Рангея Рагхав - Гибель великого города
— Какому богу вы поклоняетесь? — с волнением спросила Нилуфар.
— У него одиннадцать ликов: один — змеиный, другой — львиный, третий — медвежий, четвертый — волчий… Я не помню всего… Это знает только наш староста. Ты смеешься над нашим богом?
— Нет, госпожа не смеется, — поспешно ответила Хэка. — Она расспрашивает о вашем боге только из любопытства.
— А зачем там горит огонь?
Женщина посмотрела на Нилуфар с таким видом, словно имеет дело с безнадежным глупцом, и грубо отрезала:
— А на чем же поджаривать мясо, на твоей голове, что ли?
— Чем же отблагодарит вас ваше божество?
— Бог пошлет нам достаток и благополучие. Духи наших предков обретут покой и будут доброжелательны к нам. Звери не станут больше раскапывать могилы и съедать трупы. Наших детей перестанут мучить злые духи — болезни.
Отшельник запрыгал вокруг костра. Натирая горячим пеплом свое тело, он кружился в жуткой пляске, словно одержимый: то рвал на себе волосы, то, издавая пронзительные вопли, бил себя кулаками в грудь.
Все, кто был на холме, раскачиваясь, били низкие поклоны, касаясь лбами земли, словно не смели взглянуть на своего одиннадцатиликого бога, который держит в зубах человеческие тела и с хрустом жует их огромными зубами…
Наконец отшельник остановился. Воцарилась зловещая тишина. Оп подошел к связанной жертве и освободил ее от пут. Затем поднял и посадил на труп. Так же молча стал отрезать от трупа куски мяса, кормить ими женщину и есть сам.
Насытившись, бесноватый несколько мгновений пристально смотрел на луну, словно ожидая от нее приказа, потом схватил женщину за горло обеими руками. В напряженной тишине раздалось хриплое рыдание, и все смолкло. Язык несчастной вывалился наружу. Она скончалась. Тогда отшельник вонзил свой длинный нож в ее грудь…
Налетел порыв ветра. Словно очнувшись от тяжелого сна, Нилуфар бросилась бежать, Хэка последовала за ней. Страх придал им силы, и вскоре они были у колесницы.
— Гони! Быстрее! — задыхаясь, крикнула Нилуфар.
Буйволы поднялись на ноги. Что-то с жужжаньем пронеслось мимо уха Хэки. Колесница тронулась, но в этот момент опять раздалось жужжание, и что-то с треском вонзилось в задок повозки. Хэка, размахнувшись, хлестнула буйволов бичом…
Когда они уже были вне опасности, Хэка сдержала колесницу, давая бедным животным отдохнуть. Только сейчас женщины заметили длинную тонкую стрелу, торчавшую в деревянном задке колесницы. Они задрожали, вспомнив весь ужас пережитого.
— Ее нужно бросить где-нибудь возле воды, — сказала Хэка. — Там проклятое место… Как было страшно!
Возле пруда они остановили колесницу. Сначала обе напились вволю, потом принесли стрелу, попрыскали ее водой и воткнули в песок, шепча заклинания.
Молча взошли они на колесницу и медленно поехали к городу. Луна в небе уже потускнела. Ярко-желтый блеск ее сменился безжизненным белым сиянием. Дорога казалась затянутой дымчатой пеленой.
Только вблизи города Нилуфар нарушила гнетущее молчание:
— У меня не хватает смелости вернуться…
Хэка молчала.
— Может быть, Вени не посмела рассказать обо всем Манибандху? — снова заговорила Нилуфар. — Но как же она объяснит ему свою неудачу?
— Куда мы теперь пойдем? — в раздумье проговорила Хэка. — И как мой Апап? Манибандх убьет его!
— Так вернись, — грустно произнесла египтянка.
— Нет! Нам нужно бежать втроем!
— А ты не боишься?
Подняв голову, Хэка сказала:
— Ладно, пусть Манибандх, если захочет, бросит Апапа в огонь. Бежим вдвоем.
Но Нилуфар не согласилась бежать, и они решили возвратиться, — дружба победила страх.
Нилуфар с отвращением вспомнила о дворце, этой обители обмана. Как посмеет она вернуться туда? Разве под силу ей противостоять купцу? Он скажет: «К тебе, презренной, я был бесконечно благосклонен и сделал тебя госпожой. Но я ведь не стал твоим рабом, почему же ты разжигаешь пожар в раю моего счастья?»
Зарождался новый день. Подул прохладный утренний ветерок.
Когда колесница достигла главной улицы, купцы уже открывали свои лавки. Буйволы медленно тащились по чистой мостовой, — они бежали всю ночь, и даже в немногие минуты отдыха им приходилось стоять привязанными. Хэке хотелось как можно скорее рассказать обо всем А папу, и она то и дело подгоняла измученных животных.
Улица быстро наполнялась народом. Каждый спешил в этот утренний час выйти в город и до наступления зноя закончить свои дела. С любопытством разглядывала толпа двух молодых красавиц. Одна из них правила упряжкой буйволов, другая стояла на колеснице в позе госпожи, гордо подняв голову. Во взоре ее светилось глубокое презрение к толпе, словно это были животные.
Великолепие Нилуфар слегка поблекло. Глаза покраснели от ночного бодрствования, украшений на ней не было, одежды загрязнились. Казалось, она только что пробудилась ото сна и не успела привести себя в порядок.
Это привлекало внимание толпы. Особенно любопытны были молодые гуляки, собравшиеся у винных лавок. Ночной разгул не утолил их сладострастия, и они бесцеремонно рассматривали растрепанную светлокожую Нилуфар. Знатные юноши предавались забавам даже в этот ранний утренний час. «Пусть наши отцы заботятся о золоте, — рассуждали они. — Придет пора, тогда и мы займемся делами. А пока к чему губить в трудах свое бесценное тело?»
— Нилуфар! — с тревогой сказала Хэка. — Народ все прибывает…
Кто-то насмешливо крикнул:
— Дави их, красавица! Дави!
Толпа и в самом деле росла на глазах. Горожане спешили к храму богини Махамаи. В их сердцах снова поселилась тревога. Давно ли они с надеждой воздавали хвалу всемогущей владычице? Разве не видел старейший жрец благосклонную улыбку на ее божественном лике? Почему же этой ночью снова раздался ужасный грохот, а луна окрасилась алой кровью? Неужели Махамаи опять возжаждала жертв? Горожане озабоченно шагали к храму, уступая дорогу лишь тогда, когда морды буйволов оказывались совсем рядом.
Вдруг кто-то крикнул:
— Смотрите-ка, египетская певица! Это она нарушила обряд поклонения всемогущей Махамаи. Презренная египтянка выказала неуважение к нашему божеству. Вот почему земля грохочет снова в гневе!
Кругом заговорили.
— Муравей вознамерился поколебать горы! Наша богиня, наши жертвоприношения — ничто для этой распутницы! Посмотрите на нее — какая гордая! Это не женщина, а дух. Проклятая ведьма, она хочет предстать перед нами красавицей!.. Она красавица, только когда едет в колеснице, полунагая, обнажив груди и мягкие бедра перед всем миром: приди, мол, ко мне, окунись в струю грехов и умри… Распутница бесстыжая!
Нилуфар схватила бич и наотмашь ударила говорившего по лицу. Тот закричал от боли и зашатался. Его поддержали. По лицу насмешника текла кровь. Море голов окружило колесницу: нельзя было продвинуться вперед ни на шаг.
Чья-то рука уцепилась за поводья. Это был Вишваджит.
— Куда едешь, красавица? — спросил он. — Голодные волки, почуяв запах мяса, напали на тебя? Ты похвалялась своей силой, так разгони эту волчью стаю! Где он, твой Манибандх?
— Он мне никто! — вскрикнула Нилуфар. — Он теперь ничто для меня!..
Вишваджит захохотал.
— Что же вы смотрите, недоумки? — закричал он. — Не все ли равно — танцовщица или певица. Хватайте ее! Тащите к начальнику стражи!
Поднялся невероятный шум. Возбужденные горожане жадно протягивали к женщинам руки.
— Нилуфар! — испуганно зашептала Хэка. — Надо бежать…
— Прыгай, Хэка!
Рабыня юркнула в толпу, за ней последовала Нилуфар. Поднялась страшная суматоха, люди напирали со всех сторон. А беглянки уже выбрались из толпы и были далеко. Увидев, что жертвы выскользнули из рук, толпа взревела. Все в изумлении смотрели друг на друга.
Кто-то громко захохотал. Внимание людей снова было занято, нашлась новая забава, все тотчас забыли египтянку.
Старый Вишваджит успел взобраться на колесницу и принялся погонять буйволов, крича:
— Ослы! Она сбежала! Будь она такой же тупоголовой, как вы, ей ни к чему было бы ехать сюда из далекого Египта. Поняли? Прочь с дороги, глупцы! Дорогу высокочтимому Вишваджиту!
Буйволы попробовали не подчиниться и попятились назад. Но Вишваджит, как заправский возничий, искусно сдержал их.
— Высокочтимый снова молодеет! — крикнули в толпе. — Слава Вишваджиту!
Множество глоток подхватили этот крик. Все развеселились.
— А ну еще раз, бездельники! — орал старик. — Еще раз крикните!
Буйволы побежали по дороге. Люди, увидев на колеснице Вишваджита, невольно расступались: он ведь блаженный, раздавит без пощады. Но насладиться поездкой Вишваджиту так и не пришлось. Возле дворца Манибандха буйволы остановились как вкопанные. Старик принялся нахлестывать их бичом. Те храпели, роняя пену, но не трогались с места. Рабы, приметив знак Манибандха на колеснице, сразу поняли, почему остановились буйволы. Они закричали:
