Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 2
— Гениальная идея,— саркастически спародировал его Шелленберг.— При условии, что Сталин действительно собирается устроить маленькое кровопускание своим фельдмаршалам.
— Именно на это и хочется обратить внимание. План великолепен по форме, но бесперспективен по существу,— спокойный голос Янке лишь подчеркивал смелость суждений.— Личность Скоблина до крайности подозрительна. Он имел контакты с советской разведкой. Где у нас гарантия, что сведения о так называемом заговоре не подброшены НКВД? Мы, конечно, можем спросить себя: «С какой целью?» Допустим, для того, чтобы бросить тень на наших действительно преданных фюреру и рейху генералов. Скомпрометировать кого-то из них. Откуда мы знаем, какие планы вынашивают в Москве? Возможно, там хотят заманить нас в ловушку, подтолкнуть к принятию ошибочных решений. Мы ничего не знаем. Поэтому я предлагаю воздержаться- от - сомнительных действий.
— Предлагаете? — Гейдрих вздернул массивный подбородок.— После того как я сказал, что решение принято?.. Сдайте оружие.
— Но... Простите, группенфюрер, у меня нет оружия,— Янке беспомощно развел руками.— Мой револьвер лежит в ящике стола...
— Вот и превосходно. Отправляйтесь под домашний арест и хорошенько подумайте. Если придет что-нибудь стоящее, позвоните Беренсу. Он мне доложит.
Янке вскочил, качнул головой и с вымученной медлительностью засеменил к двери.
— Благодарю, господа,— отрывисто бросил Гейдрих.— Штандартенфюрера Беренса прошу задержаться... Ну как? — спросил, когда остались одни.— По- моему, только сегодня я сам для себя все окончательно сформулировал.
— Скажу тебе честно: я просто заслушался! Без сучка без задоринки, как выражаются россияне... Но признаюсь со всей откровенностью: в сомнениях Янке есть известный резон. Мы ведь и сами об этом думали... Его, конечно, здорово занесло, но в целом он очень способный и преданный офицер.
— Защищаешь?.. Не надо. Если бы я решил поставить на нем крест, то не отправил разгребать снег перед домом... У него ведь отличный особняк. Знаешь?.. С прекрасным садом. Раньше там жил какой-то еврей... Пусть поостынет малость, придет в себя. Это на пользу.
— Я тут тоже кое-что обмозговал, Рейнгард. У тебя есть время?
— Конечно, давай...
— Начнем с внешнего оформления. Я предлагаю обычную папку «ОКВ, отдел «Абвер-заграница».
— Заграница?
— Именно! Тут тонкий ход. С кого начали? Разумеется, с русских. Завели дело, а когда увидели, как развертывается, не стали передавать. Между разведкой и контрразведкой всюду грызня. Вот увидишь, они клюнут на это. Примерят на себя и поймут, как надо.
— Допустим, дальше.
— Сверху будет штамп бюро Канариса, а внутри, где-то в самом конце, его собственноручная докладная. На имя фюрера. Заподозрив в измене генерала, он просто обязан запросить согласие на следственные действия. Допустим, он сам решил вступить в контакт с подозреваемыми, чтобы вытянуть...
— Понятно,— Гейдрих быстро набросал на листке схему.— Дальше.
— В докладной только немецкие имена. Связь с единомышленниками из РККА вытекает из контекста. Затем следует одобрительная виза фюрера и поручение Борману, а Борман в свою очередь адресуется к тебе: «Установлено ли наблюдение за генерал-полковником Большая Задница и генерал-лейтенантом Свинячая Собака?..» В таком духе. Помимо всего прочего, это объясняет, как дело из абвера перекочевало в СД.
— Ты окончательно спятил, мой бедный друг? Подделать подпись Канариса, Бормана — плевое дело. Но фюрера!.. Мне еще многое предстоит совершить на этом свете, старина.
— Подпись не обязательна. Достаточно бланка.
— Тебе не кажется, что мы сами все усложняем? Подваливаем себе лишней работы?
— Нет, не кажется. Янке не настолько глуп, как может показаться. Если с нами действительно хотят поиграть, то мы подкинем такое, что превзойдет все их ожидания. У них коленки затрясутся от страха. Бланк канцелярии фюрера! Резолюция Бормана! Шутишь! С этим в жмурки не поиграешь. Такое нельзя спрятать. Такое надо докладывать на самый верх... Судя по тому, как они решают свои вопросы, результат будет. Я уверен.
— Я еще подумаю, но, кажется, ты меня убедил.— С застывшей улыбкой Гейдрих смял лист со стрелками и квадратиками, сжег его в пепельнице и ссыпал черные хлопья в корзину, выделанную из слоновой ноги.— Попробуем убедить кремлевского дядюшку в том, что его ложь — чистая правда.
41
Тяжелый транспортный самолет с двумя танкетками в чреве пошел на взлет. На припорошенном поземкой поле отчетливо обозначились графитовые полосы. Взвихренный пропеллерами снег медленно оседал в морозном тумане, заметая следы шасси. Описав над аэродромом широкий круг, машина пошла на посадку.
— Желаете осмотреть, товарищ командующий? — стараясь перекричать рев моторов, Горбачев сомкнул пальцы рупором.
Когда замерли стальные лопасти, Уборевич протер пенсне и, отогнув полу шинели, опустился на колено. Главный инженер торопливо обмел бетонный шестиугольник и сразу принялся очищать следующий. «Пчелиные соты», так красиво обрисованные ледяной крупкой, чуть не стоили ему головы.
Начальник строительства ржевского аэродрома Терский неосторожно похвастался на высоком совещании невиданной производительностью: «Тысячу квадратных метров полосы даем в сутки».— «Как же вам удалось?» — изумился Иероним Петрович. «Это все наш главный — товарищ Горбачев. Рифление плит больше всего тормозило, а как только он отменил...» — «Отменил? Кто позволил? Как же будут садиться самолеты?!» — «Но ведь производительность увеличилась почти в три раза, товарищ командующий... Мы и бетон укладываем по-новому, и площадь опалубки в четыре раза больше...» — «На кой черт мне ваши цифры! Есть проект, технология, наконец, указания центра. Вы нарушили мою директиву и пошли на поводу авантюриста, если не хуже... Пусть прокурор разбирается, где тут очковтирательство, а где вредительство!» Вот так оно было.
Горбачева сразило прямо наповал. Едва добрел до гостиницы. Думал только об одном: у кого попросить револьвер. Он не знал, что командующий, прежде чем позвонить военному прокурору, послал в Москву самолет за Сошиным и Овручевским — титанами инженерно-строительной мысли.
«Прокурор подождет»,— сказал он на следующее утро и распорядился продолжить совещание. Когда объявили Горбачева, зал возбужденно загудел: все считали, что он уже арестован. Господи, боже мой! Во что обошелся ему этот доклад! Говорил, как во сне, ни на что не надеялся, не верил ни в доводы разума, ни в какую-то высшую справедливость. «Затирка, вибраторы, коэффициент трения, металлическая трамбовка, квадраты, шестиугольники...» Кому все это надо? Жуткое слово «вредительство» каленым железом прожгло виски. Но светила дали положительный отзыв. «Получается, что вы берете наши грехи на вооружение? — нарочито громко подал реплику Уборевич.— И даже готовы внести изменения в проекты будущих аэродромов? Я верно понял, товарищ Сошин?» — «Верно. Полагаю, что руководство нас поддержит».— «В таком случае мне следует принести извинения инженеру Горбачеву. Вместо суда его следует представить к награде...»
С тех пор Горбачев не упускал случая, чтобы продемонстрировать командующему качество работ. Бетонные шестиугольники выдержали все испытания. Полоса могла принимать не только двадцатитонные, но и более тяжелые самолеты.
— Как всегда, никаких претензий,— заключил Уборевич.— Стыки ничуть не изменились.— Он понимал состояние инженера.
— Шестиугольник, товарищ командующий. Все углы тупые — сто двадцать градусов.
— Поедем смотреть доты.
Шофер Юняев, остервенело крутанув ручкой, завел остывший на холоду «ЗИС».
Работы по укреплению западных границ шли широким фронтом. Одновременно со строительством укрепрайонов и аэродромов прокладывались новые дороги, но качество их оставляло желать лучшего.
Ехали по рокаде в сторону Полоцка через еловый лес. Вдоль обочин громоздились свежесрубленные деревья и горы грунта. За головной машиной следовала «эмка» командующего ВВС округа Локтионова. Над укутанным в кожаный чехол радиатором курился легкий дымок. Из-за колдобин и скольжины шли на малой скорости.
