища, роскошь и женщины. А без денег им не бывать. Не ради же страданий живет человек!
И тут оба заметили Таиду.
– Приветствую тебя, прекрасная афинянка! – воскликнул Диокл.
Увидев Таиду, Агафон осторожно опустил лиру на лежащие рядом с креслом подушки.
– Хайре! – поздоровалась Таида.
Рапсод приветствовал ее улыбкой.
Прекрасное лицо гетеры мгновенно заставило все вокруг светиться и ликовать.
При виде этой необычайной красавицы у рапсода так забилось сердце, что он невольно прижал руку к груди, будто боялся, как бы оно не выскочило. О богиня! Внезапно охватившая певца нежность стала переливаться через край и дурманить разум. Он любовался ею, потому что любоваться – это самое верное чувство, обращенное к женщине.
– О Афродита! Я снова убеждаюсь, что все лучшие женщины Афин произошли от богинь… Один миг, проведенный с тобой, я взял бы взамен бессмертия.
Таида тут же вспомнила Александра и очень серьезно предупредила:
– Бессмертие – самое ценное из всего, что можно пожелать, потому что оно уравнивает человека с богами и приобщает к сонму героев.
– Посиди с нами, – предложил Диокл.
Она согласно кивнула и опустилась рядом с мужчинами на мягкие подушки.
Рабы по знаку Диокла поставили на стол блюда с ячменными и пшеничными лепешками, пирогами, жареными перепелами. Принесли добрую амфору молодого вина.
– Выпьем за любовь! – вдруг предложил певец.
– Любовь – земной дар. И она нуждается в поющей душе, – мягко проговорила гетера и ослепила мужчин своей неповторимой улыбкой.
Все до дна осушили кубки.
– Откуда ты родом? – поинтересовался у Агафона Диокл.
– Мое ремесло водит меня по всему свету, но родом я из Афин. А в Ионию плыву впервые. Хочу увидеть места, где пел Гомер свои бессмертные песни, где родилась великая Сапфо, а лирик Анакреонт прославлял вино и любовь. Говорят, города Ионии почти добровольно сдались царю македонян? – неожиданно спросил певец у Диокла.
Диокл, будучи ярым приверженцем македонского царя, усмехнулся:
– Эх, Агафон, все не так просто. Милет ведь афинская колония. Вам лучше персы, чем македонцы, которые для вас, афинян, почти варвары.
– Ну уж, нет! – воскликнула Таида. Синие глаза ее гневно сверкнули. – Большая часть афинян признала македонцев, поняла, что справедливее воевать вместе с эллинами за счастье Эллады, чем служить персам. Расскажи, Диокл, прошу тебя, как покорил Милет царь Александр?
– Царь Александр – гениальный полководец, хоть и молод. Его флот, войдя в Латмийский залив, первым занял гавань у острова Лада, первым отрезал Милет от меря. Персидские навархи опоздали.
– Ему всюду будет сопутствовать удача! – не удержалась Таида, не сумев скрыть своих чувств. – И что было дальше?
– Парменион, один из самых опытных полководцев, настаивал на военном совете, чтобы сто шестьдесят триер выступили против трехсот персидских военных кораблей, и предлагал принять на себя командование флотом. Он также рассказал, что недавно орел опустился перед одним из македонских кораблей. Появление орла оживленно обсуждалось в кругу военачальников. Выяснилось, что птица села не на корабельную мачту, а на стоящее на берегу дерево. Тогда царь воскликнул: «Мы победим не на море, а на суше». На рассвете начался штурм Милета.
Таида, затаив дыхание, слушала рассказ, стараясь не пропустить ни одного слова, живо рисуя в своем воображении недавно произошедшие события.
– Македонские тараны ударили в крепкие стены города. Когда персидские корабли приблизились к гавани, на глазах моряков с грохотом разрушились и повалились стены Милета. Персы стояли, не зная что делать. А потом повернули свои корабли и ушли в море.
– Совсем? – спросила Таида.
– Совсем. И македонцы с криками ворвались в город. Но битва была короткой, воины персидского гарнизона бежали. Они пытались уйти на лодках в море, но гавань была заперта. И македонские триеры тут же топили их.
– Персидского царя ждет постыдное будущее, – с облегчением выдохнула гетера.
Все ненадолго замолчали, устремив взгляды на морские просторы.
Таида никогда еще не бывала в открытом море, чтобы не видно было берегов. Она внезапно почувствовала себя песчинкой на божьей ладони.
Когда солнце готовилось упасть в море, Таида взяла в руки лиру и запела. О боги, что это был за голос! Слаще, чем у сирен! Хотя пела она о войне, о горе, о девушках, принесенных в жертву накануне свадьбы, о женщинах спаленных городов, плачущих над павшими мужьями.
– Твоим голосом наверняка заслушиваются боги! – только и молвил Агафон.
Таида подошла к борту, огляделась вокруг.
Солнце опускалось в море, пустынное, дикое, непостижимое. Она ощутила исходящую извне неведомую силу – тайную, могущую раздавить.
Мимо пролетели две чайки… Одна гналась за другой с диким криком, а первая – будто стонала в скорби.
Гетера похолодела и, ухватившись за руку Агафона, чтобы не упасть, поспешила спуститься в каюту.
Закутавшись с головой в одеяло, она крепко уснула.
К вечеру следующего дня вдали на горизонте показались гористые очертания островов Киклады.
Диокл решил высадиться на одном из островов на ночевку.
Таида и Агафон, стоя на палубе, любовались постепенно приближающимися к ним пейзажами острова. Уже отчетливо были видны горы, поросшие дикими деревьями.
– Это Миконос – красивейший из Кикладских островов, – пояснил Агафон.
Умные, проницательные глаза его словно заглядывали в душу.
– Отсюда можно представить, что видишь начало мира. Не так ли?
– Возможно, но почему ты спрашиваешь об этом меня? Я гетера, а не философ.
– Гетера, которая умеет читать и говорить на разных языках, знает историю, ориентируется в политике, владеет в совершенстве музыкальными инструментами, а кроме того, судя по твоим движениям, наверняка великолепная танцовщица… Я уже не говорю о том, что твое пение достойно наивысших похвал. Тобой, Таида, движет то же, что движет и мной.
Она внимательно посмотрела на него:
– Что же?
– Стремление познать мир!..
На лице своего нового почитателя Таида увидела понимание, и оно нашло отклик в ее душе. Они были знакомы всего сутки, а казалось, что всю жизнь.
– Может ли твой разум вообразить Вселенную? – неожиданно спросил он.
– Ни один человеческий разум не в силах вообразить Вселенную.
Рапсод улыбнулся:
– Разве каждый мужчина и каждая женщина не представляют собой отдельный мир? Мы видим не всего человека, а лишь его оболочку. Мы считаем, что понимаем его, а на самом деле понимаем в нем лишь самую малую часть. Человека невозможно познать, как и Вселенную.
– Я запомню это.
Певец вдруг остро ощутил, что их встреча мимолетна. Далекие города и страны ждали его и ее. Но дороги их были в разные стороны.
– Есть в жизни встречи… Они хоть и мгновенны, но остаются в памяти на всю жизнь, – он попытался улыбнуться, но улыбка лишь промелькнула на его лице и исчезла. – Мне очень тяжело будет сказать тебе «прощай».
– Но у нас впереди еще несколько дней, – успокоила его Таида.
Метаморфоза Таиды началась сразу после болезни, хотя она сама пока еще не сознавала этого. Ее душа отгородилась, замкнулась. Она верила, что однажды она снова откроется, но лишь для того единственного мужчины, которого она полюбит безраздельно и целиком. Может быть, это будет Александр. Пока в ее жизни не было такого человека. Даже Птолемей узнал лишь крохотную часть ее души. Правду сказал Агафон. Никто не может узнать до конца любого человека.
Она вспомнила слова жрицы Панаи во время их последней встречи перед ее отъездом:
– Научись отдавать больше, чем брать, и тогда, может быть, ты найдешь то, что ищешь.
За беседой они не заметили, как убрали большой парус и гребцы сели на весла.
Триера обогнула мыс и подошла к острову.
