Михаил Веллер - В одно дыхание
— Я полагаю — повесить. — заключил Жуков, обозначая затылком легкий кивок назад, в адрес верховной власти.
— Георгий Константинович. — мягким металлическим баритоном произнес император. — может быть, нам следует учесть чистосердечное и глубокое раскаяние князя Трубецкого, давшего добровольно показания на всех подследственных. И учесть ходатайства ряда известных лиц за представителя славной и древней фамилии? Возможно ли смягчить наказание? Я думаю, возможно.
Буденный готовно отбросил изуродованный лист и схватил чистый. Слезы Горького просветлели, сырые кружочки расплылись на серых лацканах.
Жуков увесисто вскочил, отшвырнув ногой кресло, подошел к большой карте Санкт-Петербурга на стене и резко раздернул на ней полупрозрачные кисейные шторки. Схватил красный карандаш и поставил большой крест на Петровской площади.
— Николай Павлович. — раздраженно бросил он через плечо. — вы мешаете работать.
Выпуклые голубые глаза Николая ничего не отразили. Он постоял недолгое время и скрылся, бесшумно притворив за собой дверцу.
— Ты что, оглох?! Я сказал — повесить! — бешено повторил Жуков.
Буденный поменял листы местами ловко, как наперсточник.
— Я думаю, Государь вас помилует. — посочувствовал Горький Трубецкому, бледному после озвучивания приговора.
— О, благодарю вас, сэр. — отвечал тот почему-то по-английски. — родная мать не сумела бы утешить меня лучше.
— Я ему помилую. — тяжело пообещал Жуков. — Главнокомандующий хренов. И пусть только веревка порвется!
В это время в своем малом кабинете Николай позвонил в начищенный серебряный колокольчик и приказал вошедшему с поклоном секретарю:
— На завтра — подготовь на подпись указ о назначении Жукова… м-м… ну, скажем, командующим Одесским военным округом. — Поднялся, продефилировал к окну, пыхнул трубочкой, пробарабанил пальцами по зеленоватому венецианскому стеклу в свинцовом переплете. — И, кстати, о назначении следственной комиссии по его хищениям. Не много ли трофеев приволок из европ наш герой. Уж больно крут стал. Пора бы его… равноудалить.
Дальше. Где там у Горького недвижимость? На Кипре?
— На Капри, ваше императорское величество.
— Один черт. Вот пусть туда и катится. Тоже… борец за свободу слова. Еще мне только щелкоперы государственных преступников не защищали. Ничего, обойдется Союз писателей без заточек этого барда. Дать письменнику на лекарства и пригрозить следствием.
— Буденный? — спросил секретарь, переламываясь в пояснице, и нацелился пером.
— На чем он там играет? На волыне? На баяне. — Николай поморщился. — В ансамбль Моисеева. Да не того! — к старому. Пожарным инспектором — за неимением кавалерии. Как там у Покрасса? — «Мы красные кавалеристы, трам-пам-пам!..»
Кнопка
Кнопкой его прозвали еще с первого класса. Пришел такой маленький, аккуратненький, в очках и нос кнопкой. Посадили его за первую парту, перед учительским столом, да так мы все десять лет и видели впереди на уроках его аккуратно постриженный затылок и уши с дужками очков. Левое ухо у него было чуть выше правого, очки держались косовато, он их поправлял.
К нему в классе в общем ничего относились. Учился он неплохо, списывать давал всегда. Он покладистый был, Кнопка, безвредный. И не ябедничал, — даже когда в третьем классе Юрка Малинин его портфель в проезжающий грузовик закинул.
На физкультуре он стоял самый последний. Недолюбливал ее Кнопка и побаивался, ко всеобщему веселью. Пятиклассником он через козла никак не мог перепрыгнуть; и позже не удавалось. А играли мы в футбол или баскет, он шел в качестве нагрузки, друг другу спихивали. Но обычно мы его судить ставили, это и его и нас вполне устраивало. Судить Кнопке нравилось, добросовестный был судья, невзирая на риск иногда схлопотать. Правда, тут его в обиду не давали. А после игры он всем с ответственным видом раздавал полученные на хранение часы и авторучки. Или купаться пойдем, побросаем барахло, а Кнопка лежит рядом и переворачивается на солнце через научно обоснованные промежутки времени, сигареты нам достает сухими руками и время говорит.
Если в классе начинали деньги собирать, — девчонкам на подарки к 8 Марта, на складчину там, на учебники, — сдавай Кнопке. Ему определили постоянную общественную нагрузку — казначей, и относился он к ней со всей серьезностью, специальный кошелек завел с тремя отделениями: одно для мелочи, другое для бумажек, а в третьем держал список — кто, когда и сколько сдал. Как в сберкассе.
Однажды Толька Кравцов подобрал на улице щенка и принес домой. Ну, ему мамаша, конечно, показала щенка. И Толька со щенком отправился к Кнопке.
— Выручай, — говорит, — Кнопка, друг, пока я ее уломаю.
Он ее месяц уламывал. А щенок этот месяц жил у Кнопки; что немало способствовало репутации последнего. Не так-то, знаете ли, просто. В конце концов Кравцов выиграл свою гражданскую войну рядом сильных ударов: он исправил двойку по алгебре, записался в кружок друзей природы, натравил классную прийти к нему домой и провести беседу о воспитательном значении животных в семье и пригрозил матери поставить на педсовете вопрос о лишении ее родительских прав. Щенок в целости вернулся к хозяину и через год вымахал в псину величиной с мотоцикл. И уезжая летом в пионерский лагерь или с родителями в отпуск, Кравцов по-прежнему со спокойной душой оставлял его Кнопке.
Еще Кнопка умел хранить тайны. Могила! Их доверяли ему, не рассчитывая на собственную выдержку; знали: Кнопка не выдаст. Интересно представить себе кое-чьи судьбы, просочись скрываемые сведения. Кнопка надежно упрятывал излишки информации, которые, выйдя наружу, как раз могли дополнить уже известное до критической массы.
Да и не только излишки — на наш взгляд. Но — хозяин барин. Мы ему стали иногда и выученные параграфы сдавать. Осознаешь — и сдаешь, а то вылетит из головы до следующего урока; или в случае контрольной, например. А отличник Леня Маркин, такой ушлый парнишка, так тот приспособился вообще все Кнопке сдавать: на перемене позубрит, побормочет под нос, прикрыв учебник — и Кнопке. И не подскажет никогда ничего, паразит. «Ты же знаешь, — занудит, — у меня же нет при себе ничего…» А идет отвечать, — хвать — и блещет. Русаня его все в пример ставила. «Вот, — говорит, — как может любой развить свою память, если регулярно заниматься и с первого класса учить стихи». А при чем тут память, когда все-таки совесть иметь надо.
Когда Юрку Малинина повлекли на педсовет за электрический стул (под сиденье учительского стула он привернул батарею БАС-80 и вывел полюса на шляпки гвоздей), он, посоображав, оставил-ка у Кнопки на всякий случай задиристость, и грубость тоже.
— Вернее будет, — решил. — Ведь ляпну им неласково — точно в специнтернат переведут. И карты пока у себя подержи.
Кое-кто замер. Заговор созрел.
— Кнопка, — уговаривают вполголоса и на дверь оглядываются, — ты б выкинул это куда-нибудь, а? Ну сам посуди — какой прок-то? Доброе дело сделаешь!..
Кнопка подумал, очки поправил и отвечает рассудительно:
— Во-первых, сами понимаете, что Юрка может тогда устроить. Во-вторых, вдруг все равно отыщет. В-третьих, ну как он взамен раздобудет такое, что только хуже станет? В-четвертых, — и он вздохнул не без горделивости, — не могу: взял — значит, отдам. Иначе нельзя. Иначе представляете, до чего может зайти?..
От него отступились разочарованные, и со смутным уважением.
Насели на Юрку. Много благ сулили и объясняли выгоду. Юрка удивлялся, фордыбачил, набивал цену. Его соблазнили авторучкой с голыми картинками.
— Ладно, — снизошел. — Но ненадолго, посмотрим пока.
Смотрели два дня. Ощутимый результат. «Стрессовый уровень обстановки резко упал», — выразилась по этому поводу староста Долматова. На третий день Юрка пришел с фингалом и прихрамывая и потребовал все обратно.
— Пацаны на микрорайоне уважать перестали, — процедил нехотя на тактичные расспросы. — Ничего, сегодня у них будет вторая серия. Курская дуга, — и сплюнул.
…И был май, и листва за открытыми окнами, когда в понедельник перед химией (в девятом классе уже) Нинка Санеева подошла в коридоре и посмотрела Кнопке в глаза. Была у нее эта глупая привычка уставиться на тебя ни с того ни с сего, а потом отвести взгляд с высокомерным выражением.
— Кнопка, — говорит, — мне надо с тобой серьезно поговорить. Очень серьезно, — а сама все смотрит.
Кнопка кивнул, стараясь держаться уверенней. Нинка — Нинка идет по улице и несет на себе взгляды, как… как сорванные финишные ленточки. И соответственно манеры у нее свободные и характер неуправляемый.
Он пришел к углу возле универмага раньше времени, в выходных брюках, с ненужными свежим носовым платком и сигаретами в кармане. Нинке полагалось опоздать, и она опоздала; но он нервничал.
