Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
- Думал, Невзор любит свою чагу, - опешил юноша. - Одаривает от души. Пожаловал шубу-одевальницу, серьги с каменьями…
По неведению он не понимал её слов, хотя видел: женщину довели до крайности.
- Моя шуба дом сторожит! - зло вывернула Ольда с изнанки собачий мех. - А серьги - одиначки! - тряхнула она одной подвеской, - А камень - льянец! - показала она литую подделку. - Как полонили под Суздалем - к тётке ездила, - как забрал атаман на своё ложе, так истязает второй уж год. Вельзевул в аду!
Род преисполнился жалости к варяжке-страдалице.
Отчаянно хохотала она за пиршественным столом. Отчаянно обнажала язвы на своём теле. И тут же съёжилась под пристальным взглядом ведальца.
- Я так легко доверилась тебе, Найден. Ты не бродник! Дай мне хороший нож, и сохраним нашу тайну.
- Нет, я не дам ножа, - покачал головой такой же яшник, как и она. - Не ты убьёшь атамана. Другие! А тебя, Ольда, я вижу на улице Янева возле Волхова в вашей новгородской варяжской братчине. Рядом с тобой человек без правого уха. Тоже светловолосый. Брови белые, очи красные.
- О! - воскликнула Ольда. - Не могу верить, не могу! Ты узнал моего брата Евальда. Он блафард[160]. Ему ушуйники в битве отсекли ухо. Как ты мог знать?
Несколько мгновений она восхищённо созерцала юного провидца, потом нежданно бросилась ему на грудь, крепко обняла, поцеловала в губы. Вторая женщина целовала его. Только от Улитиного поцелуя живительное тепло растекалось по телу, а поцелуй Ольды обжёг губы, и колющие иглы поскакали по жилам. Юноша отшатнулся невольно. Варяжка тоже отступила.
- Не серчай за мою женскую благодарность. Буду верить тебе и ещё немного терпеть. Ведь скоро мы станем свободны, правда?
За окном послышались крики.
- Про себя мне знать не дано, - нахмурился Род, - А тебе обещаю: скоро!
- Гайда! Гайда! - уже громче слышалось сквозь пузырчатую оконницу.
- Это Сенка Возгря, кликун[161], - узнал Род. - Какой-то новый сполох в Азгут-городке. Твоё отсутствие могут заметить. А нож отдай, чтоб не искушал.
Ольда отдала ржавый нож, запахнула шубу-одевальницу и ушла через чёрный ход. Плешок вбежал почти тут же и закричал:
- Снаряжайся, Найден! Айда Бараксака брать! Наши нюхалы следят его поезд на Старо-Русской дороге. Обережь небольшая. Товару тьма-тьмущая. А главное - Бараксак! Уж он поплатится за своё предательство. Сам атаман возглавит поимку.
- Меня до сих пор не брали в ватагу, - напомнил Род.
- Теперь велено всем! - настаивал Плешок. - Снаряжайся!
Вскорости все население Азгут-городка за исключением малой охраны покинуло деревянную крепость. Шли прямиком через лес пехотой, чтобы кони в глубоком снегу не проваливались. Невзор в окружении своих отроков скользил стороной на коротких лыжах. Ватагу вёл Оска Шилпуй.
- Не тяни задницу[162], не тяни! - слышалось вокруг.
Фёдор Дурной, продираясь в хвое, завидел Рода и подмигнул. Плешок вооружил своего подопечного боевой рогатиной и кривым ножом. В валенок зачерпнулся снег и таял, холодя ногу.
Эх, сейчас бы на быстрых лыжах скользнуть в сторонку и петлями, петлями! Бродников запутать в следах, а потом охотничьим бегом - вперёд, вперёд, куда иглы елей глядят!.. Несколько поприщ[163] - и родное новцо: яшный квасок у очага, добрые очи и умные речи Букала… Ан нет! Данное слово крепче оков. Лишь судьба или смерть вызволят из этой западни.
Бродники умостились в снежных окопах в виду дороги. Тишина!.. И вдруг юноша поднял голову, навострил слух.
- Што? - прошептал Плешок.
- Боркуны![164] - молвил Род.
- Ну и слух у волхвенка! - удивился лежащий вблизи Могута.
Потом все услышали дальний звук торгового поезда.
Когда передняя тройка вывернулась из-за соснового поворота, ей позволили вывести на прямую дорогу весь поезд. И вот прозвучал резкий пересвист, хоть затыкай уши. Лучники каждый со своего участка выбирали заранее оговорённую цель. Одни метили в скудную числом обережь, другие в возатаев на коренниках, третьи в коней. Короткой была расправа. Верховые не успели оборониться, возатаи кулями попадали с высоких седел, кони - те, что ещё оставались на ногах, - застыли. Тогда, покрывая ржанье и стоны, лес огласил общий дикий крик:
- Шарапь, ребята-а-а!
Род, по выражению бродников, «тянул задницу».
Не поспешил участвовать в нападении. Когда подходил к возкам, второй и третий с товарами уже уводили в направлении Азгут-городка. А возле первого ещё барахтались, управляясь с хозяевами.
Вот мимо провели под руки старого харястого булгарина без шапки, с плешинами от вырванных косм в седой голове, с разбитыми губами и дико вытаращенными очами.
- У, харя! - злобно сказал Бессон.
- По твари и харя, - поддержал шедший рядом Могута.
Вели Бараксака, догадался Род.
К возку он подошёл, отстав от Могуты с Бессоном. Те уже трясли попонами и мехами, выворачивая все наизнанку. На снегу у полозьев лежал калачиком избитый связанный человек с вывернутыми карманами.
- А кошелёк-то с бубенчиками! - восхищался Плешок, взвешивая на ладони добычу, - Найден! - обратился он к Роду. - Постереги-ка этого яшника, - указал на лежачего. - Его в крепость повезут. А с Бараксаком здесь расправляться будем. Атаману не терпится. Да и нам тоже. Уже верхушки двух берёз наклонили за ноги привязать злеца. Уй, будет потеха!
Когда они ушли, Род взглянул на яшника. Молодой, породистый, годами десятью постарше. Смотрит, ненавидя.
- Кто таков? - спросил Род.
- Новгорочкий купеч Зыбата Нерядеч.
- Зыбата Нерядец? Не слыхивал, - тщетно припоминал юноша, - Да у нас на Людогощей улице и купцов было не обильно.
- Мы - ониполовици, - сплёвывая кровь, объявил Зыбата.
- Ониполовичи? - переспросил Род. - Торговая сторона? А Богомил Соловей тебе ведом?
- Нет Богомила, - сквозь стон произнёс Нерядец. - Попал в разборку. Славянский конеч разбирался с Неревским. А я похоронил Соловья. Так и не окрестился старик.
- Волхв не окрестится, - задумчиво сказал Род, как бы что-то соображая.
Воздух прорезал нечеловеческий крик. Юный лесовик слышал однажды: так закричал медведь, в грудь пронзённый рогатиной.
- С-с-со мной то же с-с-сотворят? - заикаясь, пробормотал Нерядец.
- Нет, - ответствовал Род. - Тебя превратят в ежа.
- К-как в-в-в ежа?
Род объяснять не стал. Он уже рвал, напрягая силу, пеньковые путы на руках и ногах Зыбаты.
- Ух ты какой! - не поверил глазам освобождённый купец.
- Вон уцелел осёдланный конь. Беги! - приказал Род, - Считаю до десяти. Помнишь, ты надо мной смеялся, когда Богомил учил меня счёту?
- Новоук Соловья? - бросился его обнимать Нерядец. - Изрядно замордовала нас жизнь, коли сразу не признали друг друга!
- Беги, - вырываясь, торопил юноша.
- Вместе бежим, - ухватил его за локоть Зыбата. - Для такого гнедка мы оба - не тягость.
- Я не могу бежать, - уклонился Род, - Ты же не мешкай. Снег уже скрипит!
Преобразившийся после освобождения новгородец не стал терять время на уговоры. Взметнулся в седло - и запружило из-под копыт.
- Даст Бог, свидимся! - остались в ушах прощальные его слова.
4
Бродники подходили. Уже различались голоса, возбуждённые свершившейся казнью Бараксака.
- Сейчас за второго примемся.
- Второй не булгарин, из наших гость. Видать, ему с Бараксаком было попутье.
- Избава ему дорого обойдётся.
- А как он сыкнулся на тебя петухом!
- Сыкнулся было, да спятился… - это знакомый голос Плешка. Вот он подошёл, удивлённо осматривается вокруг: - Найден! А где яшник?
- Я его отпустил, - сказал Род.
Сперва никто не поверил. Бессон даже в пустой возок заглянул, перетряхнул оставшуюся там рухлядь.
- Найден, не будь дуро светом[165]. Куда спрятал яшника?
- Я его отпустил, - честно повторил Род.
Мрачные лица ещё более потемнели, бороды взъерошились, глаза вытаращились.
- Найден! - приставал Плешок. - Скажи, что ты чмурила[166], что яшник у тебя в кустах спрятан. И хватит точить ляскалы[167].
Род пожал плечами.
- Он из новгородских ониполовичей. Знавал я его прежде, когда у волхва Соловья проходил науку.
- Ах, ты знавал его прежде, - задумчиво молвил Фёдор Дурной.
- Признайся, что ты шанява[168], - не сдавался Плешок, - что он у тебя чудом развязался и сбежал.
Вот подошёл и сам атаман Невзор с Жядьком и Клочком. Узнав о случившемся, он дотянулся положить руку на плечо Рода:
