Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
— Он, по всей видимости, ювелир из квартала золотых дел мастеров!..
Ясин в замешательстве пробормотал:
— Но внешность у него как у грека. Интересно, где я уже видел это лицо?!
Пришёл слепой юноша в тёмных очках, которого вёл за руку мужчина из деревни; на голове у него куфия, одет в длинное чёрное пальто, из-под которого виднелся полосатый джильбаб. Ясин узнал их обоих с первого же взгляда, и был крайне удивлён. Слепым юношей был Абдо-цитрист из ансамбля Зубайды. А его спутником — владелец известной кофейни в квартале Ваджх Аль-Бирка по имени Аль-Хумайуни, вымогатель, грабитель, сутенёр, и тому подобное…
Тут послышался голос Халиля:
— Этот слепой — цитрист из ансамбля Зубайды-певицы!..
Притворившись удивлённым, Ясин спросил:
— А откуда он знает отца?
Ибрахим Шаукат улыбнулся и сказал:
— Твой отец старинный меломан, и нет ничего странного, что его знают все артисты!..
Аиша тоже улыбнулась, не поворачивая голову, чтобы скрыть улыбку. Ясин и Камаль увидели улыбку Ибрахима и догадались, на что он намекает. Наконец появилась Сувайдан, служанка семейства Шаукат, спотыкавшаяся при длинных шагах. Указывая на неё, Халиль пробурчал: «Ну вот и посланец нашей матери. Пришла, чтобы справиться о здоровье господина». Сама вдова покойного Шауката один раз навестила Ахмада, однако не могла повторить визит из-за напавшего на неё в последние дни ревматизма, заключившего союз против неё со старостью. Хадиджа вернулась с кухни с притворной жалобой, за которой скрывалось хвастовство:
— Нам не хватает только прислужника из кофейни, чтобы подавал кофе!..
Господин Ахмад сидел на кровати, облокотившись спиной о подушку, сложенную пополам, и натянув до самой шеи одеяло, тогда как посетители сидели на диване и стульях, расставленных вокруг кровати. Несмотря на всю свою слабость, он казался счастливым, ибо ничто так не радовало его, как быть в окружении друзей и слушать, как они соревнуются в любезностях и заверяют его в своей преданности. И хотя болезнь не принесла ему блага, он не отрицал и её пользы от того страха за него у братьев, что он обнаружил, и их страданий из-за его отсутствия на вечерних посиделках в кофейне, казавшихся пустыми без него, домашнего затворника. Ему словно хотелось получить ещё больше сочувствия, и потому он принялся рассказывать им о пережитых мучениях и скуке. Ради этого он позволил себе пойти на преувеличение и приукрашивание правды. Глубоко вздохнув, он сказал:
— В первые дни болезни я был убеждён, что мне пришёл конец, и начал произносить шахаду и читать суру «Аль-Ихлас» о неизменности Божьей, то и дело вспоминая вас, ожесточённый мыслью о расставании с вами…
Тут сразу несколько голосов сказали:
— Этот мир не был бы самим собой без вас, господин Ахмад…
Али Абдуррахим взволнованно сказал:
— Твоя болезнь оставила на мне такой след, который никогда не изгладится…
Мухаммад Иффат негромко произнёс:
— Ты помнишь ту ночь?… Бог ты мой, мы все поседели!..
Ганим Хамиду немного наклонился к кровати и сказал:
— Вас спас тот же, кто спас и нас от англичан в ночь, когда мы рыли траншею у ворот Баб Аль-Футух!
«О, то были счастливые дни, дни крепкого здоровья и любви. Фахми был таким одарённым, подающим надежды!»
— Хвала Аллаху, господин Хамиду!..
Шейх Мутавалли сказал:
— Я хочу спросить у тебя, сколько ты дал этому врачу без всякой справедливости?!.. Нет нужды отвечать, я всего лишь прошу тебя накормить друзей Божьих, что живут у мечети Хусейна…
Мухаммад Иффат своим вопросом оборвал его:
— А вы сами, шейх Мутавалли, разве вы не из числа друзей Божьих?!.. Поясните это…
Шейх продолжал говорить, не обращая внимания на его слова, постукивая палкой по земле при каждой новой фразе:
— Накорми друзей Хусейна, главой которых выступаю я, хочет того Мухаммад Иффат, или нет. Он тоже должен накормить их в знак уважения к тебе, начиная с меня. Ты должен выполнить предписанную тебе обязанность — совершить хадж в этом году. И как было бы замечательно, если бы ты взял меня с собой. Тогда вознаграждение Господне для тебя возросло бы вдвое…
«До чего ты хорош, до чего близок моему сердцу, шейх Мутавалли. Ты один из ориентиров самого времени…»
— Обещаю вам, шейх Мутавалли, что возьму вас с собой в Хиджаз и Мекку, если позволит Милостивый Господь…
В этот момент иностранец, снявший с себя шляпу и обнажив голову с редкими белоснежно седыми волосами, сказал:
— Немного раздражения. Раздражение — это причина всего. Отбросьте его, и будете сильным, словно бомба.
«Этот Манули, который продавал тебе спиртное в течение тридцати пяти лет, продавец счастья и кладбищенский агент».
— Это результат покупки вашего товара, Манули!
Манули посмотрел на лица остальных своих клиентов и ответил:
— Никто не говорил, что алкоголь приводит к болезни. Это всё вздор. Неужели радость, смех и приподнятое настроение могут вызвать болезнь?!
Шейх Мутавалли Абдуссамад, повернувшись к иностранцу и нацелив на него почти невидящие глаза, воскликнул:
— Вот теперь я узнал тебя, источник бед! Когда я заслышал твой голос в первый раз, то спросил себя, где я слышал голос этого шайтана раньше?!
Мухаммад Аль-Аджами, продавец кускуса, подмигнув глазом в сторону шейха Мутавалли, спросил Манули:
— Манули, а не был ли шейх Мутавалли одним из ваших клиентов?
Иностранец с улыбкой ответил ему:
— У него рот набит едой. Как же туда поместится ещё и алкоголь, дорогой мой?
Сжав покрепче рукоятку своей палки, шейх Абдуссамад закричал:
— Следи за своими манерами, Манули!
Аль-Аджами выкрикнул:
— Шейх Мутавалли, вы станете отрицать, что были фанатичным курильщиком гашиша до того, как вас разбила старость?
Шейх, махнув в знак протеста рукой, сказал:
— Гашиш не запрещён. Разве вы сами не пробовали читать утреннюю молитву, накурившись гашиша?.. Аллах Велик… Аллах Велик!
Ахмад Абд Аль-Джавад заметил, что Аль-Хумайуни молчит, и повернувшись к нему с улыбкой, любезно спросил:
— А как вы поживаете, учитель?.. Боже мой, сколько времени прошло!..
Аль-Хумайуни ответил ему голосом, больше напоминавшим мычание быка:
— Ей-Богу, давно, давно!.. А всё из-за вас, господин Ахмад, это вы покинули нас. Но когда господин Али Абдуррахман сказал мне, что мой противник слёг в постель, мне вспомнились дни нашей молодости, словно они и не прекращались ни на миг, и я сказал себе: «Было бы нелояльно с моей стороны не нанести визит этому дорогому человеку, такому мужественному, весёлому и общительному. И если бы не боязнь осуждений, я бы привёл с собой Фатуму, Тамалли, Даулат и Нахаванд. Все девочки так скучают по вам, так хотят увидеть! Боже мой, господин Ахмад, вы для нас одинаково дороги, независимо от того, оказывали ли нам честь своим посещением каждую ночь или покинули нас на многие годы!..»
Обведя по кругу всех присутствующих своими острыми глазками, он заметил:
— Вы все оставили нас. Да будет благословение Божье на господине Али. И да поможет Он Сании Аль-Кулали, из-за которой его так тянет к нам. Кто теряет позади своё прошлое, обречён блуждать. У нас самое что ни на есть естественное общение. Что же вынудило вас оставить нас? Если бы причиной тому служило покаяние, мы бы простили вас всех, но время для покаяния ещё не пришло. Да отдалит его Господь наш как можно дальше, и да дарует вам долгую жизнь и радость!
Указывая на себя, Ахмад Абд Аль-Джавад сказал:
— Вы и сами вот видите, что мы завязали с этим!
«Учитель» пылко возразил:
— Не говорите этого, господин всех мужчин. Ваше недомогание пройдёт безвозвратно. Я не оставлю вас в покое, пока вы не дадите обещания вернуться в Ваджх Аль-Бирку хоть раз, если сам Аллах возьмёт вас за руку и подарит исцеление!..
Тут слово взял Мухаммад Иффат:
— Время изменилось, мастер Хумайуни. Где тот квартал Ваджх Аль-Бирка, который мы когда-то знали? Теперь его найдёшь разве что в книгах по истории. Для сегодняшнего поколения он только забава молодых. Как мы можем ходить туда, когда среди них наши же сыновья?
