Абель Поссе - Райские псы
Верят во что-то, не пытаясь проникнуть в суть вещей. А если проникают, бросают верить.
Когда-то эти острова величали «счастливыми». Теперь ими правит Кровавая Дама.
Суровый берег, черные, пористые камни — будто застывшая пена, затвердевшее пламя.
Моряков почему-то не радует близость земли.
Здесь какая-то затаенная, обманная жизнь. Не видно ничего, кроме костров береговой охраны.
Ближе к полуночи со скалистых вершин докатился до них, разбившись на леденящие кровь осколки; крик вождя гуанчей. Четвертованный, висел он на стене у Башни Владычицы.
Урок непокорным и слишком гордым. Нечего церемониться с туземцами и поощрять националистические настроения.
Канарские острова — трамплин имперской экспансии. Здесь испытываются методы широкого цивилизующего истребления. Первым пришел сюда Рехон, за ним — Пераса и епископы-убийцы. А сейчас правит Вдова (не сама ли она сделала себя вдовой?) — Беатрис Пераса Бобадилья.
Это уже не та дерзкая девчонка, что прославилась короткими доспехами и искусной чеканкой на предметах туалета. Ей уже 27 лет, и теперь она — Кровавая Дама.
Ревнивая королева насильно выдала ее замуж за Эрнана Перасу и отправила их наместниками в земли, которые еще предстояло завоевать в жестокой борьбе. Те территории, как всем известно, были одним из последних творений Господа (по мнению падре Марчены, работа над ними завершилась в пятницу, ближе к вечеру), потому-то из недр здесь еще вырывались клубы дыма.
Клокочущая жизнью земля. Смешение металлов. Огромные морские животные. Минеральные испарения. Новая бурная растительность, жадно поглощающая свежую влагу земли. Пальмы, что вырастают за шесть недель.
Любой клочок земли, отбитый у аборигенов, в Севилье идет по хорошей цене. Да и самих гуанчей можно продавать как рабов. Так что Канары стали первой из тех двадцати с лишним частей, на которые вскоре поделят Америку.
Итак, Изабелла в приступе ревности покарала Беатрис, выдав замуж за душегуба Перасу и наградив губернаторством в новых землях. Правда, ревность ее была запоздалой. Фердинанд к тому времени уже успел исполнить последний эротический каприз Беатрис: сумел овладеть ею, несмотря на то, что была она закована в доспехи из стали, — через обшитую красным бархатом прорезь. (Произошло это в дни банкета в честь графа де Кабры, именно в ту ночь, когда Беатрис приглянулся акробат Аполлон, который вращался в воздухе, теряя позолоченные чешуйки с одежд.)
Изабелла пришла в бешенство. Она возненавидела беспутную девчонку — соблазнительницу, «ласточку», любительницу охоты, которая, дразня дворцовых сплетников, голой разгуливала ночами среди стражников и монахов и громко умоляла помочь ей отыскать ключик от крошечного пояса невинности.
Но ненависть была взаимной. И она свяжет двух женщин на всю их жизнь. Пока в 1504 году, в Медине дель Кампо одна из них не умрет от яда, подсыпанного другой.
Фердинанд не защитил Беатрис от жестокой награды. И с тех пор она лелеяла в себе ненависть, жуткую ненависть ко всем мужчинам. Ее супруг, жестокий Пераса, успел испытать ее на себе.
Она жила в Башне одна. Только со слугами и грозной Галисийской гвардией. Держала волков и львов. Питалась мясом кабанов и оленей, подстреленных высоко в горах. Порой приказывала доставить в Башню акульи плавники и скатов и готовила их по-японски — в маринаде из горького лимона. Из этого варились густые супы, они помогали ей в любовных делах.
О дьявольской похотливости Беатрис шла слава на всю округу. Если рыбакам случалось ночью приблизиться к острову Гомере, они слушали отчаянные вопли ее незадачливых любовников. Блоки, хлысты, колодки, кожаные ремни с шипами, кипарисовые розги, размоченные в рассоле и уксусе. Прислужники в надвинутых на лица капюшонах.
Любовь бывает красной или желтой, любовь Беатрис была темно-коричневой.
Почти все ее любовники — рыбаки, заблудившиеся моряки, пленные вожди-гуанчи, не в меру прыткие церковные служки — на исходе ночи сбрасывались вниз, в море, через северное окно Башни.
Но и в этом была своя притягательная сила. Несмотря на жуткие слухи, трудно было не принять приглашения знаменитой красавицы. В эпоху суровых запретов на любые чувственные порывы кто же упустит случай, кто откажется вынести пытки от обнаженной женщины? Кроме того, каждый, должно быть, надеялся укротить ее нрав мягкой нежностью, пробудить ответную любовь.
Да, были и такие, кому удалось уйти живым. Но они не смели произнести ни слова о том, что испытали, — под страхом лютой кары.
Так, Нуньес де Кастаньеда, бахвалясь, открыл кой-какие тайны. И вскоре был вновь приглашен в замок, да там и удавлен. А на деревенскую площадь приплелся осел с покойным наперевес, язык у несчастного был завязан узлом, словно пояс.
Непонятный страх овладел матросами. Они не решались ступить на берег. Только люди с «Пинты» сошли в порт, ибо не было у них другого выхода.
Им чудилось, будто за ними все время следят, даже когда рядом никого заметно не было. Причина была проста — на острове царил дух террора. Прокаженные и те страшились арестов. Стражники в часы, свободные от службы, прятались от стражников, заступивших в дозор.
Пералонсо Ниньо спросил прибывших:
— Учуяли? Учуяли запах серы? Он идет из-под земли! Вот там, на юге, в горах есть пещеры — врата в Преисподнюю…
Он был здесь три года назад, на большом венецианском парусном судне приплывал за рабами-гуанчами.
Колумб решил сойти на берег и как-то подбодрить своих людей. Раздобыть им свежего мяса, ключевой воды.
На рассвете он выбрал шлюпку и спустился в нее вместе с другими генуэзцами. Без большого труда — тогда еще звери не боялись человека — свалили они оленя с роскошными рогами и изрядно попотели, пока связали ему ноги и перенесли в шлюпку.
Матросы повеселели. Целый день, пока не спряталось солнце, набивали они брюхо мясом и пили молодое вино.
Но в поступке Адмирала увидели лицемерие и скрытый смысл.
Матросы-иберы не переставали шушукаться. Что за нужда менять паруса на «Пинте»? Месяц, не меньше, придется болтаться в этих опасных землях. Где пахнет серой, где морская пена чудится пеной кипящего сока земли, где у яблок железно-никелевый вкус.
Зачем Адмирал, никогда не любивший охоты, вдруг стал гоняться за оленем? Кого хотел удивить?
Чего ради, надев шляпу с перьями, часами простаивал на площадке, на солнцепеке? Никто не сомневался: проклятый иудей мечтает связать их по рукам и ногам и продать Владычице. И тогда корабли их займутся рыболовством и контрабандой. А сам он станет жить при Бобадилье — станет ее Главным Хахалем. Разве упустит подобный тип пустующее место?
Два дня спустя они увидели, как какой-то глухонемой подавал им с берега знаки. Он доставил записку: «Адмирал, ужин в девять. Наместница».
Колумб готовился к выходу целый час. Стало понятно: безрассудство генуэзца не имеет границ.
В семь часов он вышел на площадку не просто разодетым — расфуфыренным: адмиральский плащ с позолотой, орнитологическая шляпа и все те же чудные башмаки с золотыми шпорами — знак его высокого положения.
Он покидал «Санта Марию» навсегда. Это почувствовали все.
— Адмирал, она убьет тебя, отравит. Берегись, она ведьма, — предупредил его Эскобар. Но Колумб притворился глухим.
Ему еще предстояло решить, что делать с картой Рая. Поколебавшись, он спрятал ее в потайное дно сундука. Уже спустившись в шлюпку, Адмирал сказал:
— Надеюсь, к моему возвращению все будет должным образом подготовлено, — и глянул на итальянцев. — Mi raccomando![59]
До его слуха долетели ругательства матросов:
— Чучело! Сукин сын! Подпалит она тебе кое-что, если, конечно, там есть у тебя что палить!
Они надеялись, что по-испански он понимает не слишком хорошо.
А он последовал за калекой. Путь к Башне оказался нелегким. Приходилось цепляться за стебли вереска. Два раза он буквально повисал над обрывом, ухватившись за какие-то корни. С верхних каменных выступов на него глазели легкомысленные ящерки и царственно-неподвижные игуаны.
Не без тревоги вспомнил он строки из Тайного Апокалипсиса святого Павла: «Ангел вел меня в сторону запада, туда, где были лишь мрак, боль и печаль».
Уже на самом верху им пришлось пройти мимо львицы. Но видно, она лишь недавно насытилась человеческим мясом и равнодушно зевала, словно взгляд ее был, как всегда, обращен к родной Сахаре, а оттуда любое явление казалось ей скучным и лишним.
А вот и железные врата Башни. На крепостной стене висели тела казненных. Как видно, Бобадилья, верша закон, радела о воспитании и назидании.
Тут Адмирал обнаружил, что калека исчез.
Ему очень захотелось запеть или громко засвистеть, как бывает, когда идешь через кладбище в безлунную ночь.
