Виктор Московкин - Тугова гора
И еще радость в доме Екима — белолицая, статная Надзора, лада, нравом незлобивая и покорная. Берег мастер свою радость, и в тот день, когда въехали на его подворье два татарина да монах Мина, ввязался Еким в драку: не стерпел, увидев, как схватил татарин жену; отшвырнул его, крикнул: «Беги, Надзорушка, скрывайся!» И быть бы ему в своем доме порубленным саблями, но всполошился Мина, зная цену мастеру, остановил освирепевших татар. Зато втроем изукрасили они Екима знатно, полумертвого кинули в конский загон Ахматовой слободы.
Двор у Екима завален бревнами и досками, под навесом белеет ребрами остов начатого челна. Воздух насыщен духовитым запахом сосновой смолы.
Сюда, к мастеру, привел ростовского купца Семена Кудимова простоватый, неповоротливый Еремейка.
— Энто вот Семен Миколаич, — представил купца Еремейка. — Торговать судно пришел. Чай, есть у тебя какое?
— Будь здрав, Семен Миколаич, — добродушно поздоровался Еким. Ухмыльнулся, приметив, с каким испугом разглядывал купец его синюшное лицо.
— Стало быть, товар надо переправить, — объяснил купец. — А лодия моя затонула. Такая оказия.
— Слышал о твоей оказии, никому другому но пожелаю быть на твоем месте. Есть у меня суденышко, спущено на воду, на Которосли. Только чем платить-то будешь, купец? До нитки ограблен ты.
Семен Кудимов усмехнулся плутовато: хранился у него на тесемке под рубахой заветный кожаный мешочек.
Когда полоснул его саблей по груди монах Мина, оборвалась тесемка, но не выпал потайной клад на землю, застрял у пояса штанов. Грабители в спешке не догадались ощупать купца, святые духи охранили от беды. Как очнулся купец и почувствовал приятную тяжесть мешочка на животе, помолился благодарно: слава богу, не совсем разорен, есть на что купить товар, снова подняться на ноги. А если молодой безоглядчивый князь Константин велел выдать ему добра из своих кладовых и он не отказался от того, что само в руки идет, в том большого греха Семен Кудимов не видел. Как же без хитрости торговому человеку! Без расчета жить — себя погубить.
— Сговоримся коли — найду чем платить, наскребу, — сказал он мастеру.
На берегу сговаривались. Судно купцу приглянулось: вроде бы внешне и неказисто, и невелико, но сделано прочно, по всему видать, не осадистое, легким станет на ходу. Посреди челна мачта. Поставил ветрило — и в путь, купец.
Мастер много не запрашивал: понимал, в каком трудном положении оказался торговый гость, сочувствовал. Доволен был Семен Кудимов запросом, но не удержался (ох, она, душа купеческая!) от горестного вздоха; догадывался: простосердечный Еким устыдится того вздоха. И как в руку глядел; сам себе показался мастер нелюдем, татем лесным.
— Ладно, купец, — сказал, — сколь дашь, по-божески…
За половинную цену сторговал Семен Кудимов добротный челн. Обрадованно прикрикнул на Еремейку:
— Живо садись, гони лодию к мосту, там грузиться станем.
Еремейка слова его пропустил мимо ушей, стоял пнем, скреб пятерней в затылке.
— Это ты как? Это почто? — рассердился Семен Кудимов. — Что тебе сказано! Отгоняй, нонче же тронемся.
— Не, Семен Миколаич, послужил я тебе — и будя, — ответил парень. — Отказываюсь быть при тебе. Коли нужно, гони судно сам. Ты вить рвения мово не замечал. A пошто еще князю оговорил: нечестный я?.. Будя!..
— Ну брось, брось. — Купец ласково положил ладонь на крепкое плечо Еремейки. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Старые-то счеты к чему сводить? Садись, Еремеюшка, в лодию, поспешать надо. Не ровен час, навалятся татары, так мы по воде-то уж уплывем далеконько. Они по суше от Суждаля двинутся, а мы по воде, сторонкой. Так-то!
— Не, — решительно отказался Еремейка, — к дяденьке Дементию иду, у него ишшо послужить хочу.
И зашагал вверх по обрывистому берегу, оставил растерявшегося купца возле приобретенной им задешево посудины.
Эх, купец, купец, хоть и горько пришлось, не надо было сомневаться в глупом и услужливом парне. Где сыскать теперь охочего до дела помощника, каким был Еремейка? Но и кто знал, что такой увалень— да и обидчив. Беда, купец!
— Постой-ка, малый, — окликнул мастер, нагоняя Еремейку. — К кузнецу Дементию, стало быть, подался?
— К кому же, как не к нему.
— Ну ин пойдем вместе. И у меня к нему забота есть.
4
Невесело гостилось бортнику Савелию у кузнеца. Внучку только мельком и видел, когда ворвался вместе со всеми к пленникам в татарскую слободу. Не успели прибыть в дом кузнеца, ополоснуть разгоряченные лица, появился молодой дружинник — посыльный старой княгини, — запыхавшийся.
— Ты, что ль, Савелий, бортник, будешь? — спросил.
— Я так… — растерялся старик.
— Ищи тебя. Весь город обежал, хорошо — подсказали люди: у Дементия. Внучка твоя где?
— Здесь внучка. — Савелий метнул испуганный взгляд и а спальный полог в избе. — Да пошто она тебе понадобилась?
Весело и требовательно ответил Топорок:
— Княгиня Марина Олеговна велит звать ее.
Совсем растерялся старый бортник.
— Пошто? Какая вина за ней?
— Того не ведаю. Велено сыскать и доставить.
— Ишь, беда-то. Не одета она, как ей во дворец, — высказал последнюю надежду Савелий.
— Велено привести — и все. Хочет княгиня взглянуть на нее, страдалицу.
— Иди, внученька, — со слезами сказал старик. — Храни тебя бог.
Тронутая нелегкой судьбой девушки, пожелала сердобольная княгиня Марина Олеговна, чтобы привели к ней Россаву. Глядишь, радоваться бы должен, если останется Росинка в княжеском дворце — честь-то немалая! — да и не весь же ей век коротать с дедом в лесу: может статься, понравится княгине, выдаст ее за кого-нибудь из дружинников, будет жить припеваючи. А как ни думай, радости нет: оторвали от сердца кровиночку, ради которой на свете жил.
Дементий — в кожаном, опаленном до желтизны переднике, волосы, чтоб не спадали, стянуты ремешком — расковывал стальную полосу. Савелий бил молотом, куда указывал ручником кузнец; постепенно вырисовывалось из брызжущей искрами огненной полосы лезвие обоюдоострого меча.
Рядом старался Филька. Хоть и пот лил с чумазого, с конопушками, лица, с усердием налегал на рычаг меха, раздувал яркое пламя в горне. Не зря старался отрок, обещал тятька выковать ему по силам настоящий меч — за взрослого стал считать, как побывал Филька в татарском остроге.
А у раскрытых дверей в тени лежал надежный страж серый Полкан. Он и встретил ворчанием подошедших людей.
— Здоровы будете! — приветствовал Еким. — Бог на помощь.
— Спасибо, лодийный мастер. И ты здрав будь, — откликнулся Дементий. Отбросив потемневшую заготовку меча на кучу железа в углу, вышел из кузницы. Вдруг увидел за спиной мастера парня, спросил неласково:
— А ты пошто, непутевый?
— Дык пришел, — растерянно начал Еремейка.
— Вижу, что пришел, — усмехнулся кузнец. — Только как понять — зачем пришел? Купеческие караваны я, чай, не снаряжаю, помощники мне не надобны.
— Оружие мне какое-нито. Уважь, дяденька Дементий.
— Опять купца охранять пойдешь?
— Рассчитался он со своим купцом на моих глазах, — вступился Еким за парня.
Еремейка был донельзя рад поддержке мастера, перешел к деловому разговору:
— Дык как?.. Грамоту писать станем?
— Какую еще грамоту? — удивился кузнец.
— А к тому, как на время я к тебе, чтоб потом не обижался. Ишь ты, у князя-то с обидой какой говорил. Что говорил-то, вспомни.
Кузнец усмехнулся словам парня, взгляд его потеплел.
— Дурак ты, Еремейка, — ласково попрекнул он. — Таким и на тот свет отойдешь. Ну и оставайся таким, как без таких — невесело. Нешто я не знаю, что не удержишь тебя, ежели нету тяги к нашему кузнецкому делу. Гнать бы тебя в шею с подворья, да полюбилось мне, как ты с монахом-переветником Миной управился. За это тебе людской поклон. Но сговор мой такой будет: меч скуешь сам по своей руке. А отделка и закалка — это за мной. Знаю, не попусту он тебе.
— Не, — помялся парень.
— Уговор мой не по душе? Чего упрямишься?
— Несподручен я к мечу. Что-нибудь потяжельше.
— Рогатину?
— Можно рогатину, да… Молот, коим по наковальне, сподручнее…
— Понял тебя, Еремейка, — пряча улыбку, сказал кузнец. — Будет тебе боевой топор на длинной рукояти, с петлей ременной, чтоб не вырвался у тебя из рук. Чаю, не посрамишь кузнецкий ряд. Круши им врагов без жалости.
— И я, Дементий, к тебе за тем же шел, — сказал Еким, доселе с удовольствием слушавший их разговор. — Но мне не молот, а меч справь. Не гони, и мне на правое дело он нужен.
— Обожди, сейчас я, — сказал Дементий, направляясь в кузницу.
Он очистил угол от наваленного железного хлама, под которым оказался вход в подпол. Вынул оттуда завернутый в промасленную тряпицу тяжелый клинок; сталь его блестела. Подал мастеру.
