Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)

— Да, красиво, но разве нам можно тут находиться?

— Говорю же тебе — да. Начальство уже ушло.

Они добрались до верхнего этажа, и Марко завел ее в большую приемную, что располагалась справа; Элизабетта увидела сверкающий мрамор на полу, расписные бордюры на стенах и сводчатые потолки, хотя, по ее мнению, фашистские флаги и несчетное множество фотографий Муссолини лишали помещение элегантности. Она никогда не бывала внутри столь большого дворца, казалось невозможным, что когда-то он целиком принадлежал единственной семье.

— Ciao, Марко! — Ему отсалютовал охранник, стоявший возле кабинета, входом в который служила изящная арка.

— Ciao, Бенедетто. Познакомься с красавицей Элизабеттой! Хочу показать ей кабинет Буонакорсо.

Охранник широко распахнул перед ними дверь.

— Вперед, комендаторе Террицци!

— Наконец-то со мной обращаются с должным уважением, — хохотнул Марко и повел Элизабетту в большой кабинет с массивным столом резного красного дерева, по бокам которого высились флаги Италии. На стенах, покрытых штукатуркой, висели масляные пейзажи в золоченых рамах вперемежку с бронзовыми светильниками, а потолок с рельефными перекрытиями украшала роспись, изображающая сцены сельской жизни. На противоположной от входа стороне, между стеклянными дверями от пола до потолка, — портреты короля Викто́ра Эммануила III и Муссолини.

Позади них с громким лязгом закрылась дверь. Они остались вдвоем.

— Ты все заранее продумал? — спросила Элизабетта.

— Ну конечно, я же не какой-то дилетант.

Вид у него стал серьезным, и Элизабетта решила было, что он хочет ее поцеловать, но тут Марко подвел ее к столу.

— Ты должна сесть в кресло моего шефа. — Марко выдвинул из-за стола кресло с блестящей обивкой красной кожи. — Вот, садись и представь, что ты — комендаторе Буонакорсо.

Элизабетта уселась за сверкающий стол полированного дерева; на поверхности не было ничего, кроме двух телефонов, набора затейливых ручек, отделанных эмалью, и золотых часов.

— Давай, прикажи мне что-нибудь. — Марко уселся напротив, притворяясь, будто делает записи в воображаемом блокноте. — Готов служить!

Элизабетта хихикнула:

— Ну… как насчет «веди себя хорошо»?

— Ни за что. — Марко сделал вид, будто подбрасывает блокнот в воздух, потом, вскочив со стула, обошел стол и взял Элизабетту за руку. Он подвел ее к стеклянным дверям, которые вели на балкон, огибающий здание по периметру и выходящий на Пьяцца Навона. — Иди сюда.

— Ты серьезно, Марко? — Элизабетта помедлила на пороге. На балконе был плиточный пол и мраморное ограждение, но высота все равно страшила.

— Не бойся. Отсюда прекрасный вид. Гляди-ка… — Марко помог ей выйти на балкон, Элизабетта подошла к перилам и посмотрела вниз.

Люди на площади казались маленькими фигурками, что толпились вокруг трех прекрасных фонтанов — их зеленую воду подсвечивали декоративные светильники. В центре площади высился египетский обелиск, и горели лампы, что освещали его подножие и барельефную резьбу. Вдоль площади выстроились великолепные здания в четыре и пять этажей, на нижнем уровне каждого дома располагались рестораны и площадки для отдыха. Слева стояла большая базилика Святой Агнессы с роскошным куполом и шпилями по бокам, в темноте она сияла, будто луна. Элизабетте казалось, будто сам Рим лежит у ее ног.

— Разве не красиво? — Марко подался вперед и облокотился о перила.

— Да, очень, — ответила Элизабетта, едва дыша — то ли из-за присутствия Марко, то ли из-за впечатлений, которые он ей подарил, она точно не знала, впрочем, это было совсем неважно.

— Я рад, что ты здесь, cara [67]. — Марко коснулся ее руки и улыбнулся, и она увидела в его красивом лице отражение одновременно маленького мальчика, которым он был, и юноши, которым он стал.

Элизабетта вдруг потянулась к нему и поцеловала, слишком поздно осознав, что не знает, как начать поцелуй. Она просто коснулась рта Марко, и его губы неожиданно оказались такими же, как ее собственные: теплыми, мягкими и чуть приоткрытыми, так что она вдохнула его дыхание. Элизабетта словно перенеслась неведомо куда, и это опять же было неважно, правда, у нее все же закружилась голова, но тут Марко очнулся. Он обнял ее и поцеловал — с опытом, догадалась Элизабетта, ведь она знала, что он не девственник, и это ее взбудоражило.

Она послушно подчинялась, отвечая ему и целуя этого красивого юношу в таком чудесном месте, где-то над волшебным, сумасшедшим, суматошным городом, что подарил жизнь им обоим, Элизабетта ощутила волнение, какого прежде никогда не испытывала.

— Доверишься мне? — пробормотал Марко, выпуская ее из объятий, и у Элизабетты закружилась голова. Наверное, из-за поцелуев, догадалась она.

— Да, а что?

— Смотри. — Марко взобрался на перила, а потом выпрямился во весь рост.

— Марко, нет! — ахнула Элизабетта, хотя тот карабкался по верхотурам с самого детства. Не существовало изгороди, на которую Марко не хотел бы взобраться, или свисающей ветки, мимо которой он прошел бы не подпрыгнув.

Перила были достаточно широки, и ступни на них помещались, но и только. Если он запнется — рухнет на Пьяцца Навона, ведь впереди лежала только ночная мгла и звезды.

Но Марко улыбался, неверный свет падал ему на скулы. Он протянул руку ладонью вверх.

— Иди сюда.

— Нет, это опасно!

— Ну пожалуйста…

— Нет, я не могу.

— Перила широкие. Тут даже не нужно пытаться держать равновесие. Я так все время делаю.

— Правда? А что твой шеф говорит?

— Ничего, ведь при нем я сюда не забираюсь. Давай, иди ко мне.

— Каково это? — спросила Элизабетта, подходя ближе. В глубине души ей тоже хотелось испытать это чувство, а может быть, забыть обо всем или поцеловать Марко снова.

— Ты должна сама проверить. — Он все еще протягивал ей руку, и Элизабетта вспомнила тот день, когда он усадил ее на велосипед и увез. На сей раз он отнесся к ее желаниям более уважительно, так что ей захотелось поддаться, и она вложила ладонь в руку Марко.

— Возьмись за перила, забирайся наверх и медленно поднимайся.

— Говоришь, как будто это легко. — Сердце забилось сильнее, но Элизабетта не понимала, счастлива она, напугана или все сразу.

— Так и есть. Ты все можешь! — Марко казался чрезвычайно спокойным. — Ты самая смелая девушка из всех, кого я знаю. Тебя ничто не остановит.

— Марко… — Элизабетта не знала, что сказать дальше, но, не придумав довод получше, оперлась на перила, ощутив твердый камень под ладонью, и вскарабкалась наверх.

— Браво. Смотри на меня и потихоньку вставай. Только смотри мне в глаза, а не вниз.

Она поглядела на него, и Марко встретил ее взгляд, легонько придерживая Элизабетту. Его глаза были такими темными и горящими, будто угли, и она медленно поднялась, всматриваясь в его кривую улыбку. Встав во весь рост, Элизабетта вдруг поняла, что тоже улыбается; они не отрывали друг от друга взглядов, держась за кончики пальцев и пытаясь устоять на перилах высоко над Пьяцца Навона.

— Ну и каково это, cara? — спросил Марко.

— Не знаю… — Сердце Элизабетты переполняли чувства, которым она не могла дать имя, особенно стоя так высоко над землей.

— Тогда я скажу, каково это для меня.

— И каково?

— Как любовь, — ответил Марко и поцеловал ее.

Глава двадцать третья

Сидя возле Сандро, Элизабетта ждала начала лекции, посвященной Деледде. Ей было не по себе в Ла Сапиенце, среди профессоров и студентов, что заполонили аудиторию со сводчатым, будто в церкви, потолком. На ней были те же самые пальто, платье и туфли, в которых она ходила на свидание с Марко, и духами она воспользовалась прежними. София дала ей красную помаду. Кроме Элизабетты в зале присутствовали всего несколько женщин, и выглядели они как профессора — в очках в черной оправе или с лорнетами, с портфелями для бумаг. Одна выводила красным карандашом оценки, другая читала толстый роман; все они казались настолько образованными, что у Элизабетты заныло сердце, и она подумала: а вдруг ей ближе, чем сейчас к получению высшего образования уже не подобраться?