Урсула Кох - Розы в снегу
Кэте откидывает капюшон и оглядывается.
— Иди в зал, — приказывает она старой служанке. Слабое пламя танцует перед Катариной. Скрипит дверь. В маленьком зале полумрак. Ветер свистит в окнах, наглухо закрытых портьерами.
Кэте кладет на стол узелок и оглядывается. Берет из рук дрожащей старухи светильник и светит на стены.
— Здесь!
В неверном, колеблющемся свете оживают на портрете глаза молодой женщины. Лицо ее погружено в темноту, губы сложены в вымученную улыбку.
— Мама!
Старуха начинает хихикать. Кэте ставит лампу на стол и резко произносит:
— Прекрати, Жозефа! Где остальные портреты? Почему нет огня в камине? Еда для нас приготовлена? Или вы полагаете, если идет дождь, то и в доме делать нечего? Я хочу взглянуть на скотину. Надо задать корм лошадям. А завтра утром Адам выяснит, где именно прохудилась крыша…
Она замолкает; наступившую тишину нарушает только монотонный стук капель по столу.
— Нужен лес, — вздыхает Кэте. — Много леса. Если бы мне удалось приобрести его до зимы. Но наверняка пройдет и зима, и лето…
«Любови сердца моего, высокоученному и всемирно знаменитому господину доктору Мартинусу Виттенбергскому, а также всем чадам, домочадцам, и гостям — благодать и мир вам в Иисусе Христе! Мы прибыли сюда без особых происшествий, преодолев весь путь от Эйленбурга за день и сохранив в целости наш инвентарь. Многое переменилось здесь за последний год, но из-за бессовестного обманщика, амтмана[40] из Альтенбурга, нам по-прежнему не хватает леса — хотя дом и приведен в порядок, в хлеву одна стена настолько прогнила, что при сильном ветре того и гляди рухнет.
Поэтому умоляю Вас от всего сердца, милый господин доктор, попросите курфюрста известить меня, когда я смогу вновь привезти лес из Альтенберга. Тоскливо становится у меня на сердце при взгляде на то, как мало сделано за год.
Да и люди здесь обленились из-за упадка в хозяйстве, лишь за коровами присматривают как подобает. Окрестные крестьяне враждуют с нами из-за пастбищ, издавна принадлежавших имению. Вот что случается, когда нет настоящего хозяина, знающего свои права. Но рожь уродилась нынче такая, что любо-дорого глянуть. Дорогой Отец наш Небесный послал в должной мере и дождя, и солнца. Овса для лошадей мне, однако, не хватит на все лето. Не могли бы Вы попросить кого-либо из друзей, одолжить нам его в небольшом количестве? После жатвы я все верну — вот мое слово. Нынче я посеяла достаточно овса.
Ленхен и Марушель вместе со старой Жозефой вычистили и отскоблили дом так, что он теперь сверкает, точно господские хоромы; здесь есть все необходимое для нашего господина доктора, и дом только и ждет, когда же Вы наконец повернетесь спиной к строительству крепости в Виттенберге. Быть может, в Цюльсдорфе, в тишине, провидение послало бы Вам новые силы и свежие мысли. Тут никто не возводит стены перед нашим домом, как в Виттенберге.
И местным женщинам некогда часами торчать на рынке лишь для того, чтобы похвастаться украшениями. Господь же щедро украсил здешние поля цветами.
Мне хорошо на моей земле, господин доктор, и я желала бы, чтобы и Вы прибыли сюда и отведали за нашим столок дичи из богатых ею окрестных лесов. Скоро созреют вишни. К ним я купила бы для Вас бочонок вина из Альтенбурга.
Со мной портрет матери. Рядом с ним я велела повесить наши изображения. Добрый Иоганн высек их на камне. Господин доктор получился очень уж молодым (Иоганн Вас ни разу не видел), я слишком старой. Девочек это развеселило. Зато теперь все могут видеть, кто хозяин в этом именьице. А еще для господина доктора посадила я розовый куст — бутоны на нем уже набухли…
Заканчиваю, пора перед сном прочитать с детьми вечернее благословение, как Вы нас научили. Да и светильник мой уже почти потух, и мы можем хорошо экономить на освещении. Завтра рано утром Божье солнышко опять осветит мир. Скажите мальчикам, пусть хорошо учатся на радость учителям. Может, тогда их добрый отец позволит им приехать в нашу деревеньку, чтобы они на воле, присматривая за коровами и лошадьми, могли упражняться в латыни.
Не забывайте заповедей Божьих и следите за тем, чтобы У доброго отца Вашего было пиво на столе. Через несколько недель мы прибудем к Вам с телегой, полной таких сокровищ, что любой князь позавидует.
Писала в Цюльсдорфе после праздника Святой Троицы в 1541 году
Катарина Лютер».
Кэте гасит светильник, запечатывает письмо и встает. На улице сгустились сумерки. Она зовет девочек, но никто не откликается. Катарина находит дочерей в их спальне на соломенных тюфяках в крепком сне. Женщина выходит из дому. Ахаб, большой дворовый пес, жмется к ней.
Он первый понял, кто хозяин в доме…
Из конюшни доносится легкое пофыркиванье лошадей Коров подпасок давно выгнал в ночное.
Скоро родятся телята.
В лунном свете лежит перед ней дорога, идущая через восстановленные ворота в поля и сады. Неподалеку, к востоку от усадьбы, катит свои волны река Мульде — течет она и мимо разрушенных стен монастыря Мариентрон. А где-то там, на севере, в двух днях пути, — Виттенберг…
Много дорог пересекает страну. Туда и сюда. Однажды и она вышла в путь. Еще ребенком. С этого двора.
А теперь вернулась. Госпожа фон Цюльсдорф.
Кэте улыбается.
***Телега подкатывает к воротам. Кэте стоит перед дверью дома, уперев крепкие руки в боки. Да! Теперь подвод наверняка хватит! Но яблоки! Марушель и Ленхен в саду за домом наполняют корзины. Красный шар солнца уже поднялся над лесами Альтенбурга. Надо спешить! Старая Жозефа машет веником около телеги. Адам спрыгивает с передка и вытирает пот со лба.
— Да, госпожа доктор, мы смогли! — Он с гордостью указывает на пару гнедых лошадей. — Вот это кони! Ими можно гордиться.
— Напои их, Адам, и вычисти щеткой! От похвалы они не насытятся.
Какой-то человек приближается к имению по пыльной дороге.
— Кто это?
Ахаб с громким лаем выбегает из сарая. Незнакомец идет медленно — видно, что он устал.
— Это Урбан, госпожа доктор! Это Урбан!
Кэте вздрагивает. Посыльный из Виттенберга?
Приподняв юбки, она бежит через двор. Урбан останавливается у ворот и беспомощно оглядывается по сторонам. Увидев хозяйку, облегченно вздыхает.
— Урбан, у тебя для нас весточка?
— Да, письмо от господина доктора.
Они покидают жаркий и пыльный двор и идут на кухню. Когда Катарина раскрывает письмо, ее руки дрожат. Урбан тем временем жадно пьет холодное молоко, вытирает губы тыльной стороной ладони и рассказывает:
— И этой женщине вы доверили вести хозяйство! Если бы Доротея не осталась вам верна, многое просто исчезло бы из дому! Называла себя Розиной фон Трухсесс, монахиней, а на самом деле была обыкновенной крестьянкой. Она…
Кэте подходит к окну и читает:
«Моей любимой хозяюшке, докторше, торговке на свином рынке и госпоже фон Цюльсдорф.
Любимая Кэте, отправляю Урбана к тебе, дабы ты знала заранее о наступлении турок и не пугалась зря. Меня удивляет, что ты сама не посылаешь весточки о себе: знаешь ведь, как мы тут обо всех вас беспокоимся, особенно с тех пор, как Майнц, Хайнц, да и многие дворяне из Майссена стали нам врагами. Продай что можешь, купи необходимое и возвращайся. Видать по всему, наступают тяжелые времена, и из-за наших грехов покарает нас Господь десницей гнева Своего…»
Распевая веселую песенку, появляются во дворе Марушель и Ленхен с полной корзиной краснощеких яблок.
«Что за день! — думает Кэте, — Господь изливает на нас богатство земли своей, но насладиться им не дает». Она складывает письмо и прячет его в карман передника.
— Адам, мешки надо наполнить сегодня. Жозефа, испеки нам три хлеба в дорогу. Послезавтра мы выезжаем.
— Так быстро, госпожа?
Урбан между тем с удобством устроился на скамье перед розовым кустом. Кэте подсаживается к нему:
— Рассказывай дальше!
Она берет в руки корзину с бобами и принимается наполнять ими мешки.
— Господин доктор с криком и скандалом выгнал эту фальшивую монахиню из дому. Все, что Розина говорила о себе, оказалось ложью. К тому же… — он понижает голос и с ухмылкой оглядывается, — выяснилось, что она брюхата.
Кэте вздыхает.
— Господин доктор бушевал в своем кабинете. Мальчишки попрятались по комнатам и носа оттуда не казали. Остальные кинулись успокаивать хозяина. А потом пришли известия о турецком наступлении. Они приближаются. Кровавый пес, Генрих Брауншвейгский[41], опять заставил говорить о себе. В общем, — Урбан покусывает соломинку и качает головой, — наш господин доктор полагает, что столько зла сразу против воли Божией Господь больше выдержать не может. С этим известием он и послал меня к вам.
Катарина завязывает мешок и вытирает руки о передник.
— Ступай на кухню, Урбан, пусть Жозефа нальет тебе суп, а затем отдохни. Завтра будем укладывать вещи. К счастью, урожай уже под крышей. Продажу я поручу Адаму.
