Станислав Брехов - Смертельная печаль. Саби-си
– Да, Санечка, пожалуй, я соглашусь с тобой. Это именно она. Любовь во имя и вопреки всему.
Глава 10 Беседа с другом
Я всегда твердил, что судьба – игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако – сильно.
И. Бродский
Шел 1989 г., совсем не задолго до смерти Миколы, месяца за два-три, мы с ним в последний раз были на охоте, там он и заболел.
Сначала ангиной, потом болезнь перекинулась на легкие и, в итоге, не выдержало сердце.
Мы забрались вверх по течению Тауйя километров на пятьдесят. Какое-то время ехали на ГАЗ-66, затем его оставили и последние километров двадцать поднимались на лодке. Доставил нас в свое зимовье Седой и оставил на пару дней. Сам же он ушел в лес проверять петли, оставленные им несколько дней назад.
Седой, так его звали в поселке Талон, был известный рыбак и охотник. Частый проводник для приезжавших из города любителей отдохнуть с ружьем или удочкой. К тому времени мы с Миколой знали его уже лет двадцать и частенько выходили в лес именно с ним.
Человек он был очень спокойный, совершенно не пьющий. Есть такая категория людей, «выпивших свое в молодые годы». А это для нас было весьма важно. Еще молодой, лет ему было не более пятидесяти, еще очень подвижный, он мог на лыжах без отдыха пройти за день километров двадцать пять, останавливаясь лишь на небольшие «перекусы». Говорил немного, умел пошутить и, несмотря на свои три класса образования, имел незаменимую мужицкую смекалку. Управлялся с любой техникой, начиная от моторной лодки и заканчивая большим колесным трактором «Кировец». И мало того, что умел ею управлять, так еще и ремонтировать в полевых условиях не боялся.
Как-то зимой мы с ним выезжали на совхозном «Камазе» в лес, и километрах в тридцати от поселка в одной из головок цилиндра потек тосол. Оборвало болт крепления головки блока. Образовалась щель, через которую тосол вытекал наружу. На улице мороз градусов 35, лыж нет, на дворе ночь. Но для Седого как будто ничего и не случилось.
Из-под сиденья он достал свои старые рваные носки. В хозяйстве все должно сгодиться. Забил их в щель, достал из бардачка пакет красного молотого перца и высыпал его в горловину радиатора. Через несколько минуть течь прекратилась. Мы натопили снег, долили воду в радиатор и потихоньку вернулись в совхоз.
За все время происшествия я не заметил на его лице ни тени волнения или страха. Как будто он делал это не в первый раз.
– Седой, ты что уже делал такие вещи? – полюбопытствовал я.
– Нет, слышал, что так делают, мужики рассказывали. В «Камазе» все неисправности давно известны, только слушай и на ус мотай.
Единственное о чем он пожалел за время обратного пути, так это о том, что завтра придется перебирать дизель ему одному. Совхозный моторист был в отъезде.
Как мне показалось, волнение или страх ему были вообще не свойственны. Все случившееся он воспринимал как должное. И хотя он был значительно моложе нас, мы с Николаем принимали его за равного, особенно в лесу. Здесь он во всем пользовался особым авторитетом. Мы оба понимали, что его опыт выживания и общения с тайгой больше нашего.
Оставшись в зимовье вдвоем, мы с Миколой о многом говорили. Тогда я, как ни странно, не чувствовал скорого расставания с другом, хотя мы и говорили о том, что возраст у нас уже «перезрелый», как шутил Микола.
Но все же, мыслей о смерти у меня тогда не было.
Это было очень тихое и красивое место.
Необычайная тишина, лишь изредка разрываемая криком птицы или зверя. Река в этом месте была очень спокойна, и ее шум невдалеке был едва уловим, сливаясь с шумом ветра. Осень в тот год была холодная. Утром воздух был морозным и поэтому свежим. По утру иней укладывался на траву, и тонкий ледок прихватывал лужицы меж болотных кочек. Со дня на день стоило ожидать первого снега. С обеих сторон реку поджимали сопки. В это время года красота природы всегда была настолько пронзительной, что мне хотелось кричать. Такое буйство красок, как в сентябре на Колыме, мне приходилось видеть в декабре в лесах у подножья Фудзи Сан.
Невообразимое переплетенье желтого и зеленого со многими оттенками красного.
Очевидно, эти ностальгические воспоминания всякий раз осенью так тянули меня в лес. Этот красный цвет напоминал мне цвет японского клена, здесь он, конечно же, не рос, но мне всякий раз хотелось его отыскать.
– Ух, ха, га, га, га, уа, аааааааа.
– Уа, уа, – ответило мне небо. Это не было эхом.
Покрутив головой, я увидел клин в небе. Птицы потянулись на юг. Прочь от этой долгой колымской зимы.
На память пришли строки из Басё:Облачная гряда
Легла меж друзьями… Простились
Перелетные гуси навек.
– Санечка, посмотри, сколько лет мы с тобой ходим по этим лесам, а они все так же красивы. Это замечательно, что человек не в состоянии оказался добраться со своей жизнедеятельностью в эти края. Я вообще думаю, что чем меньше человек делает, тем лучше и прекрасней вокруг него. Заберись он с какой-нибудь идеей сюда и что же будет. Лунный пейзаж, как в Сусумане, на приисках.
– Это точно. Микола, ты знаешь, последнее время меня часто посещает мысль о том, чтобы съездить на родину, в Японию. Я начинаю ощущать себя стариком. Очевидно, понимаю и то, что скоро конец. Сейчас во мне уже не осталось ни обид, ни горечи за прошлое. И я могу с чистым сердцем увидеть и встретить ту, свою прежнюю жизнь.
– Синдзико, дорогой мой, что-то я тебя не узнаю сегодня. Ты говоришь мне о смерти – на тебя это не похоже.
– Да, Микола, это говорю тебе я. Рано или поздно о ней придется говорить каждому. Теперь я вижу, что этот мир в очередной раз перевернулся с головы на ноги. Вся эта «перестройка» и переделка умов подвела меня к пониманию того, что пришло время «собрать камни». Мне и только мои. Я должен поехать и увидеть все сам и, может быть, это позволит мне подвести черту под этими моими бесконечными злоключениями. Мне придется, мне просто необходимо сделать выводы. Как и почему все происходит и чем все это должно закончиться. Ты понимаешь, Микола? Тот прискорбный факт задержки японских военнопленных до 1956 г. был порожден не только советской стороной. Согласно Женевской (1929 г.) и Гаагской (1907 г.) конвенциям пленных положено освобождать после акта об окончании войны. СССР и Япония, как известно, заключили соглашение о прекращении состояния войны между собой только 19 октября 1956 г., а мирный договор не заключен до сих пор. В свете всего этого просто неуместны утверждения о том, что в бедствиях бывших японских военнопленных и послевоенной неурегулированности российско-японских отношений виновна только российская сторона… Я сейчас понимаю, как далеко и как бесконечно долго длится эта война для меня. Ведь даже теперь для меня нет мира. И как мне разорвать этот порочный круг. Для меня это так важно. И когда-нибудь это сделать нужно. Мне нужно. Понимаешь? И еще. Вот о чем я задумался в последнее время. Я когда-то давно прочитал очень мудрую мысль. Звучит она так: «Существует тайная и необъяснимая гармония между именем человека и событиями его жизни». В старославянской версии это звучит несколько иначе, но так же верно, по сути: «Твое имя – твой рок». Рок, значит судьба. Я делаю вывод, что истина звучит одинаково на разных языках и у разных народов. Именно потому, что она, эта мысль, – истинна. В японском языке есть иероглиф «Си». Он означает смерть. Обычно этот звук стараются не использовать в имени. Но иногда все же это случается. И в тоже время в моем имени есть иероглиф «Син» – одно из его значений Бог, ты наверно слышал о синтоизме? «Синто» означает путь Бога. Эти два понятия так крепко переплелись в моей жизни, что теперь мне уже не понять, какое из них оказывает на меня большее влияние. Много в моей жизни было событий, о которых я могу говорить как о чудесно ниспосланных мне небом. Смерть была моим постоянным спутником, но теперь я понимаю, что именно ее близость позволила мне прикоснуться к пониманию Веры. Она позволила мне найти мой путь к Богу. Она же научила меня любить и ценить свою жизнь и все то, что в ней есть – плохое и хорошее. Иероглиф «Дзи» означает второй сын. Так вот я второй сын в семье. Теперь ты должен понять, как все это можно отнести ко мне. Смерть в моей жизни была постоянным спутником. В какой-то момент было время, я так привык к ее присутствию, что в недолгие моменты ее отсутствия даже грустил и тосковал. Сама жизнь казалась мне пресной и даже становилась непонятной. И вот наступил момент я начал понимать, что ее отсутствие закономерный итог моих мыслей и действий. Очевидно, я начал постигать правила бытия этого мира, и моя жизнь становилась гармоничной. Не было в ней места обидам и страхам, боли и зависти, не было гнева и гордыни. В такие моменты Господь был рядом и одаривал меня сердечным покоем и миром в душе. Но даже теперь, когда я уже не первый год задумываюсь об этом, меня всякий раз посещают сомнения, не ошибаюсь ли я. Так что же, действительно, «мое имя – мой рок»? Вот и не думай после всего того, что происходило со мной в жизни, что эта мудрость – просто слова. А теперь подумай вот еще о чем. Всякий раз, когда ты меня называешь Синдзико, ты употребляешь ласкательную форму, применимую к младшему по возрасту или девочке. Это уже столь тонкие нюансы, которые, конечно, на наших отношениях не должны отражаться. Все равно, если бы ты был моим отцом и гладил меня по голове. Понимаешь? Все эти годы я слышал это именно так. Ты же, очевидно, вкладывал в это какой-то другой смысл, но так или иначе это не мешало нам понимать друг друга очень точно. Некоторые вещи вовсе не нужно разъяснять, их нужно чувствовать, как я все эти годы чувствовал твое к себе искреннее отношение. Как бы при этом ты не называл меня, пусть даже это имя было бы уменьшительным от слова смерть, я бы все равно чувствовал в нем твою любовь и наилучшее отношение к себе. Слова конечно важная часть в процессе взаимопонимания между людьми, но порой о многом можно узнать как раз из того, чего мы не договариваем, о чем умалчиваем, что скрываем. И уж совсем тонкая наука – чувствовать человека. Тут слова и вовсе помеха. Вот это как раз наш с тобой случай. Мне кажется, мы всегда с тобой чувствовали друг друга даже лучше и тоньше, чем понимали. Сейчас мне подумалось, что именно это внесло в наши отношения особую гармонию. Мы ведь с тобой за все эти годы не разу серьезно не ссорились. Спорить – спорили, но не более. Я сейчас смотрю на всю эту красоту вокруг и думаю, что если в этой жизни и есть какой-то смысл, то он заключен в том, чтобы пройти свой, намеченный тебе от рождения, путь. И в конце этого пути следует сделать какой-то вывод. При этом совсем не важно, где и как ты живешь. Богато или бедно, в теплых краях или на Северном Полюсе. Везде тебе достаточно будет и радости и невзгод. Столько, сколько тебе отмерено судьбой. Я понимаю, что теперь, мне для этого нужно появиться в доме своих предков. Попасть на родину и замкнуть этот круг. Увидеть то, что могло быть и чего не случилось. Теперь уже не важно ждут меня при этом разочарования или радости. Нужно это сделать, а там посмотрим. Мне нужно сделать вывод.
