Елена Руденко - Долгий летний праздник
Нашу беседу прерывает какой–то молодой человек, ворвавшийся в комнату. Он очень взволнован и с большим трудом пытается скрыть свои чувства. Однако, этот мсье полон решимости.
— Раз уж тут собрались друзья мсье Бриона, я бы хотел сделать заявление, — начинает он. — Мое имя Сенье… Дело в том, что я внебрачный сын мсье Марселя Бриона и сводный брат его дочери.
Собравшиеся удивлённо восклицают.
Первым приходит в себя Роне.
— Я знаю его! — восклицает он смеясь. — Этот тип недавно крупно проиграл мне в карты. Долг, кстати, до сих пор не вернул. М-да, у мертвого богача сразу же появляется сотня внебрачных детей.
— Верно, — соглашается Светик. — Мсье Сенье, вы можете подтвердить ваши слова?
— Да! — твердо говорит Сенье. — У меня есть письма Бриона моей матери и его перстень.
— Сначала надо проверить их подлинность, — замечает Роне.
— Все уже сделано, — торжествующе произносит Сенье. — Я прибыл сюда, чтобы вступить в наследство. А теперь, очень прошу вас, покиньте мои владения.
Собравшиеся начинают послушно расходиться, обмениваясь краткими репликами.
— Светик, я задержусь, — говорю я другу. — Не жди меня.
Уставшая за день Светлана не возражает. Судя по всему, ей хочется одного: поскорее добраться до дома.
Я хочу кое–что сообщить Сенье. Надеюсь, что этот человек задумается и расскажет хоть часть из того, что явно скрывает.
— Есть подозрения, будто мсье Брион был убит. Смерть его дочери мне тоже кажется не случайной, — говорю я.
— Что вы хотите этим сказать?! — удивляется Сенье.
— Только то, что у вас были самые веские мотивы устранить этих людей, — поясняю я. — Вы подозреваетесь в убийстве.
— Это я давно понял и без вас, — отмахивается наследник.
— Что ж, похвально. А вы ничего мне не хотите рассказать? — настойчиво спрашиваю я.
— Нет, мне нечего рассказывать! — он выходит из себя.
— Ох, опять придется всё выяснять самому, — печально произношу я.
С этими словами я покидаю мсье Сенье.
Я решил переселиться в дом Дюпле. Я давно намеревался сменить квартиру, и данное предложение кажется подходящим.
До Сент — Оноре недалеко, и я решаю пройтись пешком по улочкам. Уже начало темнеть.
Я иду, размышляя о политике, Мадлен и убийстве. Все это смешалось в одно и не даёт сосредоточиться. Я полностью погружаюсь в себя.
Ох, на мою голову опускается что–то тяжелое… все вокруг меркнет…
Я прихожу в себя… Не знаю, сколько я пролежал без сознания на темной улочке. Я не сразу могу сообразить, что случилось. Голова болит ужасно. Опираясь о стены домов, я добираюсь до дома № 366. С большим трудом удаётся улыбнулся Элеоноре, которая открыла дверь. Девушка что–то весело рассказывает, но я уже не слышу её слов.
Я добираюсь до кресла, тяжело опускаюсь в него и вновь теряю сознание.
Я очнулся в кровати. Вижу перепуганные лица, склонившиеся надо мной.
— Думаю, все будет хорошо, — говорит какой–то пожилой человек, вероятно, доктор. — Ему надо просто отдохнуть.
— Макс, как ты себя чувствуешь? — спрашивает Светик.
— Хорошо, — отвечаю я.
— Ему лучше отдохнуть, — повторяет доктор.
— Как скажете, мсье Субербиель, — кивает Элеонора.
Все выходят из комнаты.
— Я думаю, это переутомление, — говорит доктор Светик. — Здесь главное — покой.
Девушка кивает. В её глазах я замечаю тревогу.
Я, Светлана Лемус, наконец добрела до дома. Вспоминаю, что у меня есть прекрасные пирожные. Их прислала утром одна моя приятельница. У них гостил повар из Швейцарии. Только он умеет делать такие пирожные. Я спешила к Бриону и решила их съесть потом. Такое чудо не едят в спешке.
Камилл валяется на диване в гостиной. Он привязал к веревочке кусочек сыра и дразнит им моего кота. Вот изверг, знает, что Сили любит сыр. Через несколько секунд сиам ловит кусочек и съедает.
— Так нечестно, — обиженно бормочет Камилл. — Опять поймал.
М-да… Котик не виноват, что он умнее тебя.
Я оглядываюсь вокруг. Какой кошмар! Камилл превратил мою квартиру в ужасную помойку! Завтра горничная заломит мне цену за уборку.
Я иду на кухню, подхожу к шкафчику с посудой. Я туда убрала пирожные… понятно, от кого…
Вскоре я понимаю, что лакомиться пирожными мне не придётся, всё сожрал Камилл. Мои глаза начинают наполняться слезами. Если бы в этот момент в мой дом ворвались полицейские, я бы немедленно выдала им этого наглого обжору.
Мои размышления прерывает обиженное «Мяу». Я понимаю недовольство Соломона. Камилл уничтожил и его печёночный паштет.
— Светик, мы будем ужинать? — раздаётся веселый голос Камилла.
Судя по физиономии, ему очень хорошо.
Он демонстративно садится за стол.
Ох, на этот раз я была умнее. Я купила булочек, сыра и вина в соседней лавке, по дешёвке. Я достаю их из корзинки и ставлю перед Камиллом.
— А ещё говорят, что русские народ гостеприимный, — обиженно бормочет он. — Это что — весь ужин?
— Да, — твёрдо говорю я, — аморально много жрать на ночь!
Я накладываю моему коту полную миску только что купленного паштета.
— Кушай, Сили, кушай, — ласково говорю я. — Котикам можно.
Моя предыдущая фраза озадачила гостя. Камилл погружается в размышления и принимается за еду.
19 июля
Я принцесса Елизавета, мне 27 лет.
Я, как обычно, расположившись на садовой скамейке, читаю богословскую книгу. Последнее время я нахожу утешение только в общении с Богом.
Увы, мою кротость, целомудрие, серьёзность часто принимают за глупость. Это больно ранит меня. Особенно когда мои близкие не воспринимают меня всерьёз. Это так печально!
Мне сообщают, что меня хочет видеть королева.
Интересно, что ей угодно. Надеюсь, Её Величество не изволит поучать меня жизни. Пусть у меня нет её деятельности и энергии, но я не глупее!
Нет, я не должна так зло думать о мое подруге–королеве. Мария — Антуанетта просто заблуждается в суждении обо мне, но ведь она любит меня. Она стала мне сестрой!
— Милая моя Елизавета, — ласково начинает королева. — Надеюсь, вы ещё не забыли мсье Петиона?
Петиона? Я вздрагиваю. Как я могу забыть! Он и мсье Барнав встречали нас, когда мы возвращались в Париж после неудачного бегства.
Королева замечает моё волнение. На её лице мелькает улыбка. Опять в её глазах я всего лишь маленькая дурочка.
— Если Богу будет угодно, — продолжает она, — мсье Петион скоро нанесёт свой визит. Он будет счастлив побеседовать с вами…
Визит? О Господи! Всё ясно! Она хочет, чтобы я расспросила его о политике! Но ведь это подло!
— Смею заметить, — улыбается Мария — Антуанетта. — Вы очень нравитесь этому мсье…
Я ему нравлюсь? Ладно, это не важно… Главное то, что я должна взять на себя роль шпионки…
— Хочу поручить вам задание, — начинает она. — Как вы понимаете, я последнее время увлеклась политикой… Может, вы расспросите мсье Петиона о планах его клуба… Только не говорите, что это интересует меня… Эти люди несправедливо считают меня своим врагом…
Опять Мария — Антуанетта принимает меня за дурочку! Неужели она не понимает, что мне ясно, зачем ей сведения о клубе. Господи! Но королеву можно понять, она ведёт опасную игру. Но действовать таким способом бесчестно! А всё же, мне жаль мою сестру–королеву, ей нужна помощь.
— Я сделаю всё, что в моих силах! — коротко отвечаю я.
Королева чмокает меня в щёку. На этом наша беседа завершена. Я покидаю её кабинет.
Господи! Мне придётся сделать выбор между честностью и преданностью. Ох, но ведь самое главное для меня визит Петиона! Он мне нравится? Возможно. Пусть Петион не красавец, но в нём есть какое–то обаяние.
К чему приведут наши встречи?
— Принцесса Елизавета! — окликают меня.
Это Филипп Орлеанский. Один из немногих, кто считает меня умной. Не знаю, почему королева находится во вражде с этим человеком.
— Как продвигается ваше изучение Святого писания? — с интересом спрашивает герцог.
Я благодарю Орлеанского за интерес. Делюсь моими открытиями. Герцог кивает. Задаёт несколько вопросов по существу.
Его участие и понимание так поддерживают меня! Орлеанский прекрасный собеседник. Способный выслушать, дать ненавязчивый совет.
— Вы чем–то взволнованы? — спрашивает он.
— Да, — вдруг отвечаю я. — Возможет визит Петиона.
— Понимаю, — кивает он.
Судя по тону, герцог вложил в это слово столько смысла!
— Осмелюсь дать вам совет, — говорит он. — Слушайте своё сердце.
На его губах мелькает улыбка.
Я киваю. Мы друг друга поняли.
Герцог галантно целует мне руку и удаляется.
Я, Мария — Антуанетта, сижу, откинувшись в кресле. Господи! Дай мне сил! Я не узнаю себя! Неужели это я — милая веселая беззаботная девочка? Тогда меня интересовали только наряды и причёски. Я всегда улыбалась, смеялась.
