Дмитрий Дмитриев - Два императора
— Впрочем, удивляться нечему, — это так понятно.
— Вы думаете, молодой князь женится на ней?
— Натурально! Невеста завидная — ведь губернатор миллионы имеет.
— И что хорошего нашёл он в этой девочке?
— Не понимаю, какая-то сухопарая…
Вот двое молодых людей, провинциальные львы, одетые по-парижскому, ведут между собою такой разговор:
— Я просто завидую князю! — говорит один.
— Ещё бы не завидовать! — отвечает другой.
— Красавица и миллион приданного.
— А что для тебя лучше, Пьер, — красота или миллион?
— Понятно, миллион.
— А князь будет обладать и миллионом, и красотою.
— Военным счастье!
Почти перед утром накрыли ужин, тоже роскошно сервированный.
После ужина гости стали разъезжаться — кому близко было до дому; многие остались ночевать и в отведённых им комнатах расположились спать на мягких диванах и постелях. Мужчины — на половине князя, а женщины — на половине Лидии Михайловны.
Опустела великолепная зала; музыканты тоже ушли отдохнуть — в продолжение дня и ночи они почти без отдыха играли. Огни везде погашены, и в огромном княжеском доме настала тишина. Всё спало крепким сном.
Глава XXI
Сергей, по приезде в Каменки, рассказал отцу и матери всё, что с ним случилось на войне; он с большим чувством и жаром описывал, как на ферме доброго австрийца Гофмана нашёл себе радушный приём и как молодая девушка, Анна, ухаживала за ним во время болезни, заботилась и не отходила от него.
— Я много, много обязан Гофману и его милой дочери! Они спасли меня от смерти, — такими словами закончил молодой князь свой рассказ.
— О, если бы мне увидать Анну — я бы её расцеловала! — громко проговорила Софья, со вниманием выслушав рассказ брата.
Старый князь ничего не сказал; он встал и стал задумчиво ходить по комнате.
— Что же, за их уход надо послать им денег, — сказала княгиня, зорко посматривая на сына; она догадалась, что Сергей если не влюблён, то увлечён этой «немкой».
— Мама, что ты говоришь? — с укором сказал Сергей.
— А что, мой друг? Это в порядке вещей.
— Она не примет от меня денег.
— Полно, Серж! Вероятно, старик немец и его молоденькая дочь, немочка, узнали, что ты богат, знатен, — ну и приложили все свои труды, в надежде получить с тебя щедрую награду, — хладнокровно сказала Лидия Михайловна.
Слова матери покоробили Сергея; он побледнел и, не сказав ни слова, сердито вышел из комнаты; Софья тоже вышла вслед за братом.
— Ты понял? — спросила у мужа княгиня.
— Понял: «немочка» увлекла.
— Не только увлекла — он влюблён.
— Что же нам делать?
— А вот что, князь: скорее женить Сергея… А если мы будем медлить, то он женится без нашего спроса на этой сентиментальной немочке.
— Избави Бог! Я никогда не назову немку своей невесткой!
— Пожалуй, не называй… Может, ихняя дружба так далеко зашла, что он принуждён будет назвать её женою.
— Лида, что ты говоришь!
— Полно, князь, не притворяйся непонимающим! Лучше поговорим, как спасти Сергея.
— Но как, как?
— Через несколько дней мы дадим бал в честь Сергея. На этот бал, конечно, приедет Сухов с Ириной?
— Разумеется, он первый мой гость.
— Красавица Ирина, надеюсь, своею прелестью очарует Сергея, а мы с тобой, князь, — пожалуй, и сам Сухов — давно считаем её невестою нашего Сержа.
— Лучшей партии я и не желаю для сына. Ах, Лида, если бы наше предположение сбылось!
— И сбудется, только надо действовать осторожно.
— Я во всём, княгиня, полагаюсь на тебя — ты на эти дела тонкий дипломат, — сказал князь Владимир Иванович и с чувством поцеловал руку у своей жены.
— Мы упросим Ирину погостить у нас: скоро святки, начнутся гаданья, веселье, молодёжь поедет кататься, Ирина пококетничает с Сержем — и, поверь, он забудет свою сентиментальную немку и полюбит Ирину, я уверена. Только не надо раздражать Сержа и по возможности во всём с ним соглашаться. Я несколько горячо поступила, мои слова его рассердили — не надо бы так резко выражаться.
— Верно, ты пересолила, — засмеялся князь.
— Что за выражение!
— Прости, — так с языка сорвалось.
Между тем княжна позвала своего брата к себе. Половина княжны состояла из трёх комнат, небольших, но мило отделанных и с большим вкусом обставленных; усаживая брата на мягкое кресло и садясь с ним рядом, она у него спросила:
— Серж, ты любишь Анну?
Князь посмотрел на сестру, в её чудные, добрые глаза; он прочёл в них беспредельные к себе сочувствие и любовь.
— Да, да, люблю, — тихо ответил он, — люблю больше жизни, больше всего на свете!
— И она тебя тоже любит?
— Любит, любит…
— Вы говорили, объяснились?
— Да. Я приехал просить согласия на мою свадьбу.
— Согласия? — испугалась Софья.
— Да, чего же ты испугалась?
— Я? Нет, нисколько, я только думаю, Серж, что нелегко будет испросить тебе согласия.
— Попробую.
— Вот что, голубчик, не спеши. Ты знаешь, Серж, я люблю тебя, и твоё счастие для меня так же дорого, как и для тебя.
— Верю, милая, верю.
— Скажу, Серж, что поступаешь ты честно, благородно; но папа и мама — люди старого убеждения, и знатное происхождение у них прежде всего. Нелегко их убедить! Вот я и говорю, Серж, не спеши, надо папу и маму подготовить.
— Какая ты милая, добрая, Соня, какое у тебя хорошее сердце! — Молодой князь обнял и поцеловал свою сестру. — Я исполню твой совет и не стану спешить просить согласия на мой брак с Анною. Ты права, надо стариков к этому раньше подготовить.
— Непременно, Серёжа.
— Да, да, я подготовлю их и потом скажу… Я уверен, что отказа мне не будет.
Молодой князь Гарин решил до времени ничего не говорить отцу с матерью про свою любовь к Анне.
Глава XXII
Наступили святки, весёлая, разгульная пора; смех, разные святочные игры, гаданье, песни подблюдные, вещие — не умолкают с утра до позднего вечера в княжеском селе Каменки. Эти песни и смех вырываются сквозь окна и двери на широкую улицу и замирают где-то вдали на морозном воздухе. Любят красные девицы и парни молодые разгульное святочное время — да и нельзя не любить: тут для молодёжи полное раздолье! Игры, гаданье, песни без конца, без устали. Большой гурьбой крестьянские девицы гадают о своих суженых, о своих ряженых: ходят подслушивать свою судьбину у чужих дверей, у чужих окон, и которые посмелей — ходят и к церковной паперти. С каким ужасом и страхом, озираясь по сторонам, подходят красавицы-девицы к церковному помосту! Ни одна из них не решается первой приложить ухо к церковной двери: хорошо, если услышит молитву венчальную, стих святой, радостный, — а ну как вдруг услышит песнь печальную, похоронную. Робеют девицы, прижимаются друг к другу, «узнать свою судьбину» хочется, да боязно. А тут какой-нибудь лихой парень-потешник притаится у паперти да как ухнет, крикнет нечеловеческим голосом… С громким криком и визгом бросятся девицы врассыпную, перепуганные до смерти…
Святочная песня глубоко связана с народной жизнью; свято и глубоко верит молодёжь деревенская, воспитанная на народных преданиях, которые передаются из рода в род, в неотразимую силу и правду святочных предсказаний. «Что верится, то сбудется, не минуется», — поют в подблюдной песне.
В княжеских хоромах рождественский праздник всегда встречался торжественно. В ночь на Рождество Христово все залы освещались множеством свеч; перед иконами, горевшими дорогими окладами с драгоценными камнями, ярко теплились лампады. С вечера в княжеской моленной совершалась всенощная, на которой присутствовали родные и близкие, соседи князя Гарина. После ранней обедни в зале обыкновенно накрывался стол со всевозможными закусками и холодными кушаньями; за этим столом «разговлялся» князь в кругу своих близких. Днём назначался приём лиц, приезжавших поздравить князя. В обширных людских тоже накрыты были столы для «разговенья» дворовым. Князь Владимир Иванович был русский боярин-хлебосол — он заботливо относился не к одним своим гостям, которые на его «харчах» проживали по неделям, — он любил, чтобы и его дворовые были сыты и ни в чём не имели нужды.
Со второго дня праздника в княжеской усадьбе начиналось веселье. На этот раз особенно было весело в княжеских хоромах: молодой князь Сергей, красавица Ирина, дочь губернатора, весёлая, находчивая, резвая, княжна Софья и ещё две молоденькие девушки, дочери помещиков, подруги княжны, с утра до поздней ночи справляли святки по русскому коренному обычаю — пели, гадали, резвились, катались с гор; старый князь придерживался старины, и в былое время сам он, несмотря на своё высокое положение, руководил святочными играми и забавами. Княгиня Лидия Михайловна хмурилась на дочь, которая предавалась святочному веселью, «мужицкому», но всё-таки её не останавливала. Бывшая фрейлина блестящего двора Екатерины хорошо помнила, как великая императрица, мудрейшая из женщин, не гнушалась русского святочного обычая — и проводила вечера на святках в кругу своих вельмож, и сама рядилась в различные костюмы, гадала и нередко заставляла петь подблюдные песни, и каталась с ледяных гор на золочёных «саночках-самокаточках».
