Юрий Качаев - Синее железо
— Нет, дядя Анаур. Я был и остался динлином, так же, как мой побратим Артай.
При упоминании этого имени угрюмое лицо Анаура немного просветлело.
Так Артай жив?
— Жив и здоров. Мы вернулись на родину. Ты догадываешься зачем… — Ант покосился на Ой-Барса, хотя знал, что тот, кроме имен, не понимает ни слова.
— Кто этот воин? — помолчав, спросил Анаур.
Начальник отряда, который сопровождает нашего наместника. Наместник — пленный китаец.
— Отряд большой?
— Нет. Всего тысяча человек.
— Но вслед за ними придут другие.
— Если повести дело умно — скоро не придут. Они увязли в войне с Китаем. И от нас требуют только оружия… Дядя Анаур, ты должен помочь нам!
— Чем?
— Поговори со старейшинами. Пусть они притворятся, будто смирились с властью шаньюя. А тем временем мы подготовимся к войне…
Маленькие медвежьи глазки Анаура спрятались под белыми бровями, и он спросил:
— А почему я должен тебе верить?
— Ты был другом отца, дядя Анаур, и знаешь меня с детских лет. Так неужели тебе пришло в голову, что сын Бельгутая станет пособником врагов?
— Эй, оглан! — вмешался в разговор Ой-Барс. — Ты толкуешь слишком долго. Пора ехать.
— Ехать нам уже не нужно. Этот человек — мой старый друг, и он все сделает, чтобы нас встретили хорошо. — Ант снова повернулся к Анауру: — Я не спросил тебя, как моя мать и сестра.
— Ваш дом сгорел во время осады. Поэтому жена позвала их жить к нам. Пока не вернешься ты. Мы все верили, что ты рано или поздно вернешься.
— Обними их и скажи, что мы скоро увидимся. Прощай!
Напоив коней, Ант и Ой-Барс отправились в обратный путь…
Глава 3
На закате второго дня жители городища принимали незваных гостей.
Хунну ехали по четверо в ряд, направляясь к базарной площади. Вечернее солнце окрашивало их панцири в красный цвет и тускло светилось на шлемах.
За отрядом, позвякивая колокольцами, вышагивал усталый караван вьючных верблюдов. Грустные морды животных были курчавыми от инея.
На площади заунывно тенькало железное било, созывая народ. На ходу надевая короткие войлочные кафтаны с меховой оторочкой и пристегивая мечи, хмурые поселяне сходились к площади. Шли только мужчины, женщин и детей не было видно.
«Не очень — то они доверяют нам», — подумал Ли Лин, с интересом вглядываясь в лица динлинов и вновь поражаясь их могучему телосложению: нередко попадались молодцы добрых семи чи[72] ростом. У некоторых из них Ли Лин заметил на руках замысловатую татуировку и спросил у Анта, что она означает.
— Татуировку носят только самые храбрые воины, — коротко пояснил Ант.
Сотни, не слезая с коней, выстроились на площади спиной к крепости — детинцу. Так приказал Ой-Барс, который все еще опасался внезапного нападения. Настороженная толпа динлинов сгрудилась на другом конце площади. Толпа становилась все многолюднее, и Ой-Барс решил не ждать, пока соберутся все воины: в случае бунта легче будет вырваться из городища.
Сделав знак Ли Лину и Анту следовать за ним, Ой-Барс выехал вперед. И вот они трое очутились на самом виду, под прицелом бесчисленных враждебных глаз.
— Достойные батуры, — начал свою речь Ой-Барс. — На этот раз мы пришли в вашу страну, чтобы протянуть руку дружбы и заключить с вами военный союз. Забудем же наши прежние распри и станем добрыми соседями. Гроза Вселенной, шаньюй, прислал к вам своего посла. — Ой-Барс повернулся и ткнул пальцем в Ли Лина. — Он будет советником у вашего эльгина,[73] которому шаньюй — да будет его имя благословенно в веках! — пожаловал титул верховного вождя. Шаньюй надеется, что вы останетесь довольны его выбором, ибо ваш асо — сын самого знатного старейшины — одного языка и одной крови с вами!
Ой-Барс кивнул Анту, и тот стал переводить его слова. Но перевод звучал странно.
— Братья! — раздался над площадью голос Анта. — Шаньюй предлагает нам военный союз. Он хочет, чтобы мы вместе с его племенами добывали ему новые земли. Он хочет, чтобы наши мастера ковали ему оружие, которое он потом повернет против нас, как только мы поможем хунну расправиться с врагами. Шаньюй пожаловал мне титул асо, но надо мной поставил своего наместника. Он решил, что я буду благодарен ему за это и стану его собакой. То же думал он и об Артае, отпуская его на свободу. Но, клянусь тенью отца, этого не будет!
— Эй, баш Ой-Барс! — раздался вдруг встревоженный голос из рядов. — Мальчишка переводит неверно!
Ой-Барс покосился на Анта.
— Если ты задумал измену, — тихо сказал он, — то действовать надо умнее.
Ант был так изумлен словами кипчака, что ничего не смог ответить.
— А теперь переведи как нужно, — продолжал Ой-Барс и снова заговорил, обращаясь к динлинам: — Старейшины и воины! Мы не собираемся мешать вам жить так, как вы привыкли. Поэтому мой отряд уходит отсюда. Мы разобьем лагерь в окрестностях городища. Вы же должны доставить туда строительного камня и бревен сколько потребуется. Вам придется также позаботиться о молоке и мясе для моих воинов. Я все сказал!
Ой-Барс повернул коня и неторопливо поехал прочь. За ним, снова счетверив ряды, потянулись сотни.
Ант подъехал к Ой-Барсу.
Ага,[74] — сказал он, прикоснувшись к руке кипчака. — Эту ночь я проведу дома, у родных, а завтра утром вместе с Артаем буду у тебя в стане. Там мы и обсудим все дела.
Ой-Барс в ответ только кивнул, но в его взгляде Ант перехватил предостережение.
Вдвоем с Артаем они проскакали по главной улице и, свернув в переулок, спешились у дома Анаура. Сложенный из вековых лиственничных кряжей, с узкими окнами, похожими на бойницы, дом выглядел крепостью. Двор его был обнесен частоколом, за которым были надежно укрыты амбары, конюшни и кузница[75].
Ант рукоятью меча постучал в окованные листовой медью ворота, и на их гулкий звон злобным лаем откликнулись собаки. Потом ворота распахнулись словно сами собой, и Ант со своим побратимом ввели коней в просторный и чистый двор, выстланный деревянными плахами.
Передав поводья встретившему их хозяину, Ант бегом бросился в дом и у входа столкнулся с сестрой и матерью. Мать, вскрикнув, прильнула к Анту, и он почувствовал, как она дрожит всем телом. Она жадно перебирала его волосы, ощупывала плечи и руки, словно не веря, что перед ней он, ее сын, живой и невредимый.
У Анта судорогой свело губы и стало горячо глазам. Усилием воли он сдержал закипавшие слезы и легонько отстранил мать, чтобы обнять сестру.
— Как ты выросла, Альмагуль! — с нежностью сказал он. — Я часто видел тебя во сне, но почему — то всегда маленькой…
Анаур и Артай стояли поодаль, делая вид, что заняты разговором.
— Артай, — позвал друга Ант и, когда тот, смущаясь, подошел, сказал матери: — Теперь у тебя два сына, мама. Ведь мы с ним побратимы.
— Наклонись, сынок, — попросила Артая мать и, сняв с себя родовой амулет — золотой овал с изображением крылатого оленя, — надела цепочку на шею названому сыну.
Потом Анаур пригласил всех в дом, где на коврах уже стояли яства и кувшины с домашним вином.
Глава 4
В детстве Ант слышал от матери легенду о том, откуда взялись хунну. В давние времена динлинские воины совершали набеги в южные степи и, привозя оттуда полонянок, брали их в жены. Полонянки были искусны во всем: они умели валять войлок, ткать ковры и шерстяные одеяла, шить меховые одежды, делать сыр из молока кобылиц и коптить впрок мясо.
Но еще искуснее они владели тайнами чародейства. Эти женщины губили скот, уничтожали посевы, насылали пожары, мор и болезни. А хуже всего было то, что матери не могли кормить младенцев: вместо молока груди их были полны кровью.
Объятые ужасом и гневом, динлины не знали, что делать со страшными женщинами. Убивать их никто не осмеливался, чтобы не осквернить священную землю предков. И тогда мужчины прогнали колдуний назад, в безлюдные и безводные степи, думая, что они умрут там от голода. Но случилось иначе. Злые демоны отыскали там ведьм и произвели на свет гнусное и многочисленное племя — алчное, свирепое, прожорливое, кривоногое, грязное и лукавое — на гибель и проклятие народам, на горе всему миру. То были хунну, дикие, как волки, и кровожадные, словно росомахи…
Эту легенду повторил сейчас на веселом пиру Анаур, и все сидевшие в комнате помрачнели: им вспомнилось последнее нашествие хунну.
Одержимые безумной жаждой золота, пришельцы ломали кости детям, чтобы выпытать у отцов и матерей, где спрятаны запасы драгоценного металла. «Алтун» и «кумуш»[76] — эти два слова заставляли содрогаться даже самые стойкие сердца. Два этих слова означали пытку и смерть. И динлины, умирая, проклинали своих богов за то, что те рассыпали по их земле целые груды окаянного металла.
