Наталья Павлищева - Последняя любовь Екатерины Великой
Пятнадцать лет разницы в возрасте не помешали двум Екатеринам стать единомышленницами, хотя, как потом выяснилось, старшая далеко не во все посвящала младшую, считая ее слишком юной и порывистой. Еще обидней Дашковой было, когда она проспала едва ли не главное событие в жизни – переворот! Проснулась, а все уж свершено без ее участия. Но неунывающая Екатерина Малая, считавшая себя идейной вдохновительницей всего, что случалось вокруг нее, бросилась поздравлять новую императрицу. Уверенная, что без нее ничего бы не состоялось, Дашкова намеревалась стать ближайшей советницей государыни и была неприятно потрясена, когда ей такое место не отвели, сделав просто статс-дамой. Мало того, полной неожиданностью оказалась роль братьев Орловых и близость новой императрицы с одним из них. Какая скрытность! Кто бы мог подозревать, что самоуверенный Григорий был главным действующим лицом в перевороте?! Дашкова чувствовала себя обманутой в лучших ожиданиях. Неприятное открытие больно ударило по самомнению инициативной подруги и привело к охлаждению в отношениях двух Екатерин.
С тех пор прошло много лет, Екатерина Дашкова решила посвятить себя развитию способностей у своих детей, особенно она стремилась дать образование сыну, сама составила программу, по которой должен обучаться Павел, и даже привезла таковую ректору Эдинбургского университета, поразив того до глубины души. Павла Михайловича Дашкова зачислили в университет, который он с успехом окончил, и теперь мать знакомила его с Европой, а Европу с ним. Оставалось только понять, что же делать с блестяще образованным молодым человеком дома в России. Потемкин почему-то не слишком рвался брать его к себе.
Ланской в разговоре с Екатериной обмолвился, что молодому человеку может быть скучно в Петербурге без применения сил.
– Я о другом, Саша, мыслю. Чем занять его мать, чтобы ей было к чему приложить свои способности и не перессориться при этом со всем двором.
– Про Екатерину Романовну говорят, что с ней трудно ужиться?
Глаза государыни вдруг чуть лукаво блеснули:
– А знаешь ли, как можно завоевать ее благосклонность в два счета и при этом долго удерживать?
– Неужели такое возможно?
– Безусловно. Хвали ее всякий час. Утверждай, что во всем есть ее заслуга, даже в том, что ныне светит солнце, а не идет дождь. Сумеешь, будешь в фаворе.
– Но ведь это же лесть!
– Не хочешь льстить?
– Да ведь она умна, как можно?!
Екатерина с интересом вгляделась в лицо Ланского:
– Ты мыслишь, что умным лесть не нужна?
Тот смутился:
– Они видят лесть с первого слова.
– Думаешь, от этого она становится менее приятной? Лесть, Саша, самая страшная вещь на свете, она способна умного превратить в глупца.
– Как этого избежать?
– Относись к себе с иронией, не считай лучше других и в окружающих находи признаки большего ума, чем есть у тебя самого.
– А если их нет? Как вот ты, матушка, находишь признаки ума у дураков, которых вокруг тебя полно?
Она усмехнулась:
– Вокруг не бывают одни дураки, всегда найдется тот, кто в данную минуту умней тебя, даже если в другую он глупей.
Государыня так хвалила способности и образованность Екатерины Дашковой, что Ланской невольно воскликнул:
– Так ей хоть Академией наук командовать!
– Хм… а ведь ты прав! Об этом стоит подумать…
Еще до возвращения в Петербург Екатерины Дашковой с детьми в обществе поползли слухи, что следующим фаворитом государыни непременно станет молодой красавец Дашков. Прекрасно образованный, счастливо удавшийся внешностью в отца, а не в мать, Павел действительно мог стать украшением двора. Не составило труда понять, откуда эти слухи. Просто сама Екатерина Романовна столь упорно такую возможность опровергала, вроде бы жалуясь на непрошенное содействие Орлова, что быстро приучила всех к мысли о неизбежности такой смены фаворита.
Дашкова никому не поверяла своих тайных дум, но то, сколь настойчиво она образовывала своего отпрыска, а потом вместо блестящей дипломатической карьеры вдруг выбрала для него военную (это с дипломом магистра искусств!), как быстро ее стараниями Павел был устроен адъютантом к Потемкину (достаточно вспомнить, что в спальню императрицы попадали именно оттуда), заставляет подозревать именно такой замысел у матери. Конечно, главной помехой для неугомонной княгини был Ланской, и он быстро почувствовал это. Екатерина Романовна не упускала случая подчеркнуть недостаток образования и воспитания фаворита государыни, вела себя с ним демонстративно вежливо и презрительно. Ланской отвечал тем же. Но не задуматься не мог.
Он не владел французской грамматикой, тем более настолько, чтобы самому писать письма, а переписываться с бароном Гриммом хотелось, тот подбирал для Александра стоящие предметы для коллекций. Ланской вместе с Екатериной увлекался камнями, весьма неплохо резал сам, что сближало его и с великой княгиней Марией Федоровной. Приходилось Екатерине писать за любовника письма по-французски и лишь давать на подпись. Подозревал ли барон подмену? Наверное, но вида не подавал.
И вот в очередной раз Ланской между прочим спросил, как пишется одно из слов.
– К чему тебе? Сам письмо Гримму пишешь?
– Пытаюсь, не все же тебе надоедать.
– Напиши, – согласилась Екатерина, – а я проверю.
На следующее утро, глядя, как уверенной рукой возлюбленная перечеркивает ошибки, правя неуклюже написанное послание, Ланской горестно вздохнул.
– Саша, а кто тебя учил французскому?
– Был дома один знаток. Но он и говорил-то совсем не так, как надо, а уж писать вовсе не мог.
Екатерина вдруг расхохоталась:
– Представляю! Он небось в Париже у кого-то конюхом служил, потому и грамоте обучен не был. Где уж тут других учить!
Ланской обиделся:
– Не моя вина, что учителя хорошего не было. Где мне с Дашковым тягаться…
Екатерина почувствовала обиду в голосе любовника, позвала:
– А ну поди сюда, сядь-ка. Я тебя не за знания люблю и даже не за красоту и альковные утехи. Я тебя, Саша, за душу твою люблю. Красивых и умных много, ты прав, вон Павел Дашков сколь хорош, и таких немало найдется, но ты мне их всех вместе дороже, и если душой не испортишься, не зазнаешься, своей привязанности не изменю. А письмо перепиши с правками, после еще раз покажешь.
Так и сделали, он писал, она правила, он снова переписывал. Удовольствие было обоюдным, Ланской радовал свою богиню не только пригожестью и страстью, но и покладистостью, сдержанностью, незлобивостью и, конечно, своим обожанием. К чувству любовницы примешивалась изрядная доля материнского чувства. Кроме того, с неиспорченным Ланским государыня заметно отдыхала душой. Он не стал яркой личностью в ее окружении, скорее наоборот, стремился быть незаметным, прекрасно понимая, что далеко не соответствует многим требованиям двора, но как раз это выгодно отличало Александра от многих и многих других.
Павел Дашков соперником Ланскому не стал, но не потому, что не смог бы, просто Екатерина действительно любила своего Сашу за душевность, а сам Дашков вовсе не соответствовал идеалам собственной матери, он пристрастился к питию, был отправлен к Потемкину и, в конце концов, умудрился жениться без материнского на то согласия на купеческой дочке, чем вызвал родительский гнев. Дашкова, лелеявшая мысль о блестящей карьере своего ненаглядного Павла, не смирилась с таким поступком, своего благословения на этот брак так и не дала (молодые обошлись без него), сына не простила. Даже когда он умирал, мать не приехала к смертному ложу Павла, чтобы не встретиться с ненавистной невесткой. Совершенно не сложилась жизнь и ее дочери… Материнские старания и жертвы пошли прахом, и сын, и дочь не оправдали никаких ее надежд. За обоих она едва успевала выплачивать долги, семейная жизнь их не состоялась, карьера тоже.
Неудачу в воспитании детей Екатерина Дашкова с лихвой окупила блестящей деятельностью на посту, на который ее определила императрица. На одном из балов Екатерина таинственно сообщила бывшей подруге, что нашла ей поприще для деятельности, но сразу всего не рассказала, заставив изрядно помучиться любопытством. Зато когда открылась, изумлению Дашковой не было границ. Екатерина предложила ей возглавить… Академию наук!
Женщине… академию… Такого не видывал никто и в просвещенной Европе!
– А что нам Европа, у нас своего достаточно, чтоб с нас пример брать! Пусть и берут.
Дашкова, набивая себе цену, пококетничала, уверяя, что у нее недостаточно сил, чтобы справиться с такой задачей. Но ожидаемых уговоров не последовало, Екатерина слишком хорошо помнила свою подругу: если ее начать убеждать, то придется делать это всю оставшуюся жизнь, вернее, назначение примет, но будет еще лет десять вспоминать, как ее умоляли. Пожав плечами, старшая Екатерина спокойно ответила:
