Андрей Караулов - Русский ад. На пути к преисподней
И Москва, понимашь, будет… центр здравого смысла. Как третейский судья! Захотим – прикрикнем на Карабах, жалко что ли? Но если прикрикнем, то с умом! А если с умом, это, значит, нормально и демократично… – Ельцин сделал паузу и опять смерил всех взглядом с головы до ног, – потому что армия остается единой, погранвойска – одни, МВД, внешняя политика – одна. Почти все одно… короче…
…Да, чувствуется в Завидово север, еще как чувствуется, ветры бьют наотмашь, даже здесь, в лесу…
Коржакову не хотелось прерывать это совещание – он задрал голову, пытаясь оценить все соседние березы. Вдруг какая свалится на Бориса Николаевича?
Грачев улыбался, кивал головой, слушая Ельцина, хотя аргументация его не убеждала. В декабре 88-го Нахичевань, например, уже заявляла о выходе из СССР. Ну, заявила… – а дальше-то что? Кто, какая страна или, скажем, международная организация признали бы выход из СССР трех прибалтийских республик без согласия на это самого СССР?
Еще больше, чем Грачев, разволновался Баранников: МВД остается, армия остается, а КГБ? Неужели Ельцин, всегда презиравший, кстати, «контору», сведет роль органов только к внешней разведке?
– Возражения есть? – спросил Ельцин.
Дождь вроде бы перестал, уже и солнышко вроде бы пробивалось через елки, но Коржаков так и стоял с огромным зонтом – строгий и злой.
– Ну?
Налетел ветер – удар был такой, что Ельцин, казалось, даже покачнулся на своем пне.
– Ну?.. – повторил он.
Генералы молчали.
– Я долго служил на Западной Украине, – тихо начал, наконец, Шапошников, – и знаю, Борис Николаевич… как там относятся к русским. Если позиции Москвы ослабнут, вокруг русских скоро начнутся такие пляски, что покрикивать придется… часто.
– И ваши предложения, министр?
Шапошников поднялся.
– Повременить… пока. Найти другое решение.
– Какое такое… другое?
– Ну… – Шапошников съежился, – иначе как-то все провернуть…
– А., как, понимашь? Вы знаете?
Ельцин разозлился, он даже чуть приподнялся на своем пне.
– Я не знаю, – развел руками Шапошников.
– И я не знаю! – отрезал Ельцин.
– Трудно будет, мне кажется, – продолжил Шапошников, – построить капитализм в одной, отдельно взятой республике. Мы… мы распадаемся, а везде – рубли, Борис Николаевич! Сначала надо, наверное, русскую валюту ввести…
– Вам не холодно? – вдруг поинтересовался Ельцин.
– Никак нет! – вскочил Грачев.
– Тогда сидите… – разрешил Ельцин.
– Вы, товарищ маршал, доложите Борису Николаевичу про разговор с Горбачевым, – вежливо попросил Баранников. – В деталях, если можно.
– Не надо… в деталях; Горбачев, понимаешь, уже… прибегал… ко мне, хотел вас, Евгений Иванович, в отставку отправить.
– Сволочь Горбачев, – твердо сказал Баранников.
Шапошников встал:
– Так я и знал, Борис Николаевич… Сначала завтраком кормят, потом сдают.
– Может, костер развести? – подошел Коржаков.
– Мне не надо, – буркнул Ельцин.
– Кроме того, Борис Николаевич, – упрямо продолжал Шапошников, – если Россия выделяется, так сказать, в самостоятельное государство, нас, русских, ну… всех, кто в России… будет примерно… сто пятьдесят миллионов – так? Если даже не меньше. А американцев… с их штатами… двести пятьдесят миллионов.
– Сколько-сколько?.. – не расслышал Ельцин.
– Двести пятьдесят.
– Ну и шта-а..?
– То есть даже по численности, Борис Николаевич, – невозмутимо продолжал Шапошников, – их армия становится в два раза больше нашей. Чтоб был паритет, придется увеличить призыв – верно? А у нас призывать некого, одни калеки, да и доктрина сейчас другая – сокращать Вооруженные силы… раз служить некому…
– Товарищ министр, вы не расслышали, – Грачев тоже поднялся и встал рядом с ним. – Президент Российской Федерации нашу армию не трогает. Она… армия… и будет как раз тем фундаментом, на котором мы выстроим новый союз.
– Сядьте оба, – приказал Ельцин.
– Да, когда еще он образуется, Паша… – спокойно возразил Шапошников. – Но пока… я так понял… союз трех. А я не уверен, что Снегур, например, быстро к нам присоединится, я их знаю…
– Зато Назарбаев присоединится, – твердо сказал Ельцин. – Вот увидите.
– Конечно присоединится! – согласился Грачев. – Куда он денется?
– Но… – Ельцин помедлил, – все, шта… говорит маршал Шапошников, он говорит… правильно. Мы же видим, шта… в Прибалтике происходит.
– А если Россия посыплется, Борис Николаевич, русские будут заложниками и в Татарии, и в Якутии, и в Калмыкии – везде! – вскочил Грачев. – Нет, товарищи, план Бориса Николаевича – хороший план, извините меня! Раньше надо было, я так считаю, – раньше!
Грачев посмотрел на Баранникова. Тот согласно кивал головой.
– Я, конечно, не политик, – воодушевился Грачев, – я даже… не министр… я простой солдат, десантник, генерал… но армия, я уверен, все сделает в лучшем, так сказать, виде… и все как надо поймет!
– Прибалтика – другое государство, – Баранников смахнул с носа капельку дождя, – а мы, славяне, обязательно разберемся между собой…
– Где разберетесь? – не понял Ельцин.
– Ну в смысле дружбы, Борис Николаевич, – уточнил Грачев. – Виктор Павлович в смысле дружбы говорит…
Коржаков хмыкнул, причем громко, но Коржакова сейчас никто не слышал.
– …И колебаться не надо, – продолжал Баранников. – Кремль для Горбачева – это ловушка. Как у Наполеона… А мы с Борисом Николаевичем… с Суворовым нашим… – до победы!
Ельцин, закутанный в полурваные тряпки, больше напоминал больную старуху, но аналогия прозвучала внушительно.
– А то Горбачев выдавит всех из Кремля, – закончил Баранников.
– Как? – не понял Грачев. – Зачем выдавит?
– А ты у министра поинтересуйся, какие у него планы! – вскочил Баранников. – И вообще: Ельцин – Президент и Горбачев – Президент. На хрена нам с тобой два Президента, Павел?
– На фиг не нужно, – согласился Грачев.
С Ельцина сполз тулуп, но Коржаков тут же подошел, заботливо его поправил.
– Ну, Евгений Иванович, – Ельцин повернулся к Шапошникову, – убедили они… как?
– А я «за», Борис Николаевич. Чего ж меня убеждать?
– Нет, вы спорьте, если… нужно, спорьте…
Шапошников промолчал.
– Операцию, я считаю, назовем «Колесо», – вдруг предложил Баранников. – Лучше не придумаешь!..
– Почему «Колесо»? – удивился Ельцин.
– Мы ж на колесе сидим, Борис Николаевич!
Все засмеялись.
– Я выслушал, – сказал Ельцин, – спасибо. Окончательно, значит, я пока не решил. Но решу. Впереди – плановая встреча в Минске. Будет Леонид Макарович, буду я, конечно, и… третий… этот… Он что за человек, кстати, кто-нибудь знает? Шушкевич… – Президент вспомнил фамилию.
Генералы переглянулись. Шушкевича толком никто не знал.
– Ну и пусть определяется, понимашь… – закончил Ельцин. – Што-о лучше – в разбивку… или, значит, единый кулак!
Ельцин облокотился на руку Коржакова, но встал легко.
– Хорошо посидели! – сказал Ельцин. – Быстро управились. И с пользой. Для всех… – он опять обвел генералов взглядом. – Спасибо…
Генералы были совершенно мокрые.
– Товарищ Президент, какие указания? – спросил Баранников.
– Зачем еще… указания?.. – пожал плечами Ельцин. – Указание одно: м-можно… в баню, шоб… по-русски… – как, Евгений Иванович?
– В баню – это здорово, – широко улыбнулся Шапошников. – В баню, это по-нашему, Борис Николаевич!
Ельцин быстро пошел к корпусам.
Гулять вместе с Ельциным было сущим наказанием – за ним никто не успевал! Коржаков окрестил шаг Ельцина «поступью Петра Великого»: так же, вприпрыжку, бояре носились, наверное, за могучим русским самодержцем.
Шапошников и Грачев побежали следом.
– А летчику – хана, – Коржаков ткнул Баранникова в бок. – Ты это понял, Виктор?..
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
