Михаил Казовский - Топот бронзового коня
- Не уверен, что автократор сможет вам помочь в ближайшее время. На счёту каждый медный фолл, вся казна уходит на реформы его величества, а поддерживать вас - значит отвлекать средства.
- Понимаю, - согласился ул-Кайс. - Но, возможно, получу покровительство от её величества?
Армянин озадаченно посмотрел на араба:
- Почему вы решили? Вы знакомы с ней?
- К сожалению, нет. Но надеюсь познакомиться с вашей помощью. Окажите милость: передайте царице, что привёз привет из Пентаполиса от её внука Анастасия.
Евнух изумился ещё больше:
- У её величества - внук?! Я не знал об этом.
- Тем не менее так оно и есть. Сыну Иоанну тридцать два, внуку Анастасию семь. Замечательный мальчик, резвый, шаловливый. Любит петь и знает много стихов.
Собеседник продолжал осмысливать сказанную новость:
- Взрослый сын и внук! Кто бы мог подумать… Впрочем, ничего странного: ей под пятьдесят, а её жизнь до замужества мало кому известна… Интересно, знает ли о внуке монарх? Очень интересно! - Поднял на поэта выразительные глаза. - Безусловно, её величество пожелает с вами увидеться. Я советовал бы одно: никому не болтать о пентаполисских родственниках августейшей особы. Может быть, она не хочет огласки, и тогда придётся избавляться от ненужных свидетельств…
Имра передёрнуло:
- Не прикажет ли её императорское величество и меня прикончить за привет от внука?
- Не исключено. - Тот, откинувшись, рассмеялся: - Ладно, не тревожьтесь, я надеюсь, что не прикажет. Но на всякий случай проявите в беседах сдержанность. Пров, конечно, в курсе?
- Ни одна живая душа в Константинополе, кроме вас, не догадывается об этом.
- Превосходно. Вы предусмотрительный человек. Я сегодня же доложу василисе о полученных сведениях и затем сообщу вам о времени аудиенции.
- С нетерпением буду ждать. - И подумал с опаской: «Кажется, я влез в скверную историю. Если Феодора в самом деле скрывает от мужа прежние свои связи, то меня распорядится уничтожить. Не сбежать ли, пока не поздно? Нет, коль скоро игра по-крупному, жизнь как ставка - обязательная цена. Или пропаду, или одержу верх. Третьего, увы, не дано».
За ул-Кайсом прислали повозку поздно ночью, к задней калитке особняка, и гвардейцы, призванные сопроводить гостя, проявляли учтивость, что вселяло надежду на достойный приём, а не опасения об аресте. Ехали почти в полной темноте - конники и слуги на запятках предпочли не зажигать факелы. Обогнули пустынный ипподром, миновали Дафну и свернули не к Халке, налево, а к Вуколеону, направо. Видимо, царица, опасаясь встречи с супругом, как известно не спавшим по ночам, предпочла перенести встречу из Большого императорского дворца в близлежащий, поменьше, но зато более уютный. Имра провели по широкой мраморной лестнице, вдоль которой чадили масляные светильники, и фактически передали с рук на руки поджидавшему гостя Нарсесу. Евнух был при параде, в тёмной тоге с нашивками, соответствующими его званию и должности. Поприветствовав араба, армянин сделал знак и увлёк его на женскую половину; здесь практически не было огней, и пустые тёмные коридоры скупо освещались пламенем свечи в канделябре Нарсеса. Около одной из дверей он остановился и костяшкой пальца стукнул по дереву: два коротких удара - два размеренных - снова два коротких. Из-за двери произнесли:
- Можете войти.
В небольшой полутёмной комнате пахло мускусом и ещё, кажется, корицей. Свет лампады освещал Пресвятую Богородицу с младенцем, на иконе в красном углу. Чуть поодаль в высоком кресле восседала миниатюрная дама в красной накидке, чем-то напоминавшей мафорий Девы Марии. Две служанки по сигналу женщины, кланяясь, ушли. Евнух доложил:
- Вот известная вам особа, ваше величество…
Дама благосклонно кивнула:
- Хорошо, Нарсес, ты свободен. - И глядела пристально, как служитель покидает апартаменты.
Визитёр упал на колени и, склонившись до земли, попытался поцеловать стопу василисе. Та проговорила:
- Встаньте, встаньте, любезный. Нас никто не видит и, надеюсь, не слышит, так что соблюдать все формальности этикета вряд ли нужно.
Имр ответил:
- Это не формальности, ваша царственность. Я заворожён вашей красотой и величием. И скорее умру, чем позволю себе подняться. И тем более - посмотреть на ваш несравненный лик.
Феодора хмыкнула:
- Ох уж эти арабские поэты! Говорите, как пишете. Я приказываю: встаньте. Нет, не на колени, а на ступни. Вон возьмите лавочку. И садитесь напротив.
- Я не смею, ваше величество. Раб не должен сидеть в присутствии госпожи.
- Вы не раб, ибо голубой крови. И садитесь не по собственной воле, что, действительно выглядело бы невежливо, а согласно моему повелению.
- Слушаюсь и повинуюсь.
Он и в самом деле смотрел на неё восхищённо - молодой тридцатилетний мужчина, стройный, тёмноволосый, сильный; аккуратная бородка вилась мелкими колечками; сочные пурпурные губы выдавали страстность его натуры; пальцы были изящны не по-мужски, словно специально созданы для кифары. «Вот красавчик! - оценила императрица. - С ним в постели наверняка сладко. И величина носа позволяет надеяться… Господи, о чём я? Не хватает ещё влюбиться на старости лет!» А ул-Кайс думал в свою очередь: «Как она мила! Никогда бы не дал ей сорока восьми лет. Тридцать пять от силы… Главное - глаза. Что за чудо её глаза - изумрудные, точно у лисы, точно море в полдень, точно молодая трава. И ресницы длинные. И рисунок губ - мягких, тонко очерченных… Я-то опасался, соблазнять царицу будет неприятно и придётся действовать через силу, но теперь вижу, что, напротив, сделаю это с удовольствием!»
Феодора спросила:
- Значит, вы знакомы с Иоанном и Анастасием? Расскажите о них.
Посетитель поведал:
- Оба обитают во дворце Гекебола. Сыну принадлежит целый флигель дома, и его супруга, сирийка, но эллинского происхождения, из приличной зажиточной семьи, сделавшей капитал на продаже рабов из Ливии в метрополию. Очень славная молодая особа, хоть и молчаливая до смешного - я, общаясь с ними несколько лет, перекинулся с ней не более чем тремя фразами. Иоанн красивый, молодой человек, небольшого роста, но крепкий, широкоплечий, помогает отцу в коммерции и готовится стать впоследствии хозяином дела… - Чуть помедлив, добавил: - Он не знает, что вы его мать.
- Вот как? - удивилась царица.
- Гекебол сказал ему ещё в детстве, что она… то есть, вы… словом, что его матери нет на свете. Вроде умерла во время родов.
- А, понятно… Значит, он не хочет меня увидеть…
- И помыслить не может, что доводится сыном августейшей особе.
Женщина вздохнула, мягко улыбнулась:
- Ну и хорошо. Может быть, и к лучшему… Ну, а что Анастасий?
- Замечательный мальчик. Шустрый, бойкий. И похож на ваше императорское величество.
- Он единственный ребёнок в семье?
- Да, вторая беременность кончилась печально - дочка родилась мёртвой.
Василиса кивнула и опять задала вопрос:
- Гекебол, видимо, совсем стар?
Имр замялся:
- Я бы не сказал. Он по-прежнему большой жизнелюб.
- Что, как раньше, совращает юных рабынь?
- Ив больших количествах.
У императрицы саркастично дрогнули губы:
- Вот паскудник!
- Но вообще, конечно, выглядит не самым лучшим образом - и мешки под глазами, и второй подбородок… Впрочем, умолкаю, ибо неприлично поносить человека, приютившего меня на два с половиной года. О друзьях, как и о покойниках: или хорошо, или ничего!
Феодора заметила:
- Что же, в благородстве вам не откажешь… Вы надолго в Константинополь?
- Это будет зависеть от вашего величества.
- В самом деле?
- Я надеюсь на покровительство и нижайше прошу о милости.
Бывшая танцовщица посмотрела с неудовольствием:
- Вы с какой-то просьбой?
- С пустяковой, ваше величество: поспособствовать встрече с автократором и замолвить словечко, чтобы согласился меня выслушать без предвзятости.
Дама покривилась:
- Ничего себе «пустяковая»! Да такие просьбы стоят очень дорого.
Он опять упал на колени и молитвенно воздел руки:
- Назовите цену! Я на всё готов!
- Так уж и на все?
- Что ни пожелаете.
Опустив глаза, женщина ответила:
- Хорошо, подумаю. Вы живете у Прова? Никуда не переезжайте. Я пришлю за вами, как сочту нужным…
- Буду ждать с нетерпением! - и, склонившись, поцеловал её туфельку.
