Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)

— Полюбил? — удивилась Элизабетта, у нее перехватило дыхание.

Сандро нежно ее поцеловал. Элизабетта ощутила его теплые губы на своих губах, как в тот день, у реки. Она поняла, что Сандро целуется не так, как Марко, медленнее и, возможно, не столь умело, но, отвечая ему, Элизабетта будто ощущала его мысли, словно они общались, вели разговор без слов.

Ей нравилось это чувство — понимание, что все поцелуи разные, каждый мужчина целует по-своему, и Сандро своим поцелуем словно отвечал на ее вопрос, говорил ей о своей любви; эта мысль наполняла Элизабетту счастьем, в точности так она ощущала себя с Марко, когда он объяснился с ней на балконе над Пьяцца Навона.

Элизабетта не знала, кого она любит — Сандро, Марко или их обоих, поэтому она отдалась своим чувствам, надеясь, что когда-нибудь ее сердце откроет ей эту тайну.

А пока оставались поцелуи.

Глава двадцать четвертая

Пройдя под цветочным навесом парадной двери дома Элизабетты, Марко вошел и оказался в вестибюле. Она сказала, что будет дома, вот он и решил удивить возлюбленную букетом роз. Марко постучал к ней в квартиру, но открыл отец Элизабетты. Людовико Д’Орфео сонно моргал, словно его только что разбудили, он был в обвисших штанах, выше пояса — обнажен. Волосы сальные, борода давно не стрижена. Марко прежде не доводилось рассмотреть его толком, хотя он всегда подозревал, что отец Элизабетты — выпивоха.

— Марко! — неласково посмотрел на него Людовико и пошатнулся. — Тебе чего?

— Buona sera, синьор Д’Орфео. Простите за беспокойство…

— Цветы? Это еще зачем?

От него попахивало перегаром.

— Это для Элизабетты. А она…

— Нет, ее нет дома! — рассвирепел Людовико. Он вырвал у Марко букет, швырнул на пол, несколько бутонов сломались, лепестки разлетелись повсюду.

— Что вы делаете, синьор Д’Орфео?

— Ты попортил мою дочь?

— Нет, синьор! — отшатнулся потрясенный Марко.

— Не ври! Говори правду!

— Нет, клянусь вам!

— А на кой тогда цветы притащил?

— Я ее люблю.

— Нет! Нет, нет, нет! — орал отец Элизабетты, у которого едва не летели слюни. — Ты не любишь Элизабетту! Ты не можешь ее любить! Я не разрешаю! Ни за что!

— Что вы такое говорите, синьор? — Марко не представлял, откуда такая неприязнь. — Поверьте, у меня честные намерения…

— Не говори мне о чести! У Террицци нет представления о чести! Твой отец кувыркался с моей женой, знаешь об этом?

Марко задохнулся. Невозможно! Его родители были едва знакомы с родителями Элизабетты. Почему ее отец говорит такие мерзости?

— Да уж, представь, твой папаша спал с моей женой. Все это знают, кроме тебя и моей дочери. Великий Беппе Террицци не такой честный малый, каким притворяется! Может, я и пьян — но я честен! Я не подлец какой-нибудь!

— Этого не может быть, — заикаясь, проговорил Марко.

— Еще как может! Твой отец сгубил мою жену! Она так и не стала прежней! Заводила одного любовника за другим! Это было началом конца для меня! Для моей семьи!

Марко отпрянул.

— Отец никогда бы не изменил матери.

— Террицци сгубил мою жену, но ты мою дочь не тронешь! Убирайся из моего дома! Проваливай! А Элизабетте даже заикнуться не смей, иначе я тебя придушу собственными руками! — Людовико показал Марко свои руки с припухшими суставами. — Это я все еще могу! Не сомневайся! Никогда больше ее не увидишь!

Марко развернулся и вышел прочь.

Часть вторая

Глава двадцать пятая

Марко в ярости крутил педали, летя прочь от дома Элизабетты. По его телу струился пот, Марко несся мимо машин, словно помешанный. Его отец изменял матери — да это просто невозможно! Марко ехал на север, в Борго — район за пределами Ватикана, где жил его брат Эмедио. Тот, как старший сын, всегда был конфидентом своей матери: из мальчиков Террицци он вырос самым зрелым и ответственным. Все они считали, что он не просто так поступил на службу, Эмедио родился, чтобы стать священником, это его призвание. Марко точно знал, что Эмедио известна правда.

Разум лихорадочно подыскивал объяснения. Все сказанное отцом Элизабетты — просто ахинея пьяницы. Все завсегдатаи бара несли бред. Они опрокидывали стакан за стаканом, начинали с утра, заказывали по два бокала сразу. Наверняка отец Элизабетты пропил последние мозги, ведь собственный отец Марко — человек честный, добродетельный, он — его герой. У Марко было много причин восхищаться отцом: тот стал одним из лучших велосипедистов в стране, отважно сражался при Изонцо [71], добился успеха и кормил всю их семью.

Марко с бешеной скоростью перебирал ногами, а мысли его неслись вскачь. Отношения у его родителей были самые теплые, Марко сам это видел. Ему случалось заставать их целующимися украдкой или видеть, как отец хватает мать за зад. Их пыл не угас, порой Марко даже слышал, как по ночам они занимаются любовью. Супруги были партнерами — отец работал в баре, мать на кухне, они всячески поддерживали друг друга. Он всегда думал, что именно такой брак будет и у них с Элизабеттой.

На огромной скорости Марко влетел на улицы района, где жил Эмедио. Вдоль дороги выстроились ухоженные дома и росли деревья с пышными кронами. По тротуарам группками ходили священники в черных рясах и монахини в черных или голубых облачениях, поскольку сюда стекались все служащие Ватикана и духовенство. На город мягко опускались сумерки, а с ними и покой, но в душе Марко кипели страсти.

Он промчался по Виа-Бонифацио и увидел, что в окне дома Эмедио горит свет. Миновав перекресток, Марко подъехал к дому, спрыгнул с велосипеда и стал громко звать брата. Тот сразу же выглянул и с улыбкой облокотился на подоконник.

— Я мигом спущусь, — крикнул Эмедио. — Как раз собирался на улицу.

— Быстрее! — Марко пытался взять себя в руки, но у него ничего не выходило. Как только в дверях появился Эмедио, он принялся лихорадочно пересказывать ему все подробности случившегося, не успели братья даже отойти от порога. Эмедио выслушал его, как всегда, внимательно, а когда Марко закончил, посмотрел прямо в большие темные глаза брата, так похожие на глаза их отца.

— Это ведь неправда, скажи, Эмедио?

— Тебе нужно успокоиться, братец.

— Ты должен сказать мне, что это вранье!

— Успокойся. — Эмедио попытался взять Марко за плечи, но тот стряхнул его руки.

— Эмедио!

— Давай-ка пройдемся и поговорим. Мне нужно купить сигарет, да и соседям хватит того, что они уже слышали. — Эмедио пошел вперед, и Марко зашагал рядом, катя за собой велосипед.

— Ну так что?

— Это правда.

Марко казалось, его ударили в грудь. Он застыл будто вкопанный.

— Не верю! Откуда ты знаешь?

— Мама рассказала.

Марко захлестнула волна сочувствия к матери.

— А она как выяснила?

— Застукала их в постели.

— Нет! — в ужасе ахнул Марко. У него было столько вопросов. — Когда это случилось? Как они вообще познакомились?