Ильденфонсо Фальконес - Собор Святой Марии
Она всегда говорила, чтобы он не смотрел, чтобы никогда не пытался увидеть ее. Но она не отвечала.
Жоанет заглянул в окно. Внутри было слишком темно. Он забрался на проем и перебросил ногу. Не пролез. Тогда он попытался залезть боком.
— Мама? — снова позвал мальчик.
Зацепившись за верхнюю часть окна, малыш поставил обе ноги на подоконник и спрыгнул внутрь.
— Мама? — прошептал он, когда его глаза привыкли к темноте.
Он подождал, пока смог различить яму, из которой исходило непереносимое зловоние, а с другой стороны, слева от него, возле стены, на тюфяке из соломы он увидел тело, свернувшееся калачиком.
Жоанет напрягся. Он не двигался. Постукивание молотков по меди осталось снаружи.
— Я хотел рассказать тебе одну забавную историю, — сказал он, медленно приближаясь к тюфяку. Слезы катились по его щекам. — Ты будешь смеяться, — пробормотал он.
Жоанет присел возле трупа своей несчастной матери. Жоана закрыла лицо руками, как будто знала, что сын войдет к ней в камеру, а ей не хотелось, чтобы он увидел свою мать в таком состоянии даже после ее смерти.
— Можно тебя потрогать? — Малыш погладил мать по волосам, грязным, спутанным, сухим, жестким. — Тебе пришлось умереть, чтобы мы смогли быть вместе.
Жоанет расплакался.
Бернат не сомневался в том, что произошло, когда, вернувшись домой, увидел стоявших в дверях Пэрэ и его жену. Перебивая друг друга, они сообщили ему, что Жоанет не возвращался. Они никогда не спрашивали мальчика, куда он идет. Когда Жоанет исчезал, старики думали, что он побежал в церковь Святой Марии. Но этим вечером никто его там не видел. Мариона в отчаянии подняла руку ко рту.
— А если с ним что-нибудь случилось? — всхлипнула она.
— Мы найдем его, — попытался успокоить ее Бернат.
Жоанет оставался со своей матерью. Сначала он гладил рукой ее волосы, потом расчесывал их пальцами и распутывал. Он не пытался увидеть ее лицо. Через какое-то время он поднялся и повернулся к окну.
Смеркалось.
— Жоанет?
Жоанет снова посмотрел на окно.
— Жоанет? — услышал он с другой стороны пристройки.
— Арнау?
— Что случилось?
Изнутри раздался тоскливый голос:
— Она умерла.
— А почему ты не…
— Не могу. Здесь нет ящика. Слишком высоко.
«Какой ужасный запах», — мелькнуло в голове Арнау, и он побежал к отцу.
Тем временем Бернат стучал в дверь дома котельщика Понса. Что мог делать мальчонка там, внутри пристройки, целый день? Он стал стучать еще сильнее. Дверь открылась, и перед ним появился гигант, заняв почти весь дверной проем. Бернат отступил назад.
— Чего вы хотите? — прорычал котельщик. Он стоял без штанов, в одной мятой рубахе, которая доходила ему до колен.
— Меня зовут Бернат Эстаньол, а это — мой сын, — сказал Бернат, положив руку на плечо Арнау и подталкивая его вперед, — друг вашего сына Жоа…
— У меня нет никакого сына, — перебил его Понс, собираясь закрыть дверь.
— Но у вас есть жена, — возразил Бернат, придерживая дверь и вынуждая Понса уступить. — Вернее, — уточнил он под тяжелым взглядом котельщика, — была. Она умерла.
Понс не шелохнулся.
— Ну? — спросил он, чуть заметно пожав плечами.
— Жоанет там, внутри, вместе с ней. — Бернат пытался показать ему всю свою твердость, на которую был способен. — Мальчик не может выбраться из пристройки.
— Там ему и место, — буркнул в ответ Понс. — Этот ублюдок должен был бы находиться с ней всю свою жизнь.
Бернат встретился взглядом с котельщиком и сильнее сжал плечо сына. Арнау невольно съежился, но тут же, когда Понс посмотрел на него, выпрямился.
— Вы собираетесь что-нибудь делать? — продолжал настаивать на своем Бернат.
— Ничего, — ответил котельщик. — Завтра, когда я разрушу комнатушку, мальчишка сможет выйти.
— Нельзя оставлять мальчика там на всю ночь…
— В моем доме я могу делать все, что захочу.
— Я сообщу викарию, — заявил Бернат, осознавая бесполезность своей угрозы.
Понс прищурил глаза и, не говоря ни слова, исчез в доме, оставив дверь открытой. Бернат и Арнау растерянно переглянулись. Когда Понс вернулся, они увидели в его руках веревку, которую великан вручил Арнау.
— Вытащи своего дружка оттуда, — приказал он, — и скажи ему, что теперь, когда мать умерла, я не хочу его больше здесь видеть.
— Как… — начал было Бернат.
— Так же, как он пробирался сюда все эти годы, — удаляясь, бросил Понс. — Через ограду. Через мой дом вы не пройдете.
— А женщина? — спросил Бернат, прежде чем хозяин успел захлопнуть дверь.
— Его мать мне доверил король, поставив условие, что я ее не убью. Теперь, когда она умерла, я и верну ее королю, — скороговоркой объяснил Понс. — Я отдал хорошие деньги в качестве залога и, клянусь Богом, не собираюсь лишиться их из-за какой-то шлюхи.
Отец Альберт, уже знавший историю Жоанета, и старый Пэрэ со своей женой, которым Бернат не мог не рассказать о случившемся, искренне сочувствовали беде ребенка. Все трое старались сделать для него хоть что-нибудь. Несмотря на это, мальчик продолжал молчать, и его движения, ранее нервные и беспокойные, сейчас стали более медленными, как будто какой-то невыносимый груз давил ему на плечи.
— Время все лечит, — произнес как-то утром Бернат, обращаясь к Арнау. — Нужно подождать, окружить его любовью и заботой.
Но Жоанет продолжал молчать, за исключением приступов плача, которые случались с ним каждую ночь.
Отец и сын сохраняли спокойствие и прислушивались, затаившись на своих тюфяках. Затем силы покидали малыша и сон, беспокойный и недолгий, брал верх.
— Жоанет, — услышал как-то Бернат голос Арнау. — Жоанет…
Ответа не последовало.
— Если хочешь, я могу попросить Святую Деву, чтобы она тоже стала твоей матерью.
«Правильно, сынок!» — подумал Бернат. Он и сам хотел предложить сыну сделать это, но понимал, что Святая Дева — это секрет мальчугана и потому он сам должен был принять такое решение.
И Арнау это сделал. Но Жоанет не отвечал. В комнате воцарилась глубокая тишина.
— Жоанет? — снова позвал его Арнау.
— Так меня называла мама. — Это было первое, что малыш сказал за несколько дней, и Бернат, стараясь лежать спокойно, услышал: — А ее уже нет. Теперь я — Жоан.
— Как хочешь. Слышал, что я тебе сказал о Святой Деве, Жоанет… Жоан? — поправил себя Арнау.
— Но твоя мама не говорит с тобой, а моя говорила.
— Скажи ему о птицах! — тихонько подсказал Бернат.
— Но я могу видеть Святую Деву, а ты не мог видеть свою маму.
Жоанет снова замолчал.
— Откуда ты знаешь, что она тебя слышит? — спросил малыш после довольно продолжительной паузы. — Она — всего лишь каменная фигура, а каменные фигуры не слышат.
Бернат затаил дыхание.
— Если ты уверен, что она не слышит, — ответил Арнау, — почему весь мир с ней говорит? Даже отец Альберт это делает. Ты сам видел, не так ли? Или ты считаешь, что отец Альберт ошибается?
— Но она ведь не мать отца Альберта, — возразил малыш. — Он мне сказал, что у него есть своя мать. Как я узнаю, что Святая Дева захочет стать моей матерью, если она со мной не разговаривает?
— Она тебе это скажет ночью, когда ты спишь, или через птиц.
— Птиц?
— Ладно, — пробормотал Арнау. Сам он, конечно, знал, как можно говорить через птиц, хотя и не осмеливался сказать об этом отцу. — Это сложнее. Тебе это объяснит мой… наш отец.
Бернат вдруг почувствовал, как комок подступил к горлу. В комнате снова воцарилось молчание.
— Арнау, — раздался грустный голос Жоана. — А не могли бы мы пойти в церковь прямо сейчас и спросить об этом у Святой Девы?
— Сейчас?
«Да, сейчас, сынок, сейчас. Ему это необходимо», — подумал Бернат.
— Ну пожалуйста…
— А ты знаешь, что запрещено заходить в церковь ночью? — спросил Арнау. — Отец Альберт…
— Мы не будем шуметь. Никто не узнает. Пойдем.
Арнау согласился, и дети, стараясь не шуметь, покинули дом Пэрэ, находившийся неподалеку от церкви Святой Марии у Моря.
Бернат не на шутку разволновался и теперь пытался успокоить себя. Что с ними может случиться? Все в церкви любят мальчиков.
В лунном сиянии возвышались леса, построенные наполовину стены, контрфорсы, арки и апсиды…
Церковь Святой Марии стояла окутанная тишиной, только у костров время от времени прохаживались охранники. Арнау и Жоанет обошли церковь со стороны улицы Борн: главный вход был закрыт, как и другая ее часть со стороны кладбища Шелковиц, где хранили большую часть материалов. Одинокий костер освещал строящийся фасад. Юрким мальчикам пробраться внутрь было не так уж трудно: стены и контрфорсы спускались от апсиды до улицы Борн, а дощатый настил вел к входной лестнице. Стараясь в точности следовать чертежам мастера Монтагута, которые указывали на месторасположение дверей и ступеней, дети пробрались в церковь Святой Марии. Они молча дошли до часовни Святейшего, которая находилась в крытой галерее, где за крепкой, красиво отделанной решеткой из кованого железа их ждала Святая Дева, всегда освещенная свечами из чистого пчелиного воска, которые ставили бастайши.
