Лина ТриЭС - Третья истина
— Детка, — голос тетки прозвучал слаще, чем обычно, — собирайся. Едем на вокзал.
Мощи! — пронеслось в голове у Лулу, — и так скоро! Сказать, что не поедет? Ой, это же значит остаться с господином Петровым! А так… Кто их знает, может, они и ничего, эти мощи? По сравнению… Вообще, все равно, куда-то ехать все же интереснее… И Лулу незамедлительно стала напяливать на себя дорожное платье. До чего же она рассеянна — умудрилась не заметить, что вещи ее уже уложены. Софья Осиповна так торопилась, что даже помогла ей одеться.
— Быстрей, быстрей, детка! — Видимо, ее нетерпение увидеться с мощами достигло предела.
Только в пролетке Лулу вспомнила, что не поцеловала единственное дорогое существо — Бусю. Ну, ладно. Она постарается, чтобы поездка была как можно короче. Надо сочинить план воздействия на Софью Осиповну в этом смысле.
Вокзал встретил их разноголосым гулом и свистками паровозов. По-прежнему суетливо, Софья Осиповна протиснулась к поезду и ввела ее в вагон.
— Присмотрите за деткой, — попросила она бледную женщину, сидящую на противоположной скамье, — я выйду. Такая духота!
За окном вагона было еще не совсем темно, и Лулу с интересом рассматривала толпу и огни вокзала. Вдруг у нее екнуло сердце. На перроне, привалившись к столбу, стоял ее знакомый из Раздольного Шаховской-«виконт» и жевал травинку. Лулу спрятала голову, ей не хотелось показываться ему на глаза. Он забыл ее давно! И, наверняка знает, что ее не захотели забирать домой… Пусть лучше он ее не заметит. Но она не сдержалась и выглянула еще раз. Теперь рядом с Виконтом стояла Софья Осиповна и тыкала зонтиком в сторону вагона. Поезд дал гудок, Виконт поклонился Софье Осиповне и побежал к поезду. Странно! Софья Осиповна ОСТАЛАСЬ на месте.
— Куда, куда мы едем?! — забеспокоилась Лулу, требовательно захлопав глазами на бледную спутницу.
— А станций много. Кому какая нужна… — успела только тускло произнести бледная, как в вагон вошел Виконт.
Лулу по гимназической привычке вскочила, потом, покраснев, села и отвернулась к быстро темнеющему окну.
— Добрый вечер, Александрин! — весело поздоровался Виконт. — Вот и встретились, — он откинул голову и протянул ей руку.
Лулу, не посмев дотронуться до его руки, буркнула:
— Здравствуйте… — Пусть сердце ее стучало в два раза быстрее обычного, она не показывала вида.
Шаховской заглянул ей в лицо:
— Нездоровится? Или устала — хочешь спать?
Насупившись, Лулу упрямо молчала, а поезд, между тем, набирал ход.
Виконт откинулся на спинку скамейки и, помолчав, тронул ее за плечо:
— Ну, труды окончены! Как гимназия, учение, ты ведь и моя ученица до некоторой степени… Похвастайся!
Лулу жаром обдало щеки, она резко обернулась, сбросила с плеча его руку и, не помня себя, выпалила:
— А это ваше дело? Чего вам от меня надо?
Вдруг до Лулу дошло: КОМУ она это говорит?! Сильно закусив губу, низко опустила голову и сидела, не шевелясь… Ей показалось, что прошло очень много времени, колеса настойчиво стучали, и у Лулу, словно в такт им, стучало в горле и висках.
Неожиданно Виконт обнял ее за плечи и придвинул к себе:
— Что случилось? Неужели я причина такого раздражения?
Лулу с усилием ответила:
— Нет, господин Шаховской…
— Ну вот, я лишен и титула, и милостей! Удивлен, — не отпуская Лулу, заметил Виконт.
Ей было приятно чувствовать ласковую руку, но настойчивая мысль говорила: он не мог отказать просьбе Софье Осиповне, поэтому приехал, а теперь притворяется обеспокоенным тем, что Лулу невеселая.
Она так и сказала, чуть откинувшись и глотая слова:
— Вам просто надо было на вокзал зайти по делам, поэтому вы и меня забрали. Это Софья Осиповна попросила — я ей надоела и всегда с ней ругаюсь, а вы от меня отдыхали и согласились, а сами совсем не помнили про меня! А теперь притворяетесь!
— Вот в чем дело! Виноват все-таки я. Тяжкое обвинение. Удовольствуйся мыслью, что ты не права, и спи спокойно. Утром разбужу.
Вокруг давно уже все спали, Виконт закрыл глаза и, по-видимому, тоже сразу уснул. Лулу же спать не могла. Она едет домой! Пусть даже маман не вспоминала о ней, и Коко тоже, и тетка, и Тоня… Пусть! Сад, речка…
Виконт все же приехал за НЕЙ — это следовало из его слов. А она такого наговорила… Что делать? Извиниться? Как же он, наверное, обиделся и разозлился! А табель? Что будет, когда он увидит его? От бесшабашного бесстрашия перед наказаниями не осталось и следа. Что он скажет?? Нет, просто невозможно показать, она подвела его!
Домой… Если никто не захочет видеть ее, а он больше не будет с ней разговаривать никогда, все равно у нее есть Рекс и Арно…
Она всхлипнула, прерывисто вздохнула и заерзала.
— Ну, не мучайся. Спи, ночью все кажется тяжело, утром будет легче, — вдруг ясно произнес «давно спящий» Виконт. — Не дует от окна? Спи.
— Вы не сердѝтесь… — тихо попросила Лулу.
— Мир, что ты, спи! — и он, так же решительно, как в первый раз, уснул.
Успокоенная Лулу закрыла глаза и незаметно, под стук колес, задремала…
Когда они на попутных лошадях добирались до Раздольного, Лулу тихо отвечала на его вопросы, прилагая все усилия, чтобы отвести разговоры от успехов в гимназии.
Виконт не очень-то и заставлял ее разговаривать, а больше разглагольствовал сам. За час дороги Лулу услышала о выходках Арно, о чудесной погоде в Раздольном, о новых шпагах в домашней коллекции, о том, откуда на кинжалах вуц и дамасской стали синеватые разводы, и что по этому поводу думал Ричард Львиное сердце. Слушая, Лулу, как будто, просыпалась от долгого сна.
Имение встретило их криками петухов, шелестом сада, свежим утренним ароматом трав. В воротах стояла Тоня с ведром. Поглядев, она с плеском поставила его на землю и кинулась навстречу приближающимся Лулу и Виконту.
— … Вот приехали! А я то с полным, к счастью! Барышня, да какая большая! Вытянулась как! А где это вы так извазюкались и запылилися?
Виконт засмеялся и спросил:
— Вы находите, Антонина, что мы явились в неприличном виде? — его костюм после ночи в вагоне и поездки на лошадях тоже оставлял желать лучшего.
— Ой, да я не про вас, — зарделась Тоня, что сделало ее очень хорошенькой, и поторопилась увести Лулу. Дорогой она продолжала частить:
— Да что это вы, барышня, как воды в рот набрали? А, барышня? Ну, точно подменили вас? Неужто, стесняетесь, это вы-то? Ну, расскажите, что в городе? Про войну, что нового слышно, мы в стороне, как сурки, мало чего знаем. А, барышня? Или удивляетесь, что маменька не встретила? Так она уже два дня как гостит. Аж в самом Миллерове. Пал Андреич просто не стал ее дожидаться. Он ведь ни с кем не советуется. Намедни сказал только Евдокии Васильне: еду, мол, за племянницей, уже пора. И все тут. Тетенька ваша и рта не успела открыть, как он мне уже велел, чтобы комнату вашу приготовила… Ох, барышня… — Тоня перешла не шепот, — а тетка с маменькой все грызутся. Как папаша ваш уехал, точно удила закусили обе: чего одна скажет, другая тотчас непременно поперек! Такие баталии случаются! А Пал Андреич, он дома мало бывает, но хозяйство хорошо ведет. Да ведь над ними — не начальник. Ему-то что, с ним не связываются, уважают, и тетка ваша, и маменька, — Тоня усмехнулась, — а мне, хоть в петлю. Одна — подай, другая — не подавай, одна — так поставь, другая сию минуту — эдак. Одна — накрывай, другая — погоди накрывать, одна то, другая се…
Лулу поворачивалась под руками Тони, кивая головой. Она отвыкла от такого обращения. Кроме того, ее так заинтересовали слова в начале Тониной речи, что рассказ о распрях маменьки и тетки проскользнул почти незаметно. Лулу огляделась: как все знакомо и привычно, словно, она и не уезжала, и Тоня, такая милая, как подружка… А главное — Виконт, действительно, сам вспомнил о ней — пело в душе Лулу. Ей захотелось вырваться из Тониных проворных рук и помчаться к нему. Но вдруг Лулу охватил приступ ужасного стеснения. На нее уже накатывало такое иногда в Ростове, удивляя своей силой и новизной. В эти моменты она не могла отвечать на вопросы, сама спросить что-то у старших учениц, например, который час, или обратиться к приказчику в магазине…Эти фокусы было настольно чужды ее характеру, что она распознала врага и повела борьбу, заставляя себя именно в такие мгновения отвечать особенно четко, задавать вопросы, ответы на которые ей были не так уж и нужны. Иногда, перегибая палку, даже грубила… Это там. А здесь? Как держаться? Виконт, наверное, ждет от нее остроумия, интересных тем, каких-нибудь взрослых новостей… Чрезмерная ответственность камнем легла ей на плечи. И этот проклятый табель…
— Так где же племянница? — тетку под руку ввел в комнату переодевшийся, улыбающийся Шаховской. Евдокия Васильевна подошла к Лулу и, сжав ее щеки двумя пальцами, неожиданно прослезившись, сказала:
