Сергей Богачев - Богдан Хмельницкий. Искушение
Сам же Богдан в это время был уже далеко от стен чигиринской тюрьмы. В сопровождении друзей-товарищей, божьего человека Добродумова, старшего сына Тимоша и нескольких десятков верных казаков он отправлялся в дорогу на Запорожье. Из города его вывезли на подводе, укрыв от посторонних глаз ковдрами и овечьими шкурами. С одной стороны, чтобы лишние глаза не видели, с другой – неделя пребывания в каземате не прошла бесследно, и полковник немного ослаб. За обозом бежали два огромных пса диковинной в этих местах породы. Покидая Чигирин, Хмельницкий услышал, как в главном костеле громко звонят колокола.
– Хлопцы, а что это случилось в Чигирине, почему так громко звонят колокола в костеле? – спросил он из своей подводы, слегка приподняв ковдру.
– Свадьбу пан подстароста Чаплинский играет, венчается со своей Прекрасной Еленой. Все шляхетное панство пригласил в гости. Даже сам хорунжий Конецпольский приехал как посаженный батько молодой, – коротко ответил ехавший рядом верный советник Добродумов.
– Вот оно что. Эти паскуды уже небось и похоронили меня, со счетов совсем списали. Ну, ничего, я еще вернусь в Чигирин верхом на коне, посмотрим, на чьей стороне будет правда, Мотрона опять будет моей, – прорычал от злости и досады Богдан, с головой зарываясь в бараньи шкуры.
* * *Через неделю обоз во главе с Богданом Хмельницким подошел к Запорожью. Однако, прибыв на место, казаки поняли, что на остров Хортицу им не попасть: беспредельное польское своеволие проникло даже сюда – в колыбель казацкой вольницы. На подходах к Сечи стоял польский гарнизон, мимо которого не пролетела бы и муха. И если бы сотник со своим немногочисленным отрядом приблизился к ним, ляхи бы с удовольствием захватили непокорного Хмельницкого, молва о котором уже докатилась до Запорожья, и передали в руки польских магнатов, получив за это хорошую награду. Богдан вынужден был остановиться лагерем недалеко от хутора Микитин Рог и собрал казаков на совет.
– Ну, что будем делать, батько? Одним нам не одолеть гарнизон, что же мы зря сюда шли? – взял слово Олекса Сыч.
– Надо подмогу искать. Да и зима уже на носу, долго мы тут табором не простоим, – вторил ему Кривонос.
– Давай, атаман, ночью неожиданно налетим на ляхов, гляди, и положим их, сонных, да и на Сечь прорвемся, – предложил запальной Богун.
– Ишь ты какой ловкий! Мы что, злодеи какие, чтобы сонных людей, как кур, резать, хоть и ляхов. Не годится твое предложение, – шикнул на Богуна бывалый казак Сомко. – Батько, говори свое слово. Как нам быть?
– Как быть, хлопцы? Прав Олекса, долго нам тут одним не простоять, да и внезапное нападение не выход. Гарнизон мы все равно не одолеем, вон у них заставы какие, да и оружия поболе нашего будет, даже пушка есть. Я вот что предлагаю. Пока мы тут с десятком хлопцев будем наш лагерь укреплять, вы, панове, езжайте по всей Украине. Бросьте клич, что стоит на Запорожье сотник Хмель и ждет казаков, которым небезразлично горе народное, до своего войска. Наберем с ними силу и пойдем на ляхов. Ударим такой булавой им по темени, что мало не будет. А чтобы не сомневались, вы им скажите, что есть у меня грамота от самого короля Владислава на вольницу и привелеи всем, кто в мое войско служить поступит, – сказал Хмельницкий и достал из-за пазухи грамоту, скрепленную королевской печаткой.
– Добре, батько! – раздались крики казаков. – На такой клич со всей Украины обездоленный люд к нам присоединится!
На следующий же день половина казаков разъехалась во все стороны от Запорожья. И уже через неделю в Микитин Рог стали отовсюду стекаться силы. Не только казаки прибывали на службу к славному Богдану, были тут и простые селяне, которым жилось еще невыносимее, чем служивому люду. К Рождеству Христову в лагере собралось столько людей, что Хмельницкий решил: теперь можно и ляхов атаковать, чтобы пройти на Сечь.
Первая победа войска Хмельницкого
Пока Богдан ожидал подкрепления, Добродумов под видом странника обошел со своими собаками местечко и близлежащие хутора, а пару раз даже побывал вблизи гарнизона. Он внимательно слушал, что говорят местные мужики про польских вояк и реестровых казаков, про их командира. Прислушивался и к разговорам солдат, которые встречались ему то на рынке, то на улице Микитиного Рога.
Повстанцам противостояли королевские драгуны, которыми командовал полковник Гурский. Пан полковник был немолод и довольно ленив. Этот старый вояка давно уже не мечтал о боевых подвигах, поэтому и сидел под Запорожьем, надеясь, что ни татары, ни тем более турки туда не сунутся, а казаков опасными он не считал. Однако беда пришла как раз оттуда, откуда Гурский ее не ожидал. Он даже отправил депешу пану Потоцкому о том, что рядом с его гарнизоном околачивается бунтарь Хмель с казаками и мужиками, и попросил прислать помощь. Но воевода только посмеялся над трусостью полковника, который испугался каких-то голодранцев.
Не слишком рвался в бой за Речь Посполитую и реестровый казачий полк из Черкасс, который был направлен под командование Гурского. Казаки рассказывали друг другу о весточках, которые доходили к ним из родных мест, и эти новости о бесчинствах шляхетного панства не радовали. К тому же жадный полковник задолжал реестровым казакам жалованье за последние несколько месяцев. Поэтому промеж собой они все чаще высказывали недовольство службой.
По возвращении в казачий стан все услышанное Добродумов подробно пересказывал Хмельницкому.
– Судя по разговорам, настроение в гарнизоне не боевое. Полковник спит и видит, как бы скорее удалиться в свой маеток под Дубно. Офицеры пьянствуют в шинке, пропивая реестровую казну, а казачки из-за этого сидят на каше и квасе, – поведал Илларион в один из вечеров на казацком совете.
– Я так думаю, что нельзя откладывать бой. Сейчас самое подходящее время, чтобы нанести удар по гарнизону, – высказал свое мнение Кривонос.
Видно было, что он уже засиделся, хочется ему свою силушку на дело направить.
– Так-то оно так, панове. Но кто знает, что у этих клятых ляхов на уме, их же вчетверо больше, чем нас. А может, нам все же не лезть на рожон и добраться до Сечи в обход гарнизона? Путь, правда, неблизкий, времени на него уйдет много. Но зато добрались бы мы все до товарищей живыми и уже оттуда, из Сечи, ударили бы по гарнизону, – предложил мудрый Сыч.
– Уважаю твои седины, брат Сыч, да разве ж мы злодеи, чтоб тайком к своим братьям пробираться? Не было такого, чтобы славные лыцари прятались от противника. На Сечь мы должны прийти как победители, со щитом! Не будет нам поддержки от товарищей наших, если мы с заднего двора с поджатым хвостом к ним пожалуем! – сказал как отрезал Богдан.
На том и порешили. Хмельницкий рассчитывал, что, если перебить добрую половину драгунов, реестровые казаки черкасского полка наверняка поддержат своих братьев по крови и вере. Риск, конечно, немалый, но ждать далее нельзя. А вдруг Потоцкий и правда пришлет помощь гарнизону? Тогда уже никакими речами мужиков на ляхов не поднимешь, а если и поднимешь, то полягут все как один.
Утром перед наступлением Богдан вышел к казакам с напутственной речью. Он понимал, что нужно поднять боевой дух своего войска. Пусть ляхов и поболе будет, нежели казаков под Микитиным Рогом, но правда в этом бою на стороне украинцев, а значит, и сила тоже будет за ними.
– На правое дело идем мы, братцы, к товарищам своим, чтоб вместе святую землю нашу от врага освобождать. Окопались клятые ляхи уже под самой Сечью Запорожской, не дают казакам вольного воздуха глотнуть! Видно, не зря они здесь лагерем стали – боятся казацкой силы, боятся, что сила эта окрепнет и ударит со всего размаху по Речи Посполитой, свернет ей шею, скинет ярмо, надетое на народ наш! Вот и славно, пусть боятся! Пусть дрожат их собачьи души, не будет им пощады ни сегодня в бою, ни завтра! Долго мы их терпели, но и нашему терпению пришел конец. За свободу! За веру православную!
Казаки одобрительно загудели: «Веди нас на ляхов, батько!» – и Хмельницкий повел свое немногочисленное, еще плохо обученное войско в бой.
Расчет оказался верным. Под грохот барабанов воинство Хмельницкого неистово ринулось на ляхов. Драгуны опешили от такого натиска. Не прошло и часа с начала битвы, как более трех десятков поляков были изрублены, исколоты, застрелены, забиты насмерть. А казаков, казалось, смерть обходила стороной. Не брала их ни пуля, ни пика, ни сабля. Увидев, что сила не на их стороне, полковник Гурский приказал бросить в бой реестровых казаков. Однако те и не думали подчиниться, наоборот, услышав призывы «За Русь! За веру православную!», выступили в поддержку казаков с флангов.
Бросив остатки гарнизона, пан Гурский и его приближенные развернули коней и, спасаясь, что есть мочи поскакали в сторону Крылова. Воины Хмельницкого радостно братались с реестровыми казаками.
