Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 2
— Хорошо встречаете,— пошутил Эйдеман.
— На Востоке любят роскошь и уважают гостей... Вообще-то положение не простое. В Ираке не без содействия германской разведки произошел военный переворот. Власть захватил профашист генерал-майор Бекир-Сидки. Снова со всей остротой встает вопрос о Багдадской железной дороге. Как ты знаешь, ее строила немецкая компания. От Коньи здесь, в Турции, через Багдад до Персидского залива. Сам понимаешь, что тут крепко задеты интересы Англии и Франции. На Ататюрка оказывают давление с самых разных сторон. В стране активизировались крайние силы. Линия на сотрудничество с СССР встречает растущее противодействие.
Старый большевик Лев Карахан стоял у истоков советской дипломатии. Он был правой рукой Чичерина, участвовал в заключении Брестского мира, поднял до уровня посольства запутанные отношения с Китаем, подписал японо-советскую конвенцию. Первый полпред в Польше, заместитель наркома иностранных дел, главный архитектор азиатской политики, он быстро набирал высоту.
Назначение в 1934 году в Анкару явилось недвусмысленным знаком опалы. Полпредство считалось второстепенным. Но Карахан и здесь сумел проявить себя в полном блеске. Добившись новой, благоприятной для СССР Конвенции о режиме проливов, он вновь заставил говорить о себе во всех столицах мира.
«Как у нас не умеют, не любят и не хотят ценить настоящих людей»,— подумал Эйдеман. От Примакова, с которым виделся за месяц до его ареста, он слышал, что отношение к Леве прохладное.
В ответ на шифровку, где сообщалось о прибытии советской делегации в Анкару, из заграничного бюро Риббентропа в посольство рейха поступило распоряжение: «Срочно пришлите подробный отчет с фотоснимками (только через офицера)».
Вице-консул Модель, оберштурмфюрер СС, бросился в транспортное агентство.
По правилам дипломатической службы сотрудник, везущий секретные документы, занимал отдельное купе в спальном вагоне первого класса. Но дорога была настолько загружена, что билеты продавались чуть ли не на месяц вперед. Пришлось пообещать хороший бакшиш. Плацкарту доставили уже к отходу поезда.
40
Запах лака еще ощущался в заново отделанном кабинете на Принц Альбрехтштрассе. Приподняв фрамугу, Гейдрих оставил тонкую щель и задернул шторы. Пришлось включить добавочный свет.
Прежде чем открыть совещание, он еще раз метнул косой, ускользающий взгляд на сотрудников. Остался доволен. Здоровые, сильные, уверенные в себе, все в элегантно сидящих черных мундирах и, главное, молодые. Йосту и Крюгеру исполнилось, как и самому Гейдриху, тридцать два. Остальные только приближались к тридцатилетнему рубежу, за которым начинается пусть медленный, но неотвратимый спад. Но до этого еще далеко. Хауптштурмфюреру Альфреду Науйоксу вообще двадцать пять. Член партии с тридцать первого года, в СД — с тридцать четвертого, он проявил себя с самых лучших сторон на посту руководителя технической группы. Главное — создать слаженный оркестр, ансамбль, способный мгновенно улавливать малейшие движения дирижера. Каждый многократно проверен и прекрасно себя зарекомендовал. У каждого свои сильные и слабые стороны. Настал момент просуммировать, как в алгебраической задаче, плюсы и перемножить минусы, превратить их тем самым в полезную положительную добавку.
Итак: Дернер, Крюгер, Янке, Науйокс, Йост. Всего семь, вместе с Беренсом и Шелленбергом. Совершенное и счастливое число мирового порядка. Он, Гейдрих, восьмой. Число универсальное и тоже счастливое — восемь румбов пространства. Притом четное, когда минусы перемножаются в плюс. Восьмая буква алфавита — буква движения, его, Гейдриха, буква. Hitler, Himmler, Heydrich. Все взвешено и продумано до мелочей, включая и эти метафизические бредни.
— Друзья! — с несвойственной для него патетикой обратился Гейдрих.— Вы, конечно, догадываетесь, зачем мы собрались. Скажу без предисловий: план одобрен и с этой минуты вступает в действие. Однако, прежде чем начать обсуждение, считаю своим долгом напомнить высказывание фюрера на юбилее национал- социалистической организации студентов: «Тот, у кого недостает фантазии, ничего не добьется...» К счастью, все вы обладаете этим превосходным, истинно немецким качеством. Вам присуще и другое — холодный, аналитический расчет. Позвольте выразить уверенность, что, сочетая одно с другим, мы добьемся желаемого успеха... А теперь прошу внимания,— он заговорил привычно-напористым тоном.— Межведомственная переписка абсолютно запрещается. Как исключение, возможны запросы и требования, не раскрывающие даже намеком существо операции. Они проходят под грифом: «секретный документ государственной важности» и «только через офицера». Общее руководство возлагается на штандартенфюрера Беренса... Вопросы, господа?
— Вопрос один, группенфюрер, досье «Спецотдела «R»,— приподнялся Науйокс.— Без этого нельзя начинать работу.
— Начинать не только можно, но и необходимо,— Гейдрих дал знак не вставать.— Скажу даже больше: начнете именно вы, Альфред. Гвоздем программы будет письмо маршала Тухачевского. Текст набросает Беренс. Он знаток России, ему и карты в руки. В первоначальном варианте не должно быть ни обращения, ни подписи и вообще ни единого имени. В этом виде документ поступит на консультацию к нашим русским сотрудникам, которые, возможно, внесут отдельные уточнения: стилистика, местный колорит и прочее. После этого мы с Беренсом заполним пробелы. Вы, Науйокс, безотлагательно и, само собой, строго конспиративно подберете подходящего гравера и специалиста по почеркам. Лучше всего, если обе профессии соединятся в одном лице. Подделка,— из богатого набора синонимов группенфюрер употребил слово Falsifikat[28]в его строгом значении,— должна быть образцовой. Это очень ответственное задание. Самое ответственное на данном этапе. Вы все поняли, Науйокс?
— Так точно, группенфюрер.
— И не требуете, не сходя с места, выложить вам образец почерка Тухачевского?
— Пока я буду подбирать специалиста, высочайшего класса специалиста, образец, вероятно, будет?
— Отлично, Альфред, вы действительно все поняли... И спасибо вам за доверие.
Офицеры сдержанно улыбнулись. Гейдрих всегда с упорной последовательностью долбил в одну точку, но не терпел бездумной покорности. Только осознанное подчинение высшей воле приносит плоды. В рамках компетенции проявление разумной инициативы поощрялось.
— Письмо будет написано от руки или напечатано на машинке? — спросил Науйокс.
— Хороший вопрос. Я полагаю, что напечатано. А вот где достать русскую пишущую машинку, да ещё такого типа, какой используется сегодня в советском оберкомандо,— ваша задача, хауптштурмфюрер. Насколько успешно вы справитесь, будем судить по конечному итогу... Еще вопросы?.. Тогда о самом письме. Это касается всех, не только Беренса и Науйокса. Не в лоб, тем не менее достаточно ясно нужно создать впечатление, что Тухачевский и другие высокопоставленные военачальники находятся в тайном сговоре с немецкими генералами, не одобряющими, скажем так, идеи национал-социализма... Кандидатуры продумаем после!.. Обе группы, советская и немецкая, готовят, соответственно в Москве и Берлине, государственные перевороты. Цель: установление режима военной диктатуры с последующим разделом Европы. Крайне важный момент! На заключительной стадии не исключена направленная утечка информации, что окажет влияние на систему союзов Москва — Париж, Москва — Прага в желательном для нас направлении. Письмо Тухачевского надлежит подкрепить широким спектром документов, желательно -подлинных. В целом «Красная папка» должна иметь вид ординарного дела, которое находится в производстве нашей контрразведки. Русским будет передана лишь фотокопия, причем не слишком качественная. Это подкрепит версию, что некто, назовем его «Z», рискуя жизнью, проник в архив и второпях, приноравливаясь к условию освещения, произвел пересъемку. О мотивах «Z» подумаем отдельно. По всей видимости, мотивы обычные: материальные затруднения, долги и так далее. Короче говоря, основная масса документов «Красной папки» касается не столько Тухачевского и русских вообще, сколько наших генералов-изменников. Мифических, подчеркну, ибо немецкий генералитет беззаветно предан фюреру. Эти мифические, но с подлинными именами изменники находятся под подозрением. На них, допустим с двадцать пятого — двадцать шестого года, заведено наблюдательное производство. С первых официальных контактов между рейхсвером и РККА. Таким образом, в дело должны быть подшиты письма, донесения, служебные записки ответственных лиц — фамилии подлинные! — которым полагалось бы вести расследование такого рода контактов. Мысль ясна?.. Совершенно верно — сводки телефонного прослушивания, протоколы допросов возможных свидетелей с подпиской о неразглашении. Словом, тривиальное производство, по всем законам полицейской бюрократии. Но в меру! Ни одного бесспорного доказательства, одни косвенные улики. Письмо Тухачевского должно заставить предполагать многолетнюю переписку. Оно всего лишь одно из многих — десятое, пятнадцатое — и случайно попало в руки закона. Или не случайно? Тогда нужно дать объяснение — как... Надеюсь, Беренс придумает, если остановится на таком варианте. Имена генералов, наших и русских, должны попадаться, подчеркиваю — попадаться. Где-то упомянуто в письме, где-то записано, да еще с вопросительным знаком на полях рукой следователя. Их надо дозировать по принципу экономной домохозяйки. Суп должен быть подсолен в самую меру. Пусть русские выискивают. Выискивают и находят. Несколько слов о наших генералах-предателях. Их измена еще не вызрела окончательно. Это скорее доведенная до критической точки фронда. Она уже не может быть терпима, но еще не дает повода для немедленного ареста. Улавливаете мою мысль?.. Будем держаться на этой зыбкой границе. Она провоцирует охотничий инстинкт, вызывает иллюзию подлинности. Я не отказываюсь от идеи даже инсценировать арест какого-нибудь престарелого господина из Цоссена... Такова в самых общих чертах генеральная идея. Прошу высказываться.
