Михаил Садовяну - Братья Ждер
— Честной конюший Симион, дозволь же мне доложить, что я прибыл из Львова, от брата твоей милости.
Симион шагнул вперед, наклонился над пленником.
— Ты говоришь, что послан Дэмианом?
— Вот именно, честной конюший.
Ионуц тут же оживился и медленно проговорил:
— Раз он послан батяней Дэмианом, так я после узнаю, в чем дело.
— Можешь идти, — разрешил старик. И когда в хижине остались лишь взрослые люди, он повернулся на своей скамеечке и недоверчиво покачал головой. — Сперва скажи мне, человече, христианская ли ты душа?
— Христианин я, честной конюший, и звать меня Иосип, а родом я из Нимирчень.
Симион вынул кинжал и разрезал веревку.
— Зачем торопишься, второй конюший? — проронил старый Ждер.
— Ничего, он в моей власти, — ответил Симион.
— Тогда ответь мне, человече, — продолжал конюший Маноле, — отчего ты не сказал ни слова старшине охотников?
— По правде говорить, — ответил с хитрой улыбкой Иосип, поглядывая то на старшину, то на конюшего, — по правде сказать, я очень торопился добраться до ваших милостей. Вот и выбрал самый быстрый способ. Как только князь Штефан отправился в путь, меня сразу же доставили пред очи честного конюшего Маноле. А то мне, простолюдину, в такой день нелегко было бы пробраться сюда. Поначалу пытался я добиться толку от мальца…
— Изволь учтивее говорить о моем сыне.
— Поначалу пытался я добиться толку с помощью боярского сына. А потом догадался, что с бывалым и недоверчивым старшиной дело пойдет легче. Старый мешок с костями, поначалу вроде бы уехал, но тут же воротился.
— Изволь учтивее говорить о старшине княжеских охотников, — вскинулся Кэлиман.
— Челом бью тебе, старшина, — ответил Иосип из Нимирчень. — Пошли тебе господь здоровья за то, что доставил меня на этот совет, на который я так спешил.
Конюший Маноле грозно поднял голову:
— И ты смеешь утверждать, дерзкий, что послан нашим сыном Дэмианом?
— Вот именно что Дэмианом, львовским купцом.
— А какие у вас дела с ним?
— Он мой хозяин, боярин. Смиренно прошу тебя, смягчи свой взор. И его милость второй конюший пусть вложит кинжал в ножны. Дайте мне святой крест: я готов верой христианской и спасением души поклясться, что послал меня сюда мой хозяин — Дэмиан Черный. А отсюда он приказал мне ехать в Белгород, где у него второй торговый дом.
— А помимо клятвы, какие у тебя еще доказательства? Я все равно не верю тем людям, что выспрашивают по ночам боярских сынов.
— Могу описать, каков с виду мой хозяин Дэмиан: человек он поджарый, ростом пониже второго конюшего, слегка припадает на левую ногу, а на колене у него шрам — девяти лет он упал и повредил колено. Три месяца лежал в лубках. И рассказал он мне это, дабы вы, послушав меня, отбросили всякое сомнение.
— Возможно, тебя послал мой сын, — недоверчиво проговорил конюший. — Но все это ты мог узнать и от других.
— Я бы еще мог добавить, честной конюший, что в горнице конюшихи Илисафты, в божнице, перед коей теплится лампада, хранится священная щепа от креста, на котором был распят спаситель наш Христос. А если и этого мало, могу сказать и другое. Мой хозяин Дэмиан поведал мне многие подробности, ибо знает, сколь грозен ты и недоверчив. И еще могу показать его почать. Из двух одинаковых печатей одну он доверил мне, чтобы предъявить ее вам. Как последнее доказательство. Только, чтобы достать ее, понадобится кинжал второго конюшего — распороть подкладку моего кафтана. Вижу, старый конюший все еще не верит. Пусть же молодой сам распорет кафтан у подмышки и достанет печать. Ведома она вам?
— Ведома, — кивнул старый Ждер.
— Тогда снимаю кафтан, и пусть второй конюший достанет печать. Сейчас вы увидите на ней оленью голову с крестом между рогами.
Симион достал из-под подкладки кафтана печать и положил ее на ладонь отца.
— Узнали ее?
— Узнал.
— Хорошо. Сейчас вы еще больше уверитесь в том, что я приехал с чистой душой. Мой хозяин поведал мне, что во всей молдавской земле нет людей более недоверчивых, нежели в Тимише. Ведь они присматривают за дорогими конями, и особенно за волшебным жеребцом, о котором рассказывал мне ночью сынок ваш. И правильно они делают, что боятся за своих коней, — ибо им и впрямь угрожают люди, искусные в воровском ремесле. Затем-то я и послан сюда.
Старик и сыны его удивленно посмотрели на чужака.
— Чур тебя, нечистая сила! — проговорил Некифор Кэлиман и приосанился, поняв, в чем дело.
Казначей, поднявшись перед Иосипом во всем своем великолепии, спросил:
— Стало быть, братец Дэмиан послал тебя упредить нас об опасности? Выходит, эти твари, ниспосланные господом человеку, приносят ему не только радость, но и великую досаду?
— Не будем попусту тратить слова, — проговорил, внезапно успокоившись, старый Маноле. Он пересел на кровать, выбрав себе самое удобное и мягкое место, ибо лишь теперь почувствовал, как ноют у него старые кости. — Послушаем Иосипа. Если я в засаде и волк увидел меня, то я уж не успею натянуть тетиву. А если я увижу его первым, то могу достать стрелой. Узнаем загодя о замыслах ворога — так он будет в наших руках. Выкладывай, приятель, свои вести, а потом спустись в усадьбу и замори червячка.
— Так я и сделаю, боярин. Только высказав все, что велено передать, я почувствую голод. Живет во Львове, в ляшском краю, где проживаем и мы с хозяином, молдавский вельможа. Звать его Миху. И так как повинен он во многих злодействах, и прежде всего в гибели князя Богдана, то не осмеливается вернуться в родную вотчину. Прихватив с собой немало богатств, он живет на чужбине и ждет, не настанут ли иные времена в его стране. Вам это ведомо. И еще ведомо, что был он приближенным Петру Арона и послом его при дворе ляшского короля. И помогал он всячески Петру, дабы тот вернул себе молдавский престол. Князь Арон сложил голову в земле секеев, где настиг его наш государь. Что же теперь делать его милости логофэту Миху, чтобы воротиться в Молдову, в свои вотчины и вновь зажить в прежней славе? Он горячо уповает на то, что изменятся порядки в молдавской земле! А про моего хозяина, Дэмиана Черного, вы все знаете, что шесть лет назад он завел торговлю во Львове. Его люди ездят и в немецкие края, и в татарские земли. И сам он ездит то в Гданьск, то в Белгород и хоть раз в год является в Сучаву на поклон к его светлости Штефану-водэ. И все эти годы, покуда он жил во Львове, он одним глазом смотрел в свои торговые записи, а другим неусыпно следил за недругами государя. И слух его исправно ловил все, что говорят в городе. Тому два с половиной года — как раз когда мы явились на ляшскую порубежную заставу заплатить пошлину за молдавские куньи шкурки и за русских соболей — понеслась весть о том, что венгерский король Матяш пошел воевать нашу Молдову. «Я этого давно ждал! — смеялся логофэт Миху, хлопая себя по животу. — Пусть все знают, что я нанимаю за добрую плату возчиков — отвезти обратно в Молдову мое имущество». Как сказал, так и сделал: дал возчикам задаток. Он ждал, что король Матяш захватит Сучавскую крепость, а пришла страшная для него весть о гибели королевского войска. Заплакал боярин Миху и голову пеплом посыпал. Затем стал ждать знака от Арона-водэ, нашедшего приют у секеев. Но в прошлом году узнал он то, что вы и сами знаете. Пережевывая свою злобу, как жуют ваши скакуны зеленую травку, стал он замышлять новые козни. Стал натравливать на господаря Штефана короля Казимира. Но Казимира поднять нелегко: человек он мягкого нрава, дети ездят на нем верхом. Тогда боярин Миху стал шептаться с крупными шляхтичами порубежья. Но у тех свои заботы. И будто бы сказали боярину на каком-то сборище, что открылась тайна силы господаря Штефана. Сила эта — не столько от Афонского благословения, сколько от того, что посчастливилось ему получить белого жеребца. Пока Штефан будет ездить верхом на этом коне или на его потомках, счастье ему не изменит. Под стенами Килии был случай, когда государь спешился, и тут же осколок угодил ему в колено, отчего князь и поныне страдает. А как воевали Килию второй раз, сел князь на своего коня, и Килийская крепость сдалась. И опять же, как только показался он под Хотином на белом скакуне, устрашились ляшские капитаны и сразу сдали крепость. Так что боярин Миху, намотав все это на ус, стал дознаваться среди людей и проведал, что в Моске живет старый колдун-азиат. И отправился он к нему прошлой зимой и просил поволхвовать, чтобы пали белые господаревы скакуны. Колдун поворожил и получил за это положенную мзду. А потом улыбнулся и сказал: «Я проклял белых коней Молдовы и при тебе растопил их восковые изображения. Как доедешь до Львова, сразу получишь весть об их гибели. А не получишь этой вести — знай, что коней господаря защищает другой колдун. Тогда остается иной путь. Поищи в порубежье смелого разбойника — такой непременно там найдется. Договорись с ним, скажи ему, что моя ворожба поможет ему, и пусть он украдет старого коня».
