Виктор Московкин - Тугова гора
Княжеский дворец стоял на самом мысу, где в Волгу вливается Которосль, — на Стрелке. Узкие и продолговатые, с цветными стеклами оконницы были прорублены на все четыре стороны. К Волге выходило просторное крытое гульбище, в теплые дни — любимое место отдыха обитателей дворца.
Вот и сегодня тут было оживленно. Старая княгиня Марина Олеговна и ее внучка Марьюшка, забавляясь, наряжали гостью — Россаву. Заставили надеть голубой летник с просторными кисейными рукавами, на ноги удачно пришлись прошитые серебряными нитями узконосые башмачки. Алую ленту вплела Марьюшка в тугую Россавину косу. Никогда такой нарядной не бывала Росинка: все на ней складно, все ей идет — юная, чистая, с мягким румянцем смущения на нежных, с ямочками щеках.
Красота девушки радовала старую княгиню, она искренне любовалась ею, хотя у самой чуть печально было лицо: не себя ли видела в молодости на свадебном пиру рядом с еще по-юношески угловатым, нетерпеливым Всеволодом.
Нежданной была та свадьба.
Великий князь Юрий владимирский с племянниками своими — ростовским Васильком и ярославским Всеволодом— шел войной на князя курского Олега Святославича и черниговского Михаила Всеволодовича, Собирались князья в междоусобной распре проливать братскую кровь, а закончилась неначавшаяся битва по воле митрополита всея Руси Кирилла двумя свадьбами: Марину, дочь Олега курского, обручили со Всеволодом ярославским, Марию, дочь черниговского князя Михаила, — с ростовским Васильком.
Общее связывало ныне вдовствующих княгинь. Как нашли в Шеренском лесу тело замученного татарами Василька Константиновича, Мария Михайловна удалилась в монастырь, нарекли ее в монашестве Евпраксией. А вот тело Всеволода Константиновича ярославского так и не отыскали на месте сицкой битвы — слишком много было павших русских воинов; покоятся они в насыпных курганах по берегам Сити, и его косточки где-то среди них.
Марине Олеговне тоже отойти бы от мирских дел, дожить в молитвах остатние дни, но малы были сыновьи Василий и Константин; особенно первому была она необходима; легло на его детские плечи разоренное княжество; не решилась оставить сыновей без материнского мудрого присмотра. Теперь вот Марьюшка души в ней не чает, не отходит ни на шаг; мать свою не то что не любит— побаивается ее. Неласкова княгиня Ксения с родным дитятей. Почитай, два месяца гостила в Ростове, л сердце не дрогнуло. Прибыла, и опять холодом веет or нее, будто в наказание ей Марьюшка.
Есть что вспомнить старой княгине, есть о чем погрустить. Вот у внучки Марьюшки еще нет никаких воспоминаний, с радостью встречает утро, с радостью засыпает, ожидая нового светлого дня. Только и ее судьба окажется несладкой. Пройдет совсем немного времени — и на ее долю падут горести; выдадут ее еще подростком за нелюбимого Федора Ростиславовича, князя можайского, прозванного в миру за непутевый и беспокойный нрав Черным.
Будет Федор Черный подолгу пропадать в Орде, помогая хану усмирять непокорные народы, женится второй раз при живой жене на ханской дочке, и в одно время подойдет он со своей разноплеменной дружиной к Ярославлю, чтобы занять престол, и не пустят его в город княгиня Ксения с боярами…
Марьюшка ни на шаг не отходила от гостьи, ласкалась к ней. Детские глазенки светились восторгом.
— Росинка, примерь теперь эти подвески. Они тебе будут хороши. — Подала ушные подвески — серьги со сверкающими камешками — бриллиантами.
— Не возьму, княжна, не надо, — слабо отбивалась Россава. — Тебе самой они к лицу.
— Какая ты непослушная! — рассердилась Марьюшка, топнула маленькой ножкой в атласной мягкой туфельке. — Ты посмотри, как они переливаются на свету! — Совала серебряное зеркальце девушке и тут же: — Как. это ты в лесу живешь? Небось боязно?
— Привыкла, — улыбалась Россава. — С дедушкой не боязно. И собака у нас большая, сторожит. Нет… вовсе не боязно.
Россава покорно отвечала на все вопросы княжны, не хотела огорчить неосторожным словом.
— Теперь у нас будешь жить, — уверенно заявила Марьюшка, — Ведь так, бабушка?
— Пускай живет, — по-доброму улыбнувшись, сказала Марина Олеговна. — Но почему ты не спросила, согласна ли Росинка быть с тобою, надоедой?
— Спасибо за милость, — с легким поклоном поблагодарила Россава. — Княжна мне очень по душе. Она такая славная.
Марьюшка счастливо засмеялась: похвала девушки обрадовала ее; запрыгала на одной ножке… и вдруг разом притихла, как-то сжалась вся: в дверях стремительно появилась княгиня Ксения, мать ее.
Княгиня Ксения была худа, узкоплеча и потому казалась выше своего среднего роста. Раннее вдовство (девятнадцати лет не была, когда нежданно-негаданно скончался муж Василий Всеволодович) — наложило свой жесткий отпечаток на ее характер: часто была раздражительна, несправедлива, могла целыми днями оставаться наедине с собой — ни словом не перемолвится ни с кем, ни улыбки не появится на когда-то красивом, теперь уже поблекшем лице. Побаивались княгини, портилось настроение в ее присутствии: ни себе в радость, ни людям во грех.
Была она на этот раз взволнована, пятнами выступил на лице горячечный румянец. Резко повернулась к свекрови:
— Умом покосился наш князюшка, как больше скажешь…
— Что так? — всколыхнулась в испуге старая княгиня. — О чем молвишь ты?
— Рада бы не молвить такого… Да вот сама спроси боярина. — Кивнула на вошедшего Третьяка Борисовича. Тот подтолкнул вперед себя сына Евпраксии Васильковны — Василька.
Василько, как глянул на нарядную Россаву, — застыл на месте, побледнел от волнения: «Да полно, уж Росинка ли это?» И Третьяк Борисович с любопытством присмотрелся к девушке, покачал седой головой: «И наделит же господь неземной красотой плоть человеческую!»
— Что сделалось с князем? — обеспокоенно допытывалась Марина Олеговна. — Объясни, боярин!
— Эко, как перепугали тебя, матушка. — Третьяк Борисович глянул с укором на княгиню Ксению. — Ничего покуда страшного не случилось, — ровным голосом продолжал он, — Видишь ли княгинюшка, сговорилось вече не поддаваться, ежели посягнут поганые на город.
— И этого не мало, — холодно вставила княгиня Ксения.-Быть городу в пепле и прахе, иначе не мыслю.
— Что решено, того не минешь, княгиня, — с тем же спокойствием ответил боярин. — Думать надо, как подготовиться да и встретить супостатов. Нешто мы уж совсем слабы?
— Где же сам-то, князь Константин? — тревожно спросила Марина Олеговна, которая, кажется, не совсем еще осознала грядущую беду.
Князь Константин в это время, стоя у всхода в крыльцо, отдавал распоряжения ближнему дружиннику Даниле Белозерцу.
— Смотри, чтобы не застигли врасплох. По всей суздальской дороге пусти дозоры.
— Сей миг отправлю, княже.
— Отбери десяток лучших воев, вели собраться наскоро и быть готовыми. Едем в Ростов.
— Есть ли нужда в заводных конех, княже? — озабоченно спросил дружинник, стараясь отгадать, чем вызвана эта поспешная поездка.
— Не надо заводных. В Ростове сменим.
— Как? — не скрыл удивления Данила. — И далее станет путь?
— Там будет ведомо, — рассеянно ответил князь.
Данила не стал больше допытываться о подробностях, хотя тревожное недоумение нарастало в его лице: «К чему сей неурочный отъезд князя, как отнесутся к нему горожане, приговорившие на вече обнажить меч против ордынцев?» Но он был исполнителен и малоохотлив на слова, за что больше всех дружинников жаловал его князь.
Константин между тем сосредоточенно думал, потом, словно сам себя проверяя, проговорил:
— Только не обманемся ли мы, не пойдут ли они Волгой?
К Ярославлю шли многие пути, и Данила понял, что беспокоило князя: не нагрянули бы татары с низа от Костромы, левым берегом, — путь самый удобный; но тогда им не миновать переправы через Волгу — вряд ли они решатся на это: город надежно защищен с реки высоким обрывистым берегом, татарская конница окажется скованной, сверху ее закидают стрелами; пойдут если правым берегом, все едино им придется свернуть на суздальскую дорогу, как и в прошлый раз, когда отряд Бурытая напал на купеческое судно, — не станут они пробираться неудобными, топкими тропами, да и здесь им не миновать переправы в устье Которосли; оставался вероятным правый берег от Рыбной слободы, от Углича. Но в тех краях у татар нет сильных отрядов.
— Нет вероятнее суздальской дороги, — уверенно заключил дружинник.
— И я так думаю, — согласился князь.
Скор Данила на ногу, только что стоял рядом — и нет его, поспешил выполнять наказ. А Константин задержался, увидев проходившего по двору ростовского купца Семена Кудимова. Кланялся земно купец, подходя к крыльцу: выдали ему из княжеских кладовых доброго товару — тканей узорчатых иноземных, связки мехов собольих и куньих. Благодарил купец князя за щедрость.
