Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Погрейся, пока оденусь, – Путилин уже в дверях добавил, – зябко на улице, небось мороз кусает?
– Ишо как, – признался мужчина, – в этом годе зима лютая, ой, какая лютая.
Перед входом стояли сани. Иван Дмитриевич поёжился, выйдя из двери, и даже поднял меховой воротник пальто, но сев на скамью, удивился, что не так уж и холодно в столице.
Доехали быстро, всего—то несколько улиц, посыльный сидел на облучке с извозчиком и ни разу не повернулся, видимо, всё—таки робость перед самим Путилиным брала верх.
По пути Иван Дмитриевич ни о чём конкретном не помышлял, мысли бегали, как муравьи подле гнезда, вроде бы голова занята, но не понятно чем. Всё какие обрывки мыслей то о службе, которой в этом году четверть вековой юбилей и пора бы на покой, все таки действительный статский советник, то о злодеях, не ценящих человеческую жизнь, словно она не дана свыше Божьим проведением, а так пустяк, который можно походя забрать, то снова о том, кто в способности заменить его, Ивана Путилина, на таком ответственном посту, здесь мало лизоблюдства и преданного заглядывания в глаза вышестоящему начальству, здесь порой надо и под нож с пулями лезть, потом мысли перебросились на зиму.
Так и домчали до места преступления.
Штабс– капитан Евграфов, тридцати с небольшим лет, высокий блондин с короткими волосами и небесно—голубыми глазами, выхаживал по пустырю в ожидании начальника сыскной полиции. В «Справочной книге Санкт—Петербургского градоначальника» Фёдору Осиповичу было уделено несколько строк «Православный, женат, воспитывался в частном учебном заведении, на службе с 24 января 1864 года, в должности с 12 апреля 1874 года, в чине с 16 марта 1873 года», но эти скупые строки не могли вместить того, что с первого дня Евграфов взялся сперва за околоточных, а потом и за городовых, начал наводить порядок, какой только возможно, но не стало со стороны полицейских чинов самоуправства, капитан был скор на расправу, увольнял за большие нарушения безо всякой жалости и к тому же с «волчьим билетом». Подчинённые Фёдора Осиповича побаивались, но уважали за справедливость, иной раз своих в обиду не давал, когда возводили напраслину.
– Доброй ночи или утра, Иван Дмитрич, – протянул руку Путилину капитан.
– Главное не утро или ночь, а то, чтобы они были добрыми, – улыбнулся начальник сыскной полиции, пожимая руку Волгина.
– И то верно, но добрым назвать не могу.
– Рассказывайте, Фёдор Осипович, что стряслось в ваших краях?
– Так рассказывать нечего, от Чернореченского моста, – пристав указал рукою, – до Флюгова переулка, – кивнул в другую сторону, – возвращался из трактира Степан Тимофеев, заметил в стороне на пустыре тёмное пятно, подошёл, ну, а далее в участок, благо он недалеко.
– Значит, Степан Тимофеев.
– Знакомая фамилия?
– Нет, нет, это я так, а дальше?
– А дальше, дежурный пошёл с Тимофеевым, вызвали меня. Вот и всё.
– Вы осматривали место преступления?
– Нет, Иван Дмитрич, я более склонен доверять вашему чутью, поэтому более никто к трупу не подходил, кроме Тимофеева и дежурного.
– Хорошо.
Убитый лежал на спине, широко раскинув руки в стороны. На нём было надето только нижнее бельё. Расстёгнутый ворот нижней рубахи открывал покрытую седыми волосами грудь, поверх лежал на толстой нитке нательный медный крест.
Иван Дмитриевич сперва остановился подле убитого, обозревая место преступления. Повернулся то в одну сторону, то в другую. Склонился над трупом, повертел в руках нательный крестик, потом выпрямился и лоб Путилина прочертила морщинка.
– Н—да, – сказал он и пожал плечами. – становится понятным.
Пристав стоял в нескольких шагах и наблюдал за действиями сыскного начальника, хотел было что—то спросить. Уже открыл рот, но воздержался от любопытства, что же всё—таки усмотрел здесь Иван Дмитриевич.
– Ну что, Фёдор Осипович, картина мне ясна, только вот следствие зайдёт в тупик, ежели мы с вами фамилию сего человека, – он указал на убиенного, – не узнаем.
– Попробуем, хотя, – засомневался пристав, – вы что—то узнали?
– Немного, но кое—что, – Путилин помассировал пальцами подбородок, – они приехали…
– Они? Простите, Иван Дмитриевич, – стушевался капитан.
– Судя по следам их было трое. Ладно, Фёдор Осипович, не буду напускать туману. Убитый, видимо, чухонец, это видно по белью и крестику на шее, сегодня же двенадцатое февраля, а значит Сырная неделя и, скорее всего он, наш убиенный, прибыл в столицу для извозного промысла. Это я говорю так, что у чухонцев сани приметный на снегу след оставляют, видите, – Путилин опустился на корточки и провёл рукою по колее, – обратите внимание, как подкована лошадь, это тоже говорит, что убитый чухонец.
– Может, чухонец – убийца, вот сюда труп и привёз?
– Нет, Фёдор Осипович, именно чухонец убит, посмотрите на следы здесь и здесь, это два разных человека, один подволакивает ногу, от этого и след такой, словно кто волочит что—то, а второй, наверное, высокий и весу большого, видите, как промятость выделяется. Убитого снарядили, чтобы он в эти края ездоков довёз, вот они доехали сюда. Я уж не знаю причину, по которой чухонца попросили остановится, видите, лошадь гарцевала и натоптала здесь.
– Вижу.
– Так вот, они, видимо, переехали Чернореченский мост и сюда, здесь чухонец остановился, сошёл с козел и уже на земле получил первый удар по голове, упал ничком, выпростав вперёд руки, словно в последнюю минуту жизни пробовал отползти от злоумышленника. Вот видите, он доскрёб до земли, потом его ещё два раза ударили. Потом сняли с него одежду и на санях уехали.
– Вот поэтому, Иван Дмитрич, я и не подходил к трупу, чтобы не затоптать следы. Я, ей Богу, не приметил того, что увидели вы.
– Не наговаривайте на себя, Фёдор Осипович, вы всё бы заметили и без меня, ведь следы многое дают. Так что стоит искать пропавшего чухонца.
– Да, задачка, – провёл рукой по шее капитан.
– Я вам предлагаю проверить постоялые дворы в округе, я думаю в такой поздний час, как совершено было убийство, чухонец взял последних седоков, которые следовали в его сторону, не думаю, чтобы он промышлял ночью, в такое время люд в тёплых постелях и не получишь много денег, а вот днём другое дело. Поэтому ищите в первую очередь чухонца, который заплатил за ночлег вперёд за несколько дней, а сам не приехал.
– Но ведь сегодня первая ночь, когда он исчез.
– Фёдор Осипович, не мне вас учить, как искать пропавших? Не первого же вы разыскиваете? Тем более вы на своём участка даже иголку сможете найти.
– Вы верно подметили, – улыбнулся пристав, – не первого, хотя не перехвалите.
– Отнюдь, – на лице Путилина тоже появилась улыбка, – не обессудьте, но я могу не только отпускать комплименты.
– Знаю.
– И надеюсь, мне не придётся привлекать сыскных агентов к розыску ночлега чухонца.
– Не придётся, – со всей серьёзностью в голосе произнёс штабс—капитан Евграфов.
Иван Дмитриевич долго не размышлял, ехать ли домой, где испорченный сон, так, как он знал, и не вернётся или в сыскное.
– На Большую Морскую, – Путилин стукнул по плечу тростью извозчика.
Дежурный чиновник не удивился раннему приходу начальника сыскной полиции, сдержанно поприветствовал, доложил о происшествиях, коих на утренний час не наблюдалось. Об убийстве пристав Волгин ещё не доложил, да и произошло оно только накануне.
Штабс—капитан Евграфов отправился в участок, домой идти после вечерней размолвки с женой не очень—то и хотелось. За завтраком видеть недовольное лицо любимой женщины было выше сил, особенно, когда ее алые губки капризно надувались, а взгляд выражал такое выражение обиды, что хотелось провалиться. Лишь бы не ощущать на себе этот выразительный взор.
Окна участка выходили в сторону Бабуринскоого переулка, унылый пейзаж, в особенности весной и осенью, не радовал взгляд, а сейчас, в зимнее время, хотя бы белый цвет навевал не такие мрачные чувства.
«Первым делом, размышлял пристав, дать указания околоточным, каждый из них знает свой участок, как свои пять пальцев, потом лошадь и сани, так о них будет известно, после выявления фамилии чухонца, ведь те, кто с ним ночевали, по всей видимости, видели и сани, а значит, могут писать какие—нибудь приметные детали, а далее… – Капитан сжал до боли губы, – далее, далее, – вертелось в голове, но так ничего толкового не приходило, – далее и остаётся, что идти на поклон к Ивану Дмитричу. А почему собственно говоря, на поклон, служим одному Государю и выполняем одно – блюсти порядок в столице, пресекать злодеяния, а если они и происходят, то учинившего преступление находить и ему «воздадут по делам его», – закончил размышления словами из Святой книги.
