Эдмон Лепеллетье - Путь к славе
Баррас, которому было поручено поддерживать порядок, вспомнил о Бонапарте; он узнал и оценил его в Тулоне. На другой день, 13 вандемьера, Бонапарт разогнал восставших у церкви св. Рока и был назначен командующим войсками внутри города.
Он получил власть в свои руки и не думал отдавать ее. Будучи еще накануне без места и без средств, теперь он стал властелином Парижа, а вскоре и всей нации. Его звезда до сих пор то сиявшая, то меркнувшая, теперь светила ярко и постоянно. В течение двадцати лет ей предстояло быть маяком для ослепленной Франции.
XXII
Счастье внезапно улыбнулось Бонапарту. Неожиданный могущественный толчок возвел его на высоту.
Но, несмотря на проявившийся военный талант и похвалы, публично расточаемые ему людьми, власть имущими, все же его имя оставалось малоизвестным, а положение непрочным.
Камбон, управлявший финансами конвента, человек неподкупный и выдающегося ума, малорасположенный к истинным деятелям революции, отзывался о Бонапарте по поводу сражения при Антиое следующим образом: «Нам грозила неминуемая опасность, когда доблестный и храбрый генерал Бонапарт стал во главе пятидесяти гренадеров и открыл нам проход». Фрерон заявил, что только Наполеон был в состоянии спасти армию. Баррас, развращенный, но умный политик, забыл о нем. Мариэтт, спасенный им от смерти среди тулонских каторжников, выпущенных англичанами, не подавал никаких признаков жизни. Обри, тупоголовый капитан, объявивший себя дивизионным генералом и получивший портфель военного министра, исключил его из армии. Наконец, попытки Наполеона добиться богатой женитьбы сначала на вдове его друга Пермона, потом на Дезирэ Клари оказались неудачными.
Наполеону ничего более не оставалось, как отправиться в Турцию на службу к султану, что и засвидетельствовано Комитетом общественного спасения в следующем документе от 15 сентября 1795 года:
«Генерал Бонапарт отправляется в Константинополь со своими двумя адъютантами, чтобы поступить на службу в армию султана и своими знаниями и талантами способствовать усовершенствованию артиллерии этого могущественного повелителя и исполнять то, что ему прикажут министры Порты. Он будет служить в гвардии султана наравне с прочими генералами султанского войска. Его будут сопровождать граждане Жюно и Анри Ливра в качестве адъютантов; капитаны Сэржи и Било де Вилларсо в качестве батальонных командиров; Блэз де Вильнефть – капитаном инженерного войска; Буржуа и Лашас – поручиками артиллерии первого разряда; Месоннэ и Шпейд – фельдфебелями артиллерии».
Однако восстание 11 вандемьера изменило обстоятельства. Все потеряли голову, за исключением того, кто должен был спасти конвент и восстановить законный порядок.
Баррас, которого воспоминания о девятом термидоре вынуждали избрать из среды своих коллег людей, облеченных властью, искал вокруг себя людей, способных командовать войском в те знаменательные дни, когда каждый рисковал жизнью. Его взгляд упал на Бонапарта, бродившего по коридорам.
Карно предложил вверить командование войском Брюпу. Баррас возразил, что требуется артиллерист. Фрерон, влюбленный в Полину Бонапарт и домогавшийся ее руки, поддержал имя Бонапарта.
– Я даю вам три минуты на размышление, – сказал Баррас.
В продолжение этих трех минут мысль Бонапарта работала с головокружительной быстротой. Он опасался, что согласие возложит на него тяжелую ответственность, которая всегда тяготеет над людьми, применяющими репрессии. Рассеять восставших значило, быть может, навсегда предать свое имя народным проклятиям. Он отказался от команды бригадой, посланной против вандейцев, должен ли он был теперь вести солдат против парижан? Он не создан был для гражданской войны. Кроме того, в глубине души он во многом разделял чувства мятежников. Они хотели изгнать людей слабых и неспособных, стремившихся закрепить за собой навсегда власть, отняв у народа права на выбор своих представителей. Будучи побежден, он стал бы жертвой мести мятежников, овладевших Парижем, а победив, обагрил бы свою шпагу французской кровью и стал бы козлом отпущения за грехи революции, которым он был чужд. Но с быстротой молнии мысль Наполеона менялась и показывала ему последствия отказа: если конвент будет разогнан, что станется с завоеваниями революции? Победы при Вальми, Жемапе, Тулоне, славные успехи двух армий становились бесполезными; их результаты уничтожались изменой и реакцией. Падение конвента было бы концом революции и порабощением Франции; в Страсбурге – австрийцы, в Бресте – высадка англичан; идеи и свобода, введенные в жизнь революцией, должны были погибнуть вместе с завоеваниями. Долг доброго гражданина предписывал ему присоединиться к конвенту несмотря на его недостатки, и, раз уж он носил оружие, он должен был защищать установленное правительство, как бы велика ни была неспособность его членов. Поэтому, подняв голову, Наполеон ответил Баррасу:
– Я согласен, но предупреждаю вас, что, раз обнажив шпагу, я вложу ее в ножны только после окончательного восстановления порядка.
Это было в час ночи. Утром победа явно была за конвентом, и Баррас заявил с трибуны:
– Я обращаю особое внимание конвента на генерала Бонапарта. Только ему и его быстрым и умелым распоряжениям мы обязаны защитой этой ограды, вокруг которой он так искусно расположил охрану. Я прошу, чтобы конвент назначил Бонапарта на должность помощника командующего внутренней армией.
Через несколько дней Баррас подал в отставку и Бонапарт остался один во главе армии.
Это было своевременно. У Наполеона уже не было сапог, и его платье имело почти неприличный вид.
За несколько дней до того он осмелился явиться к мадам Тальен. Эта увлекательная и лукавая женщина, Тереза Кабаррюс, вдохнула огонь в непостоянного Тальена, из своей тюрьмы подготовила день 9 термидора, а теперь властвовала над Баррасом, занимавшим влиятельное положение. Чтобы получить поддержку Барраса и добиться какого-нибудь места, Бонапарт, дошедший до последней крайности, не имея ни денег, ни приличного платья, отправился на один из вечеров прекрасной куртизанки. Ему потребовались вся его энергия и сила его характера для того, чтобы решиться войти в своем жалком костюме в среду прекрасных женщин, нарядных щеголей и блестящих генералов.
Его длинные, ненапудренные (потому что это стоило слишком дорого) волосы падали двумя прядями по сторонам лба; сзади они были связаны. Его сапоги держались на ногах каким-то чудом, дырки на них были замазаны чернилами. Совершенно вытертый мундир, тот самый, в котором он был и на поле сражения, был отделан скромным шелковым галуном вместо блестящего шитья, присвоенного генеральскому чину. Наполеон показался таким жалким блестящей куртизанке, что она тотчас же дала ему письмо к Лефевру, кригс-комиссару 17 парижской дивизии, по которому ему должны были выдать сукна на новый мундир, согласно сентябрьскому декрету III года, предписавшему давать одежду офицерам действующей армии. Бонапарт не принадлежал к ним и не имел права на такую выдачу, но покровительство госпожи Тальен было сильнее декрета, и бедный офицер без жалованья получил сукно на платье, в котором позже, 13 вандемьера, предстал в почти приличном виде перед членами конвента, полными страха и не помнящими себя от восторга.
Быстро, как сказочные принцессы, для которых вырастают дворцы из тыквы, Бонапарт преобразился; изменилось и все вокруг него. Он разместился в главной квартире, на улице Капуцинок. При нем были Жюно и Лемаруа. Своего дядю он вызвал в Париж в качестве своего секретаря. Первое полученное жалованье он употребил на помощь семье. Матери он послал пятьдесят тысяч франков, а себе купил только новые сапоги, которые ему давно хотелось иметь, и велел расшить золотом мундир, который получил благодаря госпоже Тальен. Он поспешил воспользоваться своим влиянием для того, чтобы устроить братьев: Луи он взял к себе в адъютанты, дав ему чин капитана, а для Жозефа добился консульства. В колледж, где учился брат Жером, он послал денег для уплаты долгов и для обучения его изящным искусствам, рисованию, музыке.
Устроив судьбу своих родственников, спокойный за свое будущее, снова сделавшись генералом, могущим выбирать любое место, так как конвент не мог ни в чем отказать своему спасителю, а директория, вступившая в исполнение своих обязанностей, нуждалась в нем, Наполеон снова стал думать о женитьбе. Выгодный брак, благодаря которому он приобрел бы богатство, влияние и общественное положение, который уничтожил бы следы прежней нужды и помог бы ему поддержать свое новое положение, – вот что было целью его стремлений.
Но Бонапарт, великолепный математик, с сильным и ясным умом, должен был испытать, как самый наивный юноша, силу бурного чувства, направляющего, а иногда и расстраивающего все дела человеческие. Он влюбился.
