Андрей Караулов - Русский ад. На пути к преисподней
Вот и набрали. Егора Тимуровича не волновал даже тот факт, что он не достаточно хорошо знает Чубайса, не так уж много у них общего, на самом деле: Гайдар работал в партийной печати, в «Коммунисте», затем – с повышением – в «Правде», Чубайс (в это время) торговал цветами на Московском вокзале в Ленинграде, сначала – с рук, потом, когда появились первые кооперативы, он купил себе киоск, то есть встал на путь «индивидуальной трудовой деятельности», говоря языком «Правды» тех лет…
Все они явились кто откуда, эти парни: Нечаев – заведующий лабораторией в каком-то НИИ (теперь министр), Авен – младший научный сотрудник в институте прикладной экономики (теперь министр), Шохин – заведующий лабораторией ЦЭМИ (министр) и т. д. и т. п. А возвышался над ними Геннадий Бурбулис, второй человек в Российском государстве. Если Егор Тимурович был романтиком (большие деньги в его жизни появятся позже, когда он вскоре после отставки вдруг возглавит «Би-Лайн»), то Анатолий Борисович смотрел Бурбулису в рот… еврей при губернаторе, да?., и с удовольствием делал все, что ему говорили, точнее приказывали!
Чубайс знал: этот человек, Бурбулис, дурак дураком в экономике, значит, если он, Чубайс, все сделает грамотно, быстро и аккуратно, Бурбулис (нет у него другого выхода, то есть – других людей) передаст ему, Чубайсу, в «доверительное управление» весь бюджет Российской Федерации.
Чубайса с детства тянуло к деньгам.
Пятнадцать-двадцать главных финансовых потоков в России: газ, нефть, металлы, лес, рыба… Если на них, на этих потоках, будут свои люди, одна семья, одна династия … – все деньги страны ведь это и есть власть над страной, верно?
Власть до гроба.
Более удачного исполнителя, чем Чубайс, было не найти: он работал как проклятый.
В России началась новая эпоха: строительство государства, которое с удовольствием продает все что угодно, любые свои богатства, любые земли, прежде всего – приграничные, на них особый спрос, даже – собственный суверенитет…
В рабочем кабинете Чубайса, в комнате отдыха, где собирались только ближайшие помощники, висела огромная фотография «Битлз».
2
– Дай суке, дай!.. Лупи гада!
Тур метнулся к обрыву, но утонул в снегу.
– Ухо-о-дит, б…
Грачев недоговорил: вертолет министра обороны Российской Федерации развернулся к скалам.
Редкий зверь не чувствует приближение смерти.
– Залег, сука… Вишь-ка, залег! Вертай взад!.. Вертай машину, майор!
Бить зверя с вертолета – феерическое наслаждение; министр обороны и его генералы расстреливали горных козлов из автоматов Калашникова.
– Сажай на склон! В снег давай… в снег… Клади машину, майор!
Барсуков развернулся спиной к окну.
Кровь, кишки, клочья шерсти… Настоящий генерал и на охоте чувствует себя полководцем.
– Куда ж на склон, Паша… ты, елки, не Дэвид Копперфильд… твою мать… чтоб в Ниагару сигать!
В отличие от министра обороны Российской Федерации комендант Кремля, генерал-лейтенант Михаил Иванович Барсуков, ненавидел охоту.
– Слушай, а он привязанный сигает, Копперфильд этот? – заинтересовался Грачев. – А?..
От министра обороны несло сапогами и водкой; когда Грачев наклонялся к нему, Барсуков задерживал дыхание, но это не спасало – от Павла Сергеевича всегда несло черт знает чем.
Барсуков не ответил. Он беспомощно смотрел куда-то на горы, на снег… – Михаил Иванович так устал, что ничего не видел вокруг. Президент страны опять (в который раз!) приказал ему «прощупать десантника», но у Грачева, черт возьми, отпуск до первого ноября, значит здесь, в Красной, придется сидеть недели две… – это жизнь, а?
– Паш, круто, ну глянь, блин…
– Ла-а-дно-те… майор у меня асе!
– Я что, бл, в пропасти не видел… что? – Барсуков завелся.
– А ты че видел… кроме Кремля?..
Вертолет садился на склон.
– Давай, Ваня, – давай! – заорал Грачев. – На плацу его подхвачу… – на плацу возьму… суку!.. Ванька, вперед!..
Майор Иван Шорохов, шеф-пилот министра обороны, расплылся в улыбке: командующий – и сам орел, и полет у него орлиный!..
Тур задрал морду – смотрел в небо. Люди слабее, чем звери, но у людей ружья.
– Су-ка-а! – завопил Грачев. – На, гад, возьми, возьми!..
Вертолет крутился в горах как сумасшедший, не понимая, что хотят от него эти люди.
Охота для Грачева была как бы сражением – министру не хватало крови.
Тур упал на снег. Он, кажется, так и не понял, что его убили.
Тушу не взяли (вся в крови), оставили шакалам. Грачев торопился на танцы: в Красной Поляне, на том самом склоне, где с конца прошлого века стоит просторная деревенская изба, построенная для императора Николая Александровича Романова, расположилась, поблизости, и турбаза Министерства обороны; от скуки (отдых всегда скука) Павел Сергеевич заходил – по вечерам – на танцплощадку.
Офицерские жены не терялись:
– Разрешите пригласить, товарищ генерал армии?
– Разрешаю, – кивал Грачев, если женщина была в теле.
Танцевал он скверно, как умел.
И плевать, что где-то там, у батареи, прилип к лавке ее муж – подполковник, ногти кусает. Павел Сергеевич бывал так добр, что разрешал чужим женам иметь и фотку на память, – жалко, что ли?
Настоящая демократия.
Барсуков не понимал самое главное – куда, бл, летит этот вертолет, куда и зачем?
А вертолет летел и летел. И никто не знал, куда он летит, даже летчики…
Вокруг Грачева суетился Азат Казарович Ассатуров, мэр Адлера; Грачев любил Азата и всегда брал его с собой.
– Слышь, Казарович, у тебя фантазия есть?
Грачев сидел в кресле, закинув ноги на соседний ряд.
– …конечно есть, – вздохнул Азат, – с моей работой, товарищ министр, у меня че только нет… а фантазии этой… просто до хрена, Диснейленд отдыхает…
– Вот, – удовлетворенно кивнул Грачев, – это радует. Ты, Михал Иваныч, когда-нибудь на Памире водку пил?
– Где? – вздрогнул Барсуков.
– На Памире, бл, на горе. Пил, спрашиваю?
– Скажи, Паша… а что, здесь что ли… выпить нельзя?..
– Во! – подскочил Грачев. – А ты – метла, генерал! Идея: на горе Памире возьмем и здесь возьмем. Шорохов, помчались! Кружки неси.
– А где Памир-то? – не понял Барсуков.
– Майор, где тут Памир? А?.. Ты охерел?.. Какая Туркмения? Таджикистан? Погоди, а тут что? Да помню, что Кавказ, ты дурака-то не валяй!.. Какая Ушба? А я такой не знаю! Ско-ка? Метров ско-ка? Какие три часа, ты соображай! Во, что надо! Пять тыш-щ – что надо! Пошли.
Летчики встрепенулись: министр определился и поставил боевую задачу.
– На Эльбрус идем, – сообщил Грачев. – Тыща шестьсот над уровнем моря. По чарке примем – и сразу вниз, греться. Баб привезут.
Девушек поставляли из Адлера. Все банально и просто: адъютанты (один или двое) сначала пропускали их через себя, отбирая… головой отвечали… самых умелых, теплых и колоритных. Потом – к министру. Такую «схему» придумала в свое время Екатерина Великая, у императрицы, говорят, была даже доверенная дама, некто Перекусихина, которой было высочайше даровано «право первой ночи». С соизволения императрицы, именно она первая принимала «на грудь» бравых молодых гусаров и гренадеров.
«Схема» работала безотказно, то есть министр обороны Российской Федерации лишь повторял по большому счету опыт императорского двора.
– Какая разница, где нажраться? – удивлялся Барсуков. – Объясни, командир!
Грачев мечтательно улыбнулся:
– Пачуханва! Ты, русский, когда-нибудь портвейн крымский… пил?
– По-моему – да, – кивнул Барсуков.
– Кислиночку… помнишь? Кислиночку?!
– Тебе, министр, не Памир… нет… тебе врач… нужен. Психологическая помощь… хоть на дому, хоть на даче, хоть в кабинете…
– Портит, портит власть людей… – Грачев мечтательно откинулся в кресле. – Его ж… «Массандру» эту… если грамотно употребить, кислиночка во рту остается… Закуски не надо, бл, удобно, слушай. Выпил – и вроде как закусил…
– Это ты на Памире понял? А, командир?
– В Афгане, брат. Водка в горах не так идет, как у вас… на земле. Там, в горах, кислород другой. Аура другая.
– А тебе… чтоб нажраться, Паша, аура нужна?
– Дурак ты… Я ж десантник – понял? Я ж событие ищу.
В глубине вертолета, у бака с горючим, сидели – плечом к плечу – офицеры в черной морской форме. Один из них, капитан первого ранга, держал на коленях небольшой кейс – ядерный чемоданчик.
Проститутка Машенька, шестнадцатилетняя девочка из Адлера (Грачев употреблял ее чаще других), категорически не желала оставаться у Павла Сергеевича на ночь. Машеньке сразу, пока она трезвая, показали, где на даче туалеты, но Машенька так хорошо покурила травку, что забыла, сердечная, все советы и все приказы. Рано утром она забрела в ту самую комнату, где офицеры в черной морской форме хранили ядерный кейс. Увидев постороннего человека (голую девку), офицеры выхватили пистолеты: по инструкции им было предписано стрелять на поражение. Когда Машеньке объяснили, что этот кейс – ключ к ядерным ракетам Российской Федерации, у нее началась истерика. На ракеты, конечно, она плевать хотела, но лежать, извините, личиком вниз на грязных деревянных досках (девочке, как водится, заломили руки), во-первых – страшно, во-вторых – очень холодно.
