Сергей Богачев - Богдан Хмельницкий. Искушение
Но сперва надо снова по Украине гонцов послать, чтобы рассказали, как мы нынче под Микитиным Рогом гарнизон ляхов изничтожили. Да не забыли вспомнить, что реестровые казаки на нашу сторону перешли. Вот тогда поверит в нас народ, почувствует, что есть у него защитник, и сам к нам придет. И помяните мои слова, станет наша сила такой могучей, что никакие ляхи ее уже не остановят, даже если прежние союзники перестанут нас поддерживать. Потому как нет на свете ничего сильнее гнева сыновей, отцов и мужей, у которых хотят отобрать родную мать, детей, семью! Нет на свете ничего сильнее гнева народного, у которого хотят отобрать любимую Отчизну и веру христианскую!
Когда Богдан Зиновий Хмельницкий, новоизбранный гетман Сечи Запорожской, закончил свою речь, казаки одобрительно закивали головами: «Правду говорит Хмель! Мудрое решение! Ох, хлопцы, дадим ляхам под зад! Да и татарва с нами пойдет, чтобы свои головы под булаву казацкую не подставлять! А мы потом и ее в дурнях оставим, а-ха-ха!» Под веселые разговоры довольные казаки разошлись на ночлег.
* * *В пустой комнате остались только Хмельницкий и его советник Добродумов. В ногах у Иллариона спокойно лежали два пса. Алабаи заметно подросли и стали настолько привычными в казацкому быту, что уже не привлекали к себе особого внимания. Впрочем, прибывший из Чигирина казак рассказал Иллариону, что видел похожих собак у одного человека, который недавно появился в окружении пана Чаплинского: «Точь-в-точь такие же, как у вас. Помощник пана подстаросты с ними, как с детьми малыми, носится. Кормит их чуть ли не из панского ковша, моет и шерсть гребнем чешет, вот умора! А сам помощник к молодой пани Елене приставлен. И чудной такой, все какие-то колесики крутит, вроде как часовщик. Не поймешь…» Рассказ этот крепко засел в голове Добродумова. Неспроста, видать, этот помощничек объявился.
– Ну, что скажешь, Ларион, станут казаки противиться союзу с Ислам-Гиреем? – прервал его мысли Хмельницкий. – Может, не стоило их сразу посвящать в наши планы? Пусть бы потом узнали, после того как мы с ханом договоримся. Как бы не разозлить хлопцев…
– Думаю, что ты правильно сделал, батько. Лучше обо всем сразу своим товарищам рассказать, поделиться с ними по-братски. Ведь они тебе доверяют и верят в тебя, особенно после первой победы, – Добродумов постарался приободрить своего гетмана. И видно было, что Богдану понравились его слова. – Сейчас время подумать, кто к хану поедет, ведь разговор предстоит очень серьезный и важный, случайному человеку его не доверишь.
– Ехать к Исламу мне нужно, есть среди его ближайшей свиты один человечек, которого я хорошо знаю. Еще когда в турецком плену был, он помог мне на свободу выйти. Через него и надо к хану подбираться. Просто так, хоть и с королевскими грамотами, Гирей меня не примет, – промолвил Богдан и задумался, очевидно, вспоминая, как, будучи молодым казаком, попал в неволю и два года прослужил у одного из старшин султанского флота. Видно было, что ему есть что вспомнить. – Думаю взять с собой Тимоша да пару сотников с казаками. Хан знает руку Владислава и его почерк в грамотах не спутает. Увидев, что король польский хочет направить казаков против Крымского ханства, Гирей пойдет на союз с нами. Понимаю, что Ислам тоже выдвинет условия. Ему понадобятся гарантии, что я не предам его нукеров. Поэтому будем соглашаться на требования хана, но до разумного предела. Дня через два выступлю на Бахчисарай. Тебя же, Ларион, хочу здесь, на Сечи, оставить. Мне тут надежный тыл нужен. Казаки больно горячие, как бы не наломали дров без меня. И кроме того, есть у меня к тебе особое поручение.
После этих слов Богдан тяжело поднялся с места, прошел в дальний угол комнаты и вынул из сундука какую-то коробочку. Присев рядом с Добродумовым, он положил ему руку на плечо и тихо, одними губами, произнес так, что если бы даже кто-то стоял рядом, то ничего бы не услышал:
– Пока я в Крыму буду, съезди-ка ты в Чигирин. На тебя, божьего человека, никто и не подумает, что ты из мятежников будешь. Посмотри, как там Мотрона, жива ли, голубонька. Боюсь я, что этот падлюка Чаплинский изведет ее, взяв силой в жены. Казаки, прибывшие из Чигирина, рассказывали, что подстароста ее одну никуда не отпускает. Приставил к ней какого-то надсмотрщика с собаками наподобие твоих. Даже в храм православный она уже не выходит, а в костел идет только с охраной. Как бы не извелась она в неволе, не дождавшись меня и своего освобождения. Так вот, возле костела и подкараулишь ее, передашь ей вот это кольцо. Она его обязательно узнает, это кольцо моей покойной жены Ганны. А на словах передашь, чтобы ждала меня. Я скоро приеду за ней.
– Сделаю все, как наказал, батько, – кротко ответил Ларион.
Он и сам был рад, что Хмельницкий посылает его в Чигирин. Но Добродумова больше беспокоила не судьба Мотроны, а ее невесть откуда взявшийся охранник с собаками. Он прекрасно понимал, что такой человек не мог просто так появиться рядом с Чаплинским. У него в голове родилась идея насчет того, как проверить этого «часовщика», и он был очень рад, что представилась возможность ее осуществить.
* * *В Чигирин Добродумов добрался только к февралю. По дороге он встретил немало народу, обсуждавшего готовящийся бунт против поляков. Некоторые казаки в шинках не только говорили об этом, но и направлялись на Сечь, чтобы присоединиться к запорожцам и новому гетману Хмельницкому. Чувствовалось, что люди поверили в возможность избавиться от гнета Речи Посполитой и готовы ринуться в бой.
По прибытии в Чигирин Илларион остановился на постоялом дворе при православной церкви. Он решил, что не стоит появляться у знакомых казаков, а тем более у полковника Кричевского. Чем меньше людей знает, что Добродумов в городе, тем лучше. На постоялом дворе останавливались такие же пришлые странники, как и он: сегодня – здесь, а завтра – далече. Затеряться среди них было легче.
Первым делом Добродумов узнал, в какой костел ходит на службу Мотрона. Правда, здесь все называли ее пани Гелена – такое имя дали ей при венчании с Чаплинским. Как рассказали прихожане, жена подстаросты почти каждый день ходила молиться в костел, который стоял на главном майдане города. Она практически не появлялась на людях одна, повсюду ее действительно сопровождал странный человек с двумя собаками. Когда же пан Чаплинский уезжал в Варшаву, он приставлял к своей молодой жене нескольких стражников.
На следующий же день Добродумов отправился на службу. Своих собак он оставил на постоялом дворе, чтобы не привлекать лишнего внимания. Илларион не стал заходить в костел сразу. Покрутился возле храма, посмотрел, где в случае чего можно схорониться. В костеле он пристроился в дальнем углу возле исповедальни.
Гелена появилась к концу службы, причем одна. «Наверное, охранник с собаками пришел, а животных и в эти времена не пускали в храм Божий», – подумал Добродумов. Чаплинская села на крайнюю лавку, отдельно от всех, скрестила руки на груди, закрыла глаза и стала что-то шептать. Илларион тихонько приблизился к ней, присел рядом и произнес одними губами: «А раньше пани в другой храм ходила молиться». От неожиданности Гелена вздрогнула, потом медленно повернула голову и, узнав Лариона, тихо ойкнула. Побледнев, она прикрыла рот рукой, как будто боялась сказать что-то лишнее.
– Откуда вы здесь? Что с паном Богданом, жив ли он? – наконец дрожащим голосом произнесла Гелена.
– А разве пани не слышали, что пана Хмельницкого запорожские казаки избрали своим гетманом? Он сейчас на Сечи собирает войско, чтобы скинуть польскую власть в Украине. Об этом нынче все говорят. Вот, пан Богдан просил передать вам это колечко.
Добродумов постарался незаметно вложить в ее руку небольшой сверток. Чаплинская развернула его и, увидев кольцо, надела на палец, смахнув при этом слезинку с ресниц.
– Да, я узнала это кольцо. Оно принадлежало его жене Ганне. Но я действительно ничего не знаю о восстании. С того времени как Чаплинский увез меня из Суботова, я слышала только, что Богдана засадили в темницу как заговорщика. Пан Данило говорил, что Хмельницкому уже не выбраться из тюрьмы, поэтому у меня нет иного выбора, как стать его женой. Так, значит, он обманом заставил меня идти за него? Что же мне теперь делать? Богдан не простит мне этого. Да и нельзя Бога гневить, я ведь теперь венчанная жена пана Данилы, – говоря это, Гелена заплакала.
Вот только Добродумову показалось, что в ее словах было не раскаяние в случившемся, а скорее страх перед возвращением бывшего возлюбленного. Но ему почему-то все равно стало жалко эту красивую молодую женщину. Даже сейчас она выглядела как богиня.
Он попытался успокоить Гелену и уже более ласковым голосом произнес:
– Не бойтесь, пан Богдан любит вас и непременно вернется в Чигирин. Вам нечего опасаться.
Увидев, что Гелена немного успокоилась, Добродумов решил расспросить ее о «собачнике», но, чтобы усыпить бдительность красавицы, сначала польстил ей: