Фарман Керимзаде - Снежный перевал
Они выехали осмотреть местность перед операцией, определить путь движения отряда. Тропинка бежала рядом с маленькой речкой, над которой поднимался пар, и, свернув у эйлага Сусени, вела в селение Котуз. Пройти Кара-гая было невозможно, люди Кербалая могли зайти в тыл и ударить сзади. Здесь же опасность внезапной атаки была исключена.
— Я остерегаюсь только ущелья Джаханнам. Это ущелье — готовая ловушка. Если Кербалай расставит на каждой вершине по человеку, ловушка захлопнется, и нас перебьют словно зайцев, А Кербалай знает эти места как свои пять пальцев.
— Название-то какое: Джаханнам — Адское ущелье, — покачал головой Шабанзаде. И ему в самом деле привиделось зловещее ущелье, где языки пламени рвались к небу, — Я ни разу там не был.
— Не торопись, покажу.
Дорога привела к расщелине между двух скал. Шихалиоглу подвел коня к одной из них. Ударил кулаком по камню.
— Что ты делаешь, поранишь руку!
Скала издавала удивительные звуки. .Словно внутри нее кто-то играл на бубне.
— Эту скалу называют Домбра. Ударишь по ней — и раздаются вот эти звуки.
Шабанзаде бывал здесь, не раз проезжал между этими скалами, но и представить не мог, что одна из них издает такой звук.
Кони шли вверх по воде, едва покрывающей их копыта. При каждом их шаге брызги взлетали тонким прозрачным веером. Чем дальше, тем выше становились скалы. Некоторые из них напоминали засохшие, с наростами, пни. На более гладких, казалось, чья-то искусная рука вывела причудливые узоры. Белел снег на тяжело свисавших со скал кустах.
Тоненькая красноватая струйка воды стекала в реку. Можно было проследить, откуда она брала начало. Только причудливая фантазия природы могла прорубить отверстие в такой ровной, без единой шероховатости скале.
Шабанзаде пригляделся, к роднику. Камень вокруг него был серым. Как шинель Абасгулубека. Будто и грудь этой скалы пронзила пуля...
— Шихалиоглу, какова эта вода на вкус?
— Кисловатая, соленая, отдает лекарством. Приезжали прошлой, весною сюда какие-то люди, наполняли бутылки, увозили в город.
— Минеральная вода, — сказал Шабанзаде, спрыгнул с коня, намотал уздечку на руку и, сложив ладони, подставил их под струю. — Ох!.. Какая вода! Настоящий бальзам! Почему никто не говорил мне о ней? Здесь надо построить санаторий. Знаешь, сколько народу можно вылечить!..
Шихалиоглу недоверчиво пожал плечами:
— Если вода может лечить, то почему вокруг столько кладбищ?
Шабанзаде помрачнел.
«Не читает, ничем не интересуется. А ведь ему поручен ответственный пост. С такими знаниями далеко не уедешь. Но, представим, его сняли, кем заменить? — Он не сумел вспомнить ни одного человека, кто мог бы руководить в уезде милицией. — А с другой стороны, такие, как Шихалиоглу, завоевали и отстояли эту власть. И эти же люди станут выражать недовольство, когда их будут, снимать с работы и назначать на их место молодых. Скажут: «Я с оружием в руках устанавливал Советскую власть, проливал кровь. А теперь оказался ненужным? Тогда почему вы вручали мне ордена и награды? Награждали бы маменькиных сынков, которыми вы заменяете нас! Где они были, когда я боролся?!»
Да, будет нелегко. Снять такого человека — значит поколебать в нем веру в правоту нашего дела. Смогут ли они понять диалектику жизни? Сумеют ли перестроиться?»
— Шихалиоглу, что ты делал в юности?
Вопрос застал того врасплох.
— А что, на меня поступила анонимка?
Шабанзаде расхохотался:
— При чем тут анонимка?
— Что скрывать, очень изменились люди в последнее время.
Только и знают, что пишут друг на друга. Эти курсы ликбеза, к добру не привели. Пока не знали азбуки — сидели спокойно. А теперь, если телка Мамеда прошла во двор к Гусейну, Гусейн садится писать жалобу. А ты, Шихалиоглу, начинай проверять. Хорошо, многих знаем. Но и ошибки не исключены.
В душе Шабанзаде признал, что все это правда. Надо принимать меры против анонимщиков. А порядок такой, что приходится проверять любое письмо. И пока определишь, где правда, а где ложь, скольким людям наносится травма...
— Никакой анонимки нет, спросил просто...
— Батрачил.
Шихалиоглу растревожили слова секретаря. «Что-то про меня, видимо, шепнули ему. Вот он и не доверяет. И, кажется, уже подобрал на мое место человека. Ну и пусть: должность, кабинет — штуки не вечные; сегодня принадлежат мне, а завтра — другому...»
— Я не стану убиваться ради должности, товарищ Шабанваде. И когда перевозил оружие, и когда вступал в «Красный табор», я не думал, что в будущем меня назначат на ответственный пост.
—Ты неверно меня понял.
— Отчего же, ты сказал, а я принял к сведению. Что тут сложного? Если не гожусь, как только вернемся, сдам дела.
--- Ну и недотрога ты, Шихалиоглу! — снова засмеялся Шабанзаде. — Куда я отпущу тебя?! Сначала подави кулацкий бунт!
Шихалиоглу промолчал. «Еще решит, что я испугался и пытаюсь уйти в кусты», — подумал он, а вслух сказал:
— Бог с ней, с этой должностью, боюсь, как бы не запятнали.
— К чистому грязь не пристанет.
— Еще как пристает! Когда недоброжелателей больше, чем друзей, — все возможно. Как замша собирает пыль, так моя должность — врагов.
...Однажды, проходя мимо тутовника в своем дворе, он почувствовал какой-то запах. Подойдя ближе, увидел под деревом большой сверток. В нем оказался сыр-мотал. Видимо, сыр долго пролежал под солнцем: от него исходил смрадный дух.
— Что это, кто принес? — спросил Шихалиоглу, позвав жену.
— Какой-то мужчина, он не из наших мест, — ответила она. — Сказал, что ты послал. Я не брала, но он и слушать не стал, оставил и убежал, а я положила сыр под дерево. Думала, вернется за ним.
Ругая жену, Шихалиоглу вырыл яму и закопал сыр. Он не раз выгонял из дому родственников, которые привозили гостинцы. «Бог знает, — думал он, — что решат люди. Попробуй докажи, что это родственник. Когда ты живешь лучше других, когда все едят овсяную кашу, а ты — плов, они имеют право думать о тебе плохо. Ведь всего несколько лет назад ты был таким же, как они. Что изменилось? Можно ли думать о личном благе, когда строишь социализм? Я одет, обут, сыт, имею крышу над головой, — чего же еще! Будешь богат, — возомнишь о себе бог знает что, не станешь видеть дальше своего носа, начнешь топтать других. Ради чего же тогда было пролито столько крови и принесено столько жертв!»
Когда он еще работал в комитете бедноты, его направили в одну деревню. В центре села стояла лавка местного богатея. В лавке толпился народ, и он тоже забрел туда. Но никто ничего не покупал здесь. Время было голодное, и люди просто глазели на продукты, лежащие на полках. В стороне, не обращая ни на кого внимания, сидел хозяин лавки. Немного погодя пришел хозяйский сын, принес отцу поесть. Белые, тонкие, как бумага, листы лаваша, горячий, еще на шомполе шашлык... Хозяин сложил лаваш и стал сдирать с шомпола куски мяса. Никого не пригласив к столу, не предложив разделить с ним обед, с аппетитом начал уплетать шашлык. Шихалиоглу, видя, как глотают слюну, собравшиеся в лавке, как недобро глядят они на богатея, недолго думая, сказал:
— Вот вам и кулак. Чего далеко ходить, с него и начнем!
Став начальником милиции уезда, занимаясь несчетным количеством поступавших к нему больших и малых дел, он всегда держал сторону бедняков, как мог защищал их. Эту пристрастность часто ставили ему в укор. «Ты решил это дело не по закону. Должен понести наказание тот, кого ты оправдал». — «Я представляю рабоче-крестьянскую милицию и буду защищать рабочих и крестьян. До конца своей жизни. Я считаю, что бедняк всегда прав».
На Шихалиоглу поступали анонимки. Организовывались комиссии, велась проверка, но ничего порочащего не находили. Разговор с Шабанзаде навел его на мысль, что о нем снова писали...
Всадники добрались до небольшой ровной площадки, остановили коней.
Внизу виднелась петляющая тропинка. Проследить ее направление было невозможно. Синело село на склоне горы. Дальше идти было опасно. На подходе к селу могли поджидать люди Кербалая. Оставив коней внизу, там, где рос густой кустарник, Шабанзаде и Шихалиоглу стали взбираться по склону горы.
Шихалиоглу поднес к глазам бинокль и тотчас увидел, где устроена засада. На вершине горы виднелась каменная кладка — видимо, стена какого-то недостроенного здания. Над ней поднимался дым. Наверное, решили, что опасности нет, и разожгли костер.
Шихалиоглу передал бинокль Шабанзаде:
Смотри... Видишь ту каменную кладку? Нет, чуть в сторону... правей.
— Теперь вижу. Погляди, кто-то спускается вниз, — сказал Шабанзаде, передавая бинокль.
Шихалиоглу посмотрел и увидел часового, спускавшегося в ущелье.
— Товарищ Шабанзаде, кажется, к нам кто-то идет, часовой направился навстречу.
Шихалиоглу снял с плеча винтовку, положил рядом. Расстегнул кобуру. Казалось, он готовится к бою.
