Иван Фирсов - Гангутское сражение. Морская сила
Ранены: из бомбардиров Наум Сенявин, Иван Турков, Василий Осипов».
Встречал победителей сам Петр, расцеловал Сеня-вина, принял от него шведский флаг, осмотрел бот.
— Доброе судно.
На палубе ступить было некуда, всюду лужи крови.
— Шведы насмерть бились, вишь, офицеры верны присяге, все полегли, — заметил Петр. — Девки-то откуда?
— Гулящие, — засмеялся Сенявин, — швед слаб на передок, не может без бабы, а нам на руку. Тепленькими накрыли.
Из реляции: «Гренадер 7 человек, купно и с прочими оставшимися пожалованы все в офицеры».
В крепости шведы горевали: русские взяли верх на море. Вроде бы и кораблей русских не видно, и к Выборгу они не подступятся никак, но свой шанс не упустили.
После недолгого раздумья Петр решил осаду свернуть, но на победной ноте.
— Прав ты был, — согласился он с Апраксиным, — поспешишь — людей насмешишь. Не везет мне на сухом пути. Выборг-то, как и другие крепости, морем воевать сподручнее. Мортиры и бомбарды по болоту долго тащить. Но Брюс с разведкой проморгал.
— То-то, господин капитан-командор, — с облегчением вздохнул Апраксин, — пора бы передохнуть маленько и людям и державе, завоеванное бы не упустить, осмотреться надобно.
— Сам о том размышляю. К морю пробились безотказно. Казна-то пуста, на корабли опять деньгу надобно. Недурно бы замириться с Карлом. Хотя бы на время.
В той или иной степени расчет всегда присущ державному правителю. Иначе ему долго не удержаться на троне.
Достигнув за шесть с лишним лет схватки со шведами основной цели — возвращения России выхода к морю, — Петр все чаще думал о необходимости прекращения затянувшейся войны. Казна державы не поспевала за растущими расходами, непомерное тягло будоражило людские массы. То в Астрахани, то в Башкирии, то на Дону отягощенный поборами народ легко поддавался призывам к смуте.
Теперь Россия осталась один на один с грозным соперником. Давно покинула ее Дания. Трусливо поддал хвост саксонец Август перед шведами, втайне от своего союзника России заключив мир с Карлом XII.
Новый начальник Посольского приказа Гаврила Головкин, человек, знающий свое дело, докладывал Петру:
— Август, государь, отказался от польского трона, сие для нас потеря не великая, с поляками разберемся.
— Ведаю, — коротко, но озабоченно бросил Петр, — нам в союзники сызнова кого бы сыскать. Королева Анна — пустышка малоумная, не похочет. Ее крепко в объятиях Мальбрук держит, как и всю Англию.
— Оно так, государь, любовники завсегда в силе при недалеких умом.
Петр осклабился, видимо вспоминая недавнее прошлое.
— Надобно через того Мальбрука увестить Карла к миру с нами.
Недавно верные люди сообщили в Москву, что английский, герцог готов оказать услуги, но просит оплатить их солидным кушем.
Ухмыляясь, Головкин поглаживал бритый подбородок:
— Многого просит ненасытный герцог. Ни много ни мало похочет князем российским заделаться.
Петр воспринял эту весть по-иному. Тут же распорядился Головкину:
— Ответствовать. На вопрошание, что дук Мальбрук желает княжества из русских, на то отписать, если то так и вышереченный дук к тому склонен, то обещать ему из трех, которые похочет: Киевское, Владимирское или Сибирское, авось клюнет. — Схватив трубку, Петр начал уминать ее табаком. — И при том склонять ево, чтоб оной вспомог у короле вы о добром мире со шведом, обещая ему, ежели он то учинит, то со оного княжества по вся годы жизни ево непременно давать будем по тысяч пятьдесят ефимок битых.
Продолжая начатый разговор, Петр раздумывал, закурил трубку, прошелся по комнате и продолжал:
— Отписать Матвееву в Гаагу. В Лондон ему немедля собираться. К Мальбруку подъехать с какой стороны. Пускай подтвердит обещанное. Чего другое запросит, не скупиться.
— Мальбрук, государь, человек воинский, но на деньги весьма падкий.
— Все до них охотники. Может, других каких сановников ублажить потребно. Ежели что, к деньгам присовокупим войско наше, тысяч тридцать супротив Франции.
Головкин еле успевал записывать.
— Генеральное нам, ежели не союз с Англией, так мир с Карлом потребен до крайности. Напомни англичанам о торговле знатной с нами.
Получив наказ царя, Матвеев спешно собрался ехать в Лондон, но герцог опередил его, вдруг появился в Гааге. Русский посол не ведал, что задачи вояжа у Мальборо были совсем иные, чистый меркантилизм по-английски. Отправляясь в Европу, он тщательно продумал все возможные варианты, преследующие вполне определенные цели.
— Правительство вашего величества считает, — для проформы сообщил Мальборо рассеянно слушавшей его королеве, — что усилия шведской короны должны быть направлены куда угодно, но только не против империи Габсбургов, она наша союзница в противодействии Версалю. Мы будем всячески стараться направить войска короля на Восток, для умиротворения замыслов царя Петра. Русские слишком резво двинулись к берегам Балтики. Сие не к выгоде нашей торговли.
Анне, видимо, наскучил затянувшийся монолог:
— Что требуется от меня, милорд?
Мальборо не заставил себя ждать и положил на столик королевский указ.
— Ваше величество, для успеха не избежать подарков сановникам короля Карла, один граф Пипер запросит немалую сумму. Здесь скромно упомянуты расходы на эти цели…
В Гааге Мальборо одним из первых принял русского посла.
Матвеев вручил герцогу письмо царя с его портретом, украшенным драгоценными камнями.
— Право, я не заслуживаю такого внимания царского величества, — ломался Мальборо, бегло прочитав письмо и рассматривая сверкающее обрамление на царском портрете.
— Его величество царь Петр надеется на ваше дружеское влияние на планы короля шведского. Мы готовы заполучить почетный мир с королевством шведским, вернуть земли в Ингрии и Лифляндии, оставив себе лишь устье Невы.
Мальборо славился умением скрывать свои истинные намерения, льстить собеседнику:
— Я всемерно приложу свои усилия, чтобы исполнить просьбу его царского величества и убедить в его добрых намерениях короля Карла…
Спустя неделю по пути в королевскую ставку, остановившись в Берлине, Мальборо успел разведать, что все окружение Карла и сам король и не помышляют о войне с Австрией. Все же думы направлены только в сторону России.
В ставке короля в Альтранштадте Мальборо обрадовал приближенных Карла XII. Не одну тысячу фунтов стерлингов употребил он для ублажения королевских советников. Но, видимо, английские фунты только подкрепили мнение советников.
Граф Пипер высказался без обиняков:
— Главнейшее и наиважнейшее для шведской короны — это сломить и разрушить московскую мощь. Со временем эта мощь может сделаться еще более опасной, если она не будет уничтожена и задушена в своем возникновении. Поэтому нигде не может быть заключен мир выгоднее и надежнее, как только в самой Москве.
Но Мальборо желал убедиться в успехе своей миссии, только увидевшись с королем.
Обычно не жалующий резидентов Карл XII сделал исключение для представителя английской короны. Первое, что бросилось в глаза Мальборо при входе в королевские покои, был огромный дубовый стол, покрытый картами России.
Заговорив для приличия о вероятности переговоров с царем, герцог в душе возрадовался. Едва он упомянул имя Петра, как щеки короля покраснели, а «глаза метали молнии».
— Никакого мира, прежде чем я не уничтожу военную мощь царя Петра, и я соберу всех бояр, разделю Московию на княжества и раздам им вотчины…
Вне себя от радости, Мальборо откланялся, уверившись окончательно в намерениях Карла XII двинуться в поход на Россию…
Удостоверившись в замыслах Карла вторгнуться в пределы русской земли, Петр начал отводить войска из Польши к границам России. В конце января 1708 года из Гродно отходила дивизия Репнина. Генерал вызвал бригадира Мюленфельса:
— Шведы наседают нам на хвост, будешь прикрывать отход полков. В стычку со шведом не вступай, наиглавное для тебя, отойдя за реку, порушить за собой мост, дабы шведа отсечь.
Первую половину приказа Мюленфельс исполнил, последним перешел по мосту, но мост перед наступающим неприятелем оставил нетронутым. Шведы с ходу атаковали отступающие русские полки…
Мюленфельса заподозрили в измене, арестовали, хотели судить. Дело дошло до Петра.
Соплеменники бригадира, шесть немецких генералов и офицеров, вступились за земляка, написали царю просьбу, мол, он, Мюленфельс, не по злому умыслу совершил деяние, якобы неумышленно пустил шведов в Гродно, просили о милосердии к провинившемуся. Петр разобрался быстро и ответил: «Ежели бы вышереченный бригадир в партикулярном деле был виновен, тогда бы всякое снисхождение возможно учинить, но сия вина есть особливо, в сей жестокой случай, государственного интереса. Того ради инако не может, точию по суду быть».
