Бернард Корнуэлл - Песнь небесного меча
— Хорошо. Я рад этому. — И я не шутил. Мы со Стеапой сперва были врагами, а потом сделались друзьями. Узы нашей дружбы были выкованы, когда мы стояли перед врагом, соприкасаясь щитами. — Нет другого человека, которого я хотел бы видеть рядом с собой больше, чем тебя, — тепло проговорил я и нагнулся, чтобы натянуть сапоги.
— Я иду с тобой, — тихо сказал Стеапа, — потому что должен тебя убить.
Я замер, уставившись на него в темноте.
— Что ты должен сделать?
— Я должен тебя убить, — повторил он. Потом вспомнил, что Альфред приказал еще кое-что. — Если окажется, что ты на стороне Зигфрида.
— Но я не на стороне Зигфрида.
— Король просто хочет быть в этом уверен. А тот монах, Ассер… он говорит, что тебе нельзя доверять. Поэтому, если ты не подчинишься приказу, я должен буду тебя убить.
— Почему ты мне об этом говоришь? — спросил я. Стеапа пожал плечами.
— Неважно, приготовишься ты заранее или нет, я все равно тебя убью.
— Нет, — поправил я, — ты попытаешься меня убить. Тот долго размышлял, прежде чем покачать головой.
— Нет. Я тебя убью.
Он в самом деле так поступил бы.
Мы выступили в черноте ночи под небом, затянутым облаками. Наблюдавшие за нами вражеские всадники с наступлением сумерек вернулись в город, но я не сомневался — в темноте Зигфрид вышлет разведчиков. Поэтому час или больше мы держались тропы, которая вела на север через болота. Было трудно придерживаться этого пути, но спустя некоторое время почва стала тверже и пошла вверх, к маленькой деревне, где в слепленных из ила домишках, увенчанных огромными грудами соломы, горели огоньки.
Я открыл дверь одного из таких домов и увидел семью, в ужасе сжавшуюся возле очага. Те были перепуганы, потому что слышали, как мы приближаемся, и знали — в ночи движутся только недобрые создания, зловещие и смертельно опасные.
— Как называется эта деревня? — спросил я.
Мгновение никто не отвечал, потом мужчина покорно склонил голову и сказал, что, кажется, это селение зовется Падинтун.
— Падинтун? — переспросил я. — «Имение Падды»? Падда здесь?
— Он умер, господин, — ответил этот человек, — несколько лет назад, господин. Никто здесь не знал его, господин.
— Мы — друзья, — сказал я, — но если кто-нибудь выйдет из своих домов, мы перестанем быть друзьями.
Я не хотел, чтобы какой-нибудь селянин побежал в Лунден и предупредил Зигфрида, что мы остановились в Падинтуне.
— Ты понял меня? — спросил я мужчину.
— Да, господин.
— Только выйди из дома, и ты умрешь, — пообещал я.
Я собрал своих людей на маленькой улочке и велел Финану выставить стражу у каждой хижины.
— Никто отсюда не выйдет, — сказал я ему. — Они могут спокойно спать в своих постелях, но никто не покинет деревню.
В темноте обрисовался силуэт Стеапы.
— Разве нам не полагается маршировать на север? — спросил он.
— Да, полагается. А мы этого не делаем, — резко ответил я. — Поэтому тебе пора меня убить. Я нарушаю приказы.
— А, — крякнул он и присел на корточки.
Я услышал, как скрипнула кожа его доспехов и звякнули звенья кольчуги.
— Теперь ты можешь вытащить свой «сакс», — предложил я, — и выпотрошить меня одним движением, всего одним ударом в живот. Только сделай это быстро, Стеапа. Вспори мне живот, и пусть твой клинок не останавливается, пока не пронзит мне сердце. Но сперва дай мне обнажить свой меч, ладно? Я обещаю, что не пущу его в ход против тебя. Я просто хочу отправиться в чертоги Одина, когда умру.
Тот рассмеялся.
— Я никогда не пойму тебя, Утред.
— Я очень простая душа, — сказал я. — Просто я хочу домой.
— Не в чертоги Одина?
— Рано или поздно — да, но сперва домой.
— В Нортумбрию?
— Туда, где у меня есть крепость возле моря, — печально проговорил я.
И подумал о Беббанбурге на высокой скале, о широком сером море, без устали катящем свои волны, чтобы разбить их о скалы, о холодном ветре, дующем с севера, о белых чайках, кричащих в брызгах пены.
— Домой, — проговорил я.
— В тот дом, который украл у тебя твой дядя? — спросил Стеапа.
— Эльфрик, — мстительно проговорил я и снова подумал о судьбе.
Эльфрик был младшим братом моего отца. Он остался в Беббанбурге, в то время как я сопровождал отца в Эофервик. Я был тогда ребенком. Мой отец погиб при Эофервике, сраженный клинком датчанина, и я попал в рабство к Рагнару Старшему, который вырастил меня как сына. А мой дядя пренебрег желанием моего отца и присвоил Беббанбург. Память об этом предательстве всегда жила в моем сердце и жгла гневом. И когда-нибудь я отомщу ему.
— Когда-нибудь, — сказал я Стеапе, — я вспорю Эльфрика от паха до грудины и буду смотреть, как он умирает. Но сделаю это медленно. Я не проткну его сердце. А буду смотреть, как тот умирает, и мочиться на него, пока он будет дергаться. А потом убью его сыновей.
— А сегодня ночью? — спросил Стеапа. — Кого ты убьешь сегодня ночью?
— Сегодня ночью мы возьмем Лунден, — сказал я.
Я не видел в темноте его лица, но чувствовал, что тот Улыбается.
— Я сказал Альфреду, что он может тебе доверять, — проговорил Стеапа.
Пришел мой черед улыбнуться.
Где-то в Падинтуне завыла собака, потом все стихло.
— Но я не уверен, что Альфред может мне доверять, — после долгой паузы сказал я.
— Почему? — озадаченно спросил Стеапа.
— Потому что в одном отношении я очень хороший христианин, — ответил я.
— Ты? Христианин?
— Я люблю своих врагов, — пояснил я.
— Датчан?
— Да.
— А я — нет, — безрадостно проговорил Стеапа.
Его родители были убиты датчанами.
Я не ответил, думая о предназначении. Если трем пряхам известна наша судьба, тогда зачем мы даем клятвы? Ведь если потом мы их нарушаем, разве это не предательство? Или тоже судьба?
— Итак, завтра ты будешь сражаться с ними? — спросил Стеапа.
— Конечно. Но не так, как ожидает Этельред. Поэтому я ослушаюсь приказа, а тебе велено убить меня, если я так поступлю.
— Я убью тебя позже, — сказал Стеапа.
Этельред изменил наш план, с которым раньше все согласились, даже не подозревая, что я никогда и не собирался следовать ему. Этот план был слишком очевиден. Разве когда-нибудь армия нападала на город по-другому — не пытаясь отвлечь защитников от намеченных для штурма укреплений? Зигфрид поймет, что наша первая атака — фальшивка, и не сдвинет с места гарнизон, пока не убедится наверняка, что распознал настоящую угрозу. И тогда мы погибнем под стенами, а Лунден останется оплотом норвежцев.
Поэтому существовал единственный способ взять город — с помощью хитрости, уловок и отчаянного риска.
— Вот что я собираюсь сделать, — сказал я Стеапе. — Подождать, пока Этельред не покинет остров. Тогда мы вернемся сюда и возьмем два корабля. Это будет опасно, очень опасно, потому что нам придется миновать брешь в мосту в темноте, а корабли разбиваются там даже при свете дня. Но если мы сможем преодолеть эту брешь, то легко попадем в старый город.
— Я думал, вдоль реки стоит речная стена?
— Стоит, — сказал я. — Но в одном месте там есть пролом.
Римлянин построил у реки огромное здание и подвел к нему маленький канал. Тот проходил сквозь стену, там-то в ней и была брешь. Я решил, что римлянин был богачом и ему требовалось место, где мог бы причаливать его корабль. Вот потому он и сделал брешь в речной стене, прорыв канал, — и то был мой путь в Лунден.
— Почему ты не сказал об этом Альфреду? — спросил Стеапа.
— Альфред умеет хранить секреты, — ответил я, — но Этельред — нет. Он бы разболтал всем и каждому, и не прошло бы и двух дней, как датчане узнали бы, что мы собираемся сделать.
Это было правдой. У нас имелись шпионы, но и у наших врагов тоже, и, если бы я раскрыл, что собираюсь предпринять, Зигфрид и Эрик перекрыли бы канал судами и оставили своих людей в большом римском доме у реки. Тогда бы мы погибли еще на причалах.
Мы и сейчас могли погибнуть, потому что я не знал, сможем ли мы отыскать разрыв в обвалившемся мосту, а если отыщем, сумеем ли через него проскочить, там, где Уровень воды понижается и река бурлит. Если мы промахнемся и одно из судов отклонится всего на полвесла к югу или к северу, его снесет на зубья свай, а людей вышвырнет в реку. И я даже не услышу, как они тонут, потому что оружие и доспехи мигом утянут их на дно.
Стеапа все это время размышлял, как всегда неспешно, но теперь задал весьма умный вопрос:
— Почему бы не высадиться перед мостом? — предложил он. — Там ведь должны быть ворота в стене?
— Там есть дюжина ворот, — ответил я, — ну, может, десяток, и Зигфрид все их перекрыл. Но меньше всего он ожидает, что суда попытаются проскользнуть через брешь в мосту.
