Петер Фёльдеш - Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли)
— Я считаю необходимым сказать вам кое-что. Может случиться, что завтра вы не застанете меня здесь… Я уеду, по-видимому, надолго. Не забывайте меня…
Он придвинулся к ней так близко, что ощутил ее горячее дыхание.
Йолан вздрогнула и опустила глаза. Мгновение показалось вечностью…
В комнату вошла Ализ, стройная, белокурая. Ее появление вернуло их к действительности.
— Йолан, нам пора. До свидания, господин Краузе…
Ворвавшийся в открытую дверь ветер окатил его прохладной волной. «Просто «прилипчивость»… или действительно любовь?..» — спросил он себя, глубоко вздохнув, и сел за корректуру.
Однажды поздно вечером Тибор вместе с Хава-шем, как всегда, отправился на прогулку.
— Нечего сказать, хорош агитатор! — усмехнувшись, сказал Тибор. — Еще в первый день своего приезда обещал поговорить с тобой о нашей вере в парод, да так до сих пор и не собрался.
Они шли по направлению к Ладьманёшу. Внизу стремительно катил мутно-желтые волны Дунай. Дул ветер, теплый и добрый. Хаваш шел с открытой головой, и Тибор позавидовал другу, — ему-то приходилось напяливать широкополую шляпу до самых броней, чтобы никто не узнал.
По смуглому лицу Хаваша скользнула улыбка.
— Народ уже сказал свое слово. И превосходно сказал! Для меня этой проблемы больше не существует. Мне хотелось бы поговорить с тобой о другом…
— Слушаю тебя, Банди.
Тибор вдохнул полной грудью свежий весенний воздух, пахнущий влагой, песком, галькой, и положил руку на плечо доктора.
— Когда поживешь рядом с человеком, лучше узнаёшь его, не так ли, Тибор?.. — спросил Хаваш. — Так вот скажи мне, достоин ли я звания коммуниста? Я решил вступить в партию.
Несколько мгновений Тибор молчал. Порыв ветра чуть было не сорвал шляпу с его головы. Доктор ждал ответа.
— Это серьезный шаг, Банди. Что ждет нас — победа или смерть? Ты все взвесил?
— Все, — кивнул головой Хаваш. — Победа — это новый мир, это жизнь, достойная человека. А смерть — презренный кусочек свинца в наши молодые головы. Настали времена, когда жизнь и смерть ходят рядом…
Они негромко засмеялись.
— Я считаю: ты достоин, товарищ Хаваш, — сказал Тпбор, взял врача под руку, и они повернули обратно.
Было около шести вечера, когда Хаваш вдруг попрощался и сказал:
— Пойду к Ализ…
Тибор удивился. Обычно Ализ сама приходила к Хавашу, но вот уже третий день, как девушки не появлялись в Приюте.
— Погоди-ка… — нерешительно сказал Тибор. — Ты ничего не знаешь? Йолан почему-то стала избегать меня. Может, я обидел ее?
— Нет, нет! — торопливо ответил Хаваш. — Это я виноват! В последний раз, когда я провожал их до трамвайной остановки, Йолан все допытывалась у меня, куда ты уезжаешь. Я сказал, что в Москву. «Это замечательно! — воскликнула она. — Я горжусь им!» Но, придя домой, взглянула на карту, прикинула расстояние, поняла, что тебе придется лететь над вражеской территорией, да еще на допотопном биплане, и так расстроилась, что не смеет показаться тебе, боится выдать свою тревогу. Ализ запретила мне говорить с тобой об этом, но зачем играть в прятки?.. Йолан любит тебя.
— Спасибо, доктор.
Сердце Тибора радостно билось. Значит, все-таки…
А на следующее утро от его ликования не осталось и следа, — такова жизнь. Приехала Лиза Арвале, усталая, расстроенная. «Полет срывается», — коротко сообщила она. Вчера пшют и механики закончили приготовления. Летчик решил опробовать машину. Самолет взмыл в воздух, сделал несколько кругов, мертвую петлю, все было прекрасно. Но при посадке одно колесо наскочило на камень, в результате отвалилось крыло и хвостовое оперение. Теперь на ремонт машины потребуется не одна неделя.
Злополучный камень! Люди совершают чудеса, летают, словно птицы, переделывают мир, и вдруг какой-то злосчастный булыжник может все погубить!
Увидев, как огорчился Тибор, Лиза не могла сдержать слез. Тибор попытался утешить девушку:
— Ничего, ничего, — сказал он. — Видно, слишком фантастична эта идея о полете! А вы молодец, настоящий молодец!
На сердце у него было тяжело — жаль расставаться с мечтой…
Лиза уходила грустная, подавленная, и, глядя на нее. Тибор невольно подумал о Йолан, у которой теперь не было оснований тревожиться за него.
Закончив обход больных, вернулся Хаваш и стал собираться в город. Тибор чуть было не попросил его: «Передай Йолан, что я никуда не лечу…» Но сдержался. «Смертельная опасность подстерегает меня на каждом шагу, и неужели она должна жить в постоянном страхе за меня?.. Я люблю ее. А любить — это значит беречь. Нет у меня права связывать с ней свою полную превратностей судьбу…»
Доктор оделся и ушел. В коридоре еще слышались его шаги. «Почему я ничего не сказал ему? — рассердился на себя Тибор. — Должна же она знать, что мне хотя бы сейчас не грозит упасть и разбиться…» Он вскочил, бросился за Хавашем и догнал его в самом конце длинного коридора.
— Передай Йолан, что я жду ее… — крикнул он и сам удивился: ведь собирался сказать совсем другие слова.
Как медленно тянется время! Лишь на другой день к вечеру дверь отворилась и в полумраке комнаты появилась Йолан. Она пришла одна.
— Вы знаете, что я не лечу? — вместо приветствия спросил он, включая свет, — ему хотелось лучше видеть ее лицо.
Йолан молча кивнула.
— И еще… я пошутил тогда, назвав себя женоненавистником…
— Я поняла… — смущенно сказала Йолан, присаживаясь на диван.
— Вы волновались за меня? Признавайтесь чистосердечно.
Ему стало неловко за свои слова, «Черт знает что. Я ведь требую от нее признания…» А она обернулась к нему и сказала спокойно и просто:
— Я полюбила вас…
Если бы Тибор знал, сколько раз за последние дни Йолан мысленно повторяла эти слова!
— Я так волновалась, — с виноватой усмешкой продолжала она, — что даже хотела броситься с балкона. Но потом подумала: а вдруг, когда намну перелезать через перила, внизу появится молочник… И мне стало так смешно!
«Вот он, секрет нашей «аффинитности»», — подумал Тибор и вдруг ощутил во рту вкус фруктового сока… (Как неожиданно поднимаются воспоминания из глубин памяти!) Когда он жил в Фиуме, то больше всего любил апельсины. Их выгружали из трюмов еще не совсем созревшие, сладкие и одновременно кисловатые. Йолан — такая же. Милая… Он засмеялся счастливым смехом и, обняв Йолан, привлек ее к себе.
Дверь открылась, на пороге появился Хаваш.
Он хотел было тут же уйти, но Тибор крикнул ему:
— Входи, входи! Мы решили пожениться!
«С начала мировой войны история устремилась вперед с такой скоростью, словно в нее впрягли дюжину локомотивов», — писал он одиннадцать месяцев назад в одной из своих статей, напечатанной в газете «Социалиш форрадалом».
Стремительно мчалась и его собственная жизнь… Газета «Социалиш форрадалом» уже стала исторической реликвией. А сам Тибор Самуэли за какие-нибудь несколько месяцев превратился в вождя венгерского рабочего движения. И то, что в жизни других людей продолжается обычно долгое время (о чем пишутся романы не в одну сотню страниц), — счастливая любовь, оканчивающаяся супружеством, — заняло в его жизни считанные дни, — а вот уже и финал!
В той же статье он писал: «Локомотив несется с бешеной скоростью, и мы не успеваем бросить даже беглый взгляд на все, что остается позади. Мы видим лишь то, что впереди, ибо только оно существенно и важно. Наша ближайшая остановка — пролетарская революция»…
Такова и его жизнь.
12
Во вторник 18 марта 1919 года около трех часов пополудни рабочий Чепель был похож на растревоженный муравейник. Ревели, перекликаясь, заводские гудки. То низкие, то пронзительно высокие, они заполняли все окрест гулом. Рабочие останавливали станки и, наспех вытирая замасленные руки, торопливо надевали пиджаки.
В огромном кузнечном цехе машиностроительного завода время от времени тяжело бухал лишь один паровой молот. Празднично одетый старший мастер Одеш со свойственной ему небрежностью высокомерно бросил:
— Идемте, товарищи! Сегодня сорок восемь лет Парижской коммуне. Почтим память погибшей революция!
Рабочие переглянулись. На их закопченных лицах мелькало выражение недоброй иронии. Не случайно ведь они перекрестили Эдеша в Гнидаша. А недавно, во время так называемой буржуазно-демократической революции 1918 года, выяснилось, что и он примкнул к рабочему движению.
— Почему погибшей? — громко спросил коренастый кузнец, слегка покачиваясь на широко расставленных ногах. — Наоборот — вечно живой! Так воздадим же ей должное!
— Отставить политику! — грубо осадил его старший мастер. — В ближайшее время правительство намерено провести выборы. Вот тогда и наговоритесь.
