Владислав Бахревский - Разбойник Кудеяр
— В царях-то я про беды людские не знал. Встанешь, и несут тебе с утра такие сладости, ребята, дыхнешь — голова кругом, глотнешь — каждая кровинка так и завертится. А жевать не надо. Берешь кусок величиной с барана, поднес ко рту, а он уже растаял, а в животе и легкость и приятность. Ныне другое дело. Видя разорение моего государства, решил я открыться людям, собрать под мое знамя всех обиженных, всех голодных, всех верных и помнящих меня, своего государя, и вдарить на Москву. В моем царстве все будут довольны! Клянитесь же на кресте служить верой и правдой мне, царю Василию Ивановичу Шуйскому.
Аксен, вспомнив, что он как-никак управитель всея Сибири, полез за пазуху за нательным крестом, но тут раздался сильный насмешливый голос:
— Василий Иванович, голубчик, диво-то какое! Видать, годки твои вспять пошли!
— Чего? — рявкнул государь обиженно.
— Тебя ведь с царства годков пятьдесят тому погнали, ну не пятьдесят, не пятьдесят — сорок пять! А ты вон все какой молоденький.
— Взять наглеца!
А наглец выехал из кустов на черном коне, в черном одеянии.
Василий Иванович от великого гнева и по большой пьяности ничуточки не испугался черного человека. Сорвал шапку с головы, вдарил ею оземь. Головка у Василия Ивановича была лысенькая, остренькая, и росла на ней шишка величиной со свиной пятачок.
— Вот! — закричал говорливый мужик, воевода московский. — Вот она, царская шишка, а ты не веришь! Кто ты?
— Я — Кудеяр!
Поднял руку, и тотчас из кустов выскочила дюжина молодцов.
— Еще знаки есть?
— А как же! — не унимался воевода стольного града. — Покажи, Василий Иванович, покажи этим неучам, не упрямься!
Василий Иванович послушно встал, опустил штаны и поворотился к разбойнику задом.
— Вот они, знаки! — торжествовал московский воевода, тыча в красное родимое пятно на государевом заду.
— А ну-ка, ребята, всыпьте этому бесстыднику! Глядишь, он имя, что отец с матерью дали, вспомнит. А болтуну полдюжины за глупость!
Свистнули плети.
— Потише! — крикнул Кудеяр. — Не для битья бейте — для ума!
Московский воевода, верный государю, терпел кнут молча. Государь поорал-поорал и взмолился:
— Микита я, из беглых. Стрельцом был у боярина Ромодановского, что на Белгородской черте стоит.
— Слыхал? — спросил Кудеяр московского воеводу.
Мужик сплюнул, запустил пятерню себе в бороду.
Кудеяр спрыгнул с коня, обнял его.
— Прости за плети. Буду виноват я — ты меня выпорешь. Лжи да глупости нельзя прощать людям. За верность же твою, за крепкое слово — из нашей казны лучший тебе кафтан.
Дорогой кафтан, подбитый соболем, расшитый серебром, лег на руки мужика. Тот моргал и морщился. Не от боли, видать, в голове мысль закопошилась.
— Чье стадо? — спросил Кудеяр.
Стадо принадлежало боярину Милославскому. Управляющий послал мужиков со стадом на базар, где его поджидал перекупщик. По дороге встретился мужикам Микита-стрелец. Сначала подбил он новых товарищей продать полдюжины баранов на сторону. Продали, водки купили. Тут он и «открылся» мужикам. Втроем ходили к попу Михаилу. Попу продали корову. Пили, и Михаил признал в Миките царя Василия Ивановича Шуйского. Тогда мужики подались со стадом в лес, чтоб собрать здесь людишек и двинуть на Москву.
— Я не государь, а разбойник, — сказал мужикам Кудеяр, — но я за то, чтобы голодные были сыты, голые — одеты, разутые — обуты. Кто со мной?
— Я! — заорал Дубовая Голова.
— Мы! — крикнули молодцы.
— Я с тобой, — сказал Гришка, бывший воевода стольного града.
— Куда он, туда и я, — махнул рукой бывший воевода Рязани.
— Ребята, я ведь коваль хороший! — положил руки на грудь Микита «Шуйский».
— Нужен ли нам коваль? — спросил разбойников Кудеяр.
— А как же! — ответил за всех Аксен.
Глава 4
С Холопом, вернувшимся от кузнеца Егора с пустыми руками, с Аксеном и Ванькой Кафтаном, тем, что сидел в тюрьме гол, а у воеводы отхватил лучший кафтан, бродил Кудеяр по лесам, искал место для стана.
Искал место поглуше да получше, чтоб глазу было приятно, а сердцу спокойно. И такое место нашлось.
Набрели на озеро, невеликое, но и немалое, кругом лес — дерево к дереву, не то чтоб проехать — пройти трудно.
— Поставим здесь каждой семье по дворцу, — размечтался Кудеяр. — Заживем спокойно и славно.
Пошли назад разбойники и заплутались. Вышли на какую-то деревушку, к ржаному полю. А на поле карусель!
Полсотни охотников и полсотни собак гонялись за волчишкой. Один на один в лесу был бы он опасен, велик и матер. Но здесь, когда полсотни лошадей мчались по большому кругу, а по малому — клубок разъяренных, победно гавкающих псов, зверя было жалко.
— Мой старый знакомый резвится! — узнал Кудеяр Милославского.
— Подлец и подлец! — Аксен аж зубами заскрипел.
И только тут до Кудеяра дошло: по зреющим хлебам вертится бешеная карусель охоты.
Зверь уже посажен был, егеря унимали псов, и к волку с ножом подсаадашным шел главный охотник боярин Иван Данилыч Милославскяй.
Он зарезал околевающего от собачьих укусов волка, и охотники возликовали. Радостно затрубили в рог. Покрутились над поверженным и умчались пировать победу.
На убитом поле остался один человек. Молодой крестьянин. Он стоял неподвижно: никак не мог поверить глазам.
После двух голодных лет поле обещало обильный урожай. Семья ждала сытную зиму — теленка собирались пустить на племя…
Крестьянин сел на корточки. Поднимал втоптанные в мягкую землю стебли. Но, и мгновения не постояв, они валились, усатыми головками царапнув небо.
Крестьянин все поднимал их и поднимал, а они все падали и падали. Ни ропота, ни слез…
Кудеяр подбежал к крестьянину, встал на колени перед ним.
— Я клянусь тебе и каждому сеятелю клянусь. Клянусь памятью отца и матери — вечных работников! Я, Кудеяр, отомщу за все ваши обиды: да будет это поле мне укором, да будет сниться оно мне каждую ночь, коль позабуду клятву или изменю ей!
Крестьянин с испугом смотрел на Кудеяра. Смотрел, слушал, пятился и бросился бежать.
2Вечером Кудеяр отвел Ваньку Кафтана в сторону и сказал ему:
— Ты человек умный и сильный. Люди слушаются тебя. Поезжай к Белгородской черте, собери ватагу людей дерзких и в военном деле умелых. Приведешь ватагу на то место, где стан задумали ставить. Для себя жить — брюхо нажить. Жить для людей — сердце возвеличить!
И уехал Ванька Кафтан товарищей себе да Кудеяру сыскивать.
3Мужики Собакина строили боярские хоромы.
Стрельцы, оставленные Плещеевым, глаз с них не спускали.
Лето в разгаре, а дождей не было. Жара томила.
Стрельцы, разморившись, пили в тенечке квас, бабы принесли им котелок со щами, а другой с кашей.
— Поди в било стукни! — сказал старшой самому молодому. — Пусть шабашат, жарко больно.
Молодой стрелец нехотя поднялся с травы, пошел к срубу, на углу которого висела железная доска. Стукнул три раза. Топоры тут же умолкли. Плотники потянулись к речке. Лезли в воду, гоготали, как гусаки, фыркали.
Помывшись, пошли к артельному котлу, где бабы варили варево. Причесались, помолились, достали ложки.
У стрельцов дело шло скучно. Холодный квасок остудил нутро, согнал ленцу, и тут уж, конечно, захотелось чего-либо покрепче.
Молодой стрелец выждал, пока вялый разговор совсем помер, послушал, как сосредоточенно сопит старшой, и сказанул:
— Выпить бы, а то есть ну совсем не хотца!
— Право слово! — подхватили стрельцы, посматривая на старшого.
— Кусок в глотку никак нейдет!
— По чарке не грех, — согласился старшой, и все вздохнули с облегчением, и сам он вздохнул.
Выпили, и разговор пошел. Только ведь о чем ни говори — нечистую силу миновать невозможно.
— В селе у нас было! — пошел молотить языком молодой стрелец.
— Свояк мой по грибы ходил да и заплутался. И встретился ему человек. «Пошли вместе, — говорит, — авось найдем дорогу». И точно: за кустик повернули — дорога сама в ноги легла. Шли, шли — кабачок. Приятель и говорит: «Выпьем?» А свояк тоже человек серьезный, согласился. Вино встречный сам заказывает, чарочку себе, чарочку свояку. Свояк-то у меня мужик умный. Взял да и перекрестил вино. Перекрестил и очутился на церковной крыше. До утра сидел, пока не сняли.
— Чего только не бывает! — поддакнули стрельцы.
— О Кудеяре давно не слыхать, — начал старшой и не договорил.
На дороге пыль столбом. Явились молодцы лесные. Подскочили к стрельцам, окружили.
— Скидавай все, что есть на вас!
Одежонку похватали, оружие поделили, а стрельцов — купаться. К плотникам подъехал Кудеяр. Сошел с коня, сел среди обедавших. Дали ему ложку. Он варева похлебал, похвалил и говорит:
