Александр Западов - Забытая слава
— Прикажи узнать о нем все, что можно. — Разумовский помолчал. — После выпуска я его, красавчика, в адъютанты возьму.
— Да зачем вам столько адъютантов? — спросил Сумароков. — Нынешний штат не знает, чем заняться.
Разумовский хитро взглянул на него.
— Голова у тебя е, а розума нема. Чи то мой адъютант будет? Неужели ж тебе объяснять треба?
Он хотел что-то добавить, но замолчал, увидев за спиной Сумарокова Екатерину, и отошел в сторону.
— Алексей Григорьевич упрыгнул от меня, да это, как говорится по-русски, грех не беда.
Сумароков обернулся. Екатерина с ласковой улыбкой сияла ему глазами. Фрейлина великой княгини, высокая девушка с приятным, несколько длинноватым лицом, также улыбалась, глядя на Сумарокова.
— Господин сочинитель, — сказала Екатерина, — я имею поздравить вас. Спектакль вышел отменный, чему раньше всего автор трагедии виною.
Сумароков нагнул голову и сунул руку в карман за табакеркой.
— Мы еще не очень сильно знаем русский язык, но пьесу поняли, и нам понравилась. Не правда ли, Иоганна? — спросила Екатерина девушку.
Фрейлина присела с поклоном, стрельнув глазами в Сумарокова.
— Мне очень лестно, ваше высочество, — сказал Сумароков, прикладывая к груди кулак с табакеркой, — хотя успехом этой пьесы одолжен я отчасти английскому трагику Вильяму Шекспиру.
— Ум — хорошо, а два — лучше, ведь так говорится по-русски?
— Шекспир — писатель непросвещенный, — продолжал Сумароков. — По мнению господина Вольтера, он пишет, как пьяный дикарь, не соблюдая правил, для сочинителей положенных. Он может трогать сердца, не спорю, но вкус, образованный хаосом действия, оскорбляет. В нем и очень худого и чрезвычайно хорошего изобильно, и я старался первое исправить, а второе умножить.
— О, вам это вполне удалось! Трагедия ваша учит легко и с пользою, — сказала Екатерина. — Тех, конечно, кто хочет учиться. А мы из их числа, не правда ли, Иоганна?
Фрейлина снова присела в реверансе, и дамы ушли.
Сумароков раскрыл табакерку.
Зрители задвигали стульями. Начинался балет.
4Сумароков сочинил новую трагедию — «Артистона». Кадеты разыграли ее в Зимнем дворце.
Герои трагедии назывались персами, и среди них был царь Дарий Гистасп, однако рассуждали они как образованные русские дворяне.
Перед зрителем была семья знатнейшего вельможи Отана. Он сохранил царство и передал Дарию персидскую державу, оказал множество услуг — и всё для того, чтобы выдать за молодого царя свою дочь Федиму и самому еще ближе придвинуться к трону. А сына Орканта Отан хочет женить на Артистоне, дочери царя Кира.
Придворным, сидевшим на спектакле кадетского театра, трудно было не вспомнить светлейшего князя Меншикова. Подобно вельможе Отану, он сватал сына за цесаревну Елизавету и собственную дочку обручил с мальчиком-императором Петром II. Не вышли расчеты сиятельного хитреца, кончились дни его в Березове, но как близко подбирался он к российской короне!
Сумароков вовсе не думал показывать эпизоды историй русского императорского двора. На примере, почерпнутом из древности, нужно было осудить деспотичность монарха, открывая ему, однако ж, пути к исправлению. В трагедии «Артистона» так совершается перемена в Дарии — он переступает через губительную страсть к женщине и становится отцом для своих подданных. Но замышленная отвлеченно характеристика придворных отношений вобрала в себя жизненный опыт сочинителя. Стараясь предостерегать и учить, он стремился к убедительности, и порой под пером Сумарокова проступали контуры хорошо известной ему русской действительности.
Все частное, конкретное оставалось за пределами художественного сознания Сумарокова. В трагедию попадала только схема, в главных чертах иногда соответствовавшая историческим фактам, и по ней удавалось понять расстановку сил, какой-то пунктир реальных характеров. Герои трагедии двигались в безвоздушном пространстве, но зрители дышали воздухом современной эпохи. Примеры пороков, изображенные актерами, заставляли думать о том, что происходило вокруг, и сравнивать двор персидского царя Дария с обитателями Зимнего дворца в Петербурге.
Одну за другой писал и ставил свои трагедии Сумароков. Кадетский театр обретал прочный репертуар, но понемногу направление его стало внушать при дворе некое смутное беспокойство. Зрителей начало тревожить сходство положений, описанных драматургом, с памятными для них лично событиями, они желали угадывать его намеки, действительные или кажущиеся, К тому же тиранство монархов нельзя было считать популярной темой, а Сумароков именно ее разрабатывал с увлечением.
Но почему, собственно, пьесы пишет один только Сумароков? Разве в России нет других писателей? Есть!
В сентябре 1750 года указом Елизаветы Петровны было поведено профессорам Ломоносову и Тредиаковскому сочинить каждому по трагедии, «и какие к тому потребны им будут книги, из библиотеки им выдать с распискою, и по скончании того возвратить в библиотеку по-прежнему».
Ломоносов принялся писать трагедию раньше этого указа, как бы предвидя его появление. Он продолжил свою работу с новой энергией и уже в ноябре закончил трагедию «Тамира и Селим». Ее сейчас же отдали в печать. На кадетском театре пьеса была играна дважды.
Тредиаковский по указу произвел трагедию «Деидамия», огромную размером и тяжелую слогом. Труд его с превеликой натугой прочитали и в театре не ставили.
Трагедия Ломоносова «Тамира и Селим» была посвящена теме из русской истории — в ней говорилось о Куликовской битве и разгроме хана Мамая.
Через год Ломоносов принес вторую трагедию — «Демофонт», но ставить ее не решились, увидев в тексте намеки на дворцовые тайны.
Трагедия была основана на древнегреческих мифах. Сюжет ее целиком принадлежал Ломоносову, и речь в пьесе шла о захвате трона, о происках придворных, об изменчивой судьбе монархов:
Как в свете все дела преобращает рок!
Сегодня свержен вниз, кто был вчера высок.
Сей час нам радостен, но следующий слезен,
Тот вечером постыл, кто утром был любезен…
Но главное — в трагедии участвовал мальчик, возможный претендент на троянский престол, которого похищают греческие цари, чтобы избавиться от его возможной в будущем мести. Нельзя было не вспомнить, что такой мальчик существовал и в России — свергнутый Елизаветой император Иван Антонович, Иоанн VI, скитавшийся вместе с родителями по далеким монастырям и тюрьмам. Сопоставления такого рода были неуместны.
Пьесы академических профессоров не изменили тон кадетского театра. Елизавета приказала поискать других актеров, в надежде, что с ними придет и новый репертуар.
Труппа придворных служителей показала императрице свое искусство, но одобрения не получила. Тем временем стало известно, что в городе Ярославле купеческий сын Федор Волков с товарищами ставит спектакли, которые от зрителей очень похваляются.
В начале января 1752 года был подписан указ о вызове ярославских комедиантов в Петербург, и за ними с великим поспешением выехал гвардейский офицер.
Сумароков неодобрительно отнесся к этой затее. Он подозревал тут происки своих врагов и завистников. Их набиралось достаточно. Славу кадетский театр получил немалую, и Сумароков связывал ее со своим талантом. Он писал пьесы, учил актеров, и спектакли теперь не уступали тем, что играли иностранные гастролеры.
Правда, кадеты кончали корпус, уезжали служить, это народ для театра временный. Но есть придворные певчие. Если с ними заняться, выйдут заправские актеры. Зачем же нужны молодцы из ярославской провинции?
Между тем Федор Волков с братией прибыл в Петербург.
Сумароков узнал, что он из купцов, владел серным и купоросным заводами, но торговлю бросил, ибо всей душой пристрастился к театру. Живал в Москве, когда учился, видывал итальянские спектакли и пьесы, что разыгрывали в частных домах любители из простого люда — типографские рабочие, бывшие семинаристы, подьячие — на святках и масленице. И сцена его увлекла.
Ярославцы сначала в помещении немецкой труппы на Большой Морской показали трагедию Сумарокова «Хорев». Автор остался доволен выбором пьесы, но игру осудил: она была природной, без школы, без умения важно и напевно произносить стихи.
Потом приезжих комедиантов пригласили во дворец. В великий пост светские пьесы играть было нельзя, и Волков поставил церковную — «О покаянии грешного человека».
Актеры перепугались, выступая перед императрицей, повесть о кающемся грешнике показалась длинной и скучной. Спектакль не понравился, и ярославцев приказали отправить домой.
Сумароков был отчасти рад этой неудаче, но похлопотал о том, чтобы отпускать не всех провинциальных комедиантов. Были оставлены Федор Волков, его брат Григорий, Иван Дмитревский, Яков Шумский и Алексей Попов. Одних раньше, других позже определили в Шляхетный корпус — образовать ум, навести петербургский блеск. Туда же зачислили и семерых придворных певчих.
