Елена Руденко - Долгий летний праздник
Я, Макс Робеспьер, и моя помощница Светик, благодаря стараниям Элеоноры, пришли к мэтру Реньо, учителю в художественной студии. Уже вечер, уроки заканчиваются.
— Что вы можете сказать о Лесоте? — спрашиваю я Реньо.
— Лесоте? Этот тип бездарность! — восклицает он. — Его работы никуда не годятся. Анатомия ужасна, подбор цвета никуда не годится, объема нет. Понятия не имею, почему он возомнил себя гением! Стоит мне только высказать свои замечания о его картинах, Лесот сразу же закатывает истерику. Таких инцидентов у меня не было даже с самыми чувствительными девушками–художницами.
— Простите, но зачем вы взяли его к себе в ученики? — интересуюсь я.
— А это мы с Давидом поменялись, — отмахивает Реньо, — я ему тоже кошмарный экземпляр сунул…
— А что вы не вышвырнете Лесота, раз он такой плохой? — спрашивает Светик.
— Из–за мадемуазель Ванель, она покровительствует ему, — вздыхает художник. — Моя студия многим обязана этой женщине, и я не могу выгнать Лесота. Надеюсь, скоро она переключит свое внимание на кого–нибудь другого.
— Мы можем переговорить с Лесотом? — интересуюсь я.
— Конечно! — кивает Реньо. — Я вас к нему провожу.
Лесот явно не намерен вести разговор. Но мэтр Реньо не собирается мириться с его капризами. Художник сдаётся.
— С Жюли мы друзья, — говорит он. — Я любил ее рисовать, приводил в студию. Она очень хорошенькая девушка. Надеюсь, Жюли жива. Жаль будет, если ее постигнет участь Стефани.
— У Жюли был возлюбленный? — спрашиваю я.
— Не знаю, она мне ничего не рассказывала, — бормочет Лесот. — Хотя… она говорила, что кто–то пишет ей любовные письма. Но кто это, она не знает. Этот поклонник возник у нее недавно. Жюли была уверена, что он знатный господин.
— Что–то подобное говорил мне хозяин Жюли, — вспоминает Светик.
Нашу беседу прерывает визит мадемуазель Ванель.
— Вы отвлекаете живописца от работы! — сурово говорит она. — Этого нельзя делать ни в коем случае!
М-да, пожалуй, разговор окончен.
— Не волнуйтесь, мы уже уходим, — заверяю я покровительницу.
— Прошу вас, не мучайте юношу вашими расспросами об убийствах! — добавляет Ванель. — Он очень впечатлителен. Подобные беседы могут ранить творческого человека.
Под сочувственным взглядом мсье Реньо мы уходим из мастерской.
— Как она его опекает! — возмущенно говорит Светик.
— Это такой тип женщин, им обязательно надо кого–то опекать, — делаю я вывод.
— Детей ей надо! — отмечает Светлана. — Штук пять, не меньше.
— Они обычно предпочитают непризнанных гениев, которые чем–то сродни маленьким детям, — говорю я.
Вернувшись в дом Дюпле, я узнаю, что меня уже ждет доктор Субербиель.
Не дожидаясь вопросов относительно моего самочувствия, я рассказываю ему о мсье Брионе и прошу проверить пилюли на наличие яда.
— Эти пилюли ему дал я, — несколько обиженно произносит Субербиель. — Никакого яда там не было!
— Простите, я не сомневаюсь в ваших врачебных умениях, — поспешно заверяю я. — Просто мне кажется, что кто–то подменил ваши пилюли на ядовитые. Мне бы хотелось выяснить, правильны ли мои предположения.
— Ах, вот вы о чем! — восклицает доктор. — Конечно, я с удовольствием помогу вам. Вы узнаете результат сегодня же.
Я, Жильбер Лафайет, вхожу в кабинет короля. Мария — Антуанетта демонстративно поднимается с кресла и удаляется. Не могу понять эту особу. Ведь я спас корону ей и её супругу. Если бы не мои решительные действия на Марсовом поле, возможно, вы были бы сейчас не в Тюильри.
Ладно, пусть Её Величество дуется, как обиженная школьница! Последнее время король ко мне весьма благосклонен. Может, это тоже подливает масла в огонь её неприязни ко мне.
— Счастлив отблагодарить вас за преданность! — произносит Луи.
— Служить вам — наивысшая награда для меня! — отвечаю я с поклоном.
Фальшь. Впрочем, как и желание короля отблагодарить меня. Монархи принимают мои труды как само собой разумеющееся. А если бы я ничего не сделал? О-о! Тогда бы я опять стал подлым мятежником.
— Вам будет пожалован титул генерал–лейтенанта, — говорит король.
Я с поклоном произношу очередные слова благодарности.
Интересно, действительно ли Луи благодарен мне? Может, он хочет подкупить меня.
— Королева расстроена, — вдруг произносит король. — Всё из–за Варенна. Она погрузилась в себя, мы с ней редко беседуем.
Я поражён этой откровенностью. Бедный король Луи. Я вас понимаю, вам очень тяжело.
— Какие действия вы намерены предпринять? — спрашивает король, вновь принимая царственный вид.
— Я готов служить Вашему Величеству и Франции! — восклицаю я. — Моя цель — конституционная монархия! Молю вас, поддержите это решение!
Луи кивает. Надеюсь, что на этот раз он принял моё предложение. Король Луи — идеальный конституционный монарх!
— Если нужно будет выбирать между свободой и королевством, между народом и королем, то вы должны знать, что я буду против вас! — прямо говорю я. — Но если вы будете верны вашему гражданскому долгу, я буду со всей искренностью поддерживать конституционную монархию. Вам хорошо известно, что по природе своей я республиканец, но мои принципы в настоящий момент делают меня сторонником монархии.
На этом моя аудиенция закончена.
Я, Луи XVI, король французов. Мне 37 лет. Господи, как я устал! Все от меня чего–то требуют, всем что–то угодно!
А Мария? Она просто изводит меня! Я же не колдун, чтобы разом уничтожить всех врагов.
А Лафайет? Конституционная монархия. Я толком не понимаю, что это такое. Может, всё не так уж и плохо? Нет, то, что моя власть будет ограничена, я понимаю.
Надо думать, надо принимать решение! Все от меня требуют решения!
Но я король! От меня никто не имеет права ничего требовать! Это я должен требовать, чтобы меня больше не тревожили! Увы, нельзя. У меня такое чувство, что конституционная монархия наступила уже давно.
Я, Клод Роне, принимаю Робеспьера. Интересно, почему он заинтересовался моей горничной? Как он умудрился найти связь между её исчезновением и трагедией семьи Брион?
— Жюли Дюбуа? Самая обычная девушка, — рассказываю я. — Довольно симпатичная, правда, лишенная индивидуальности.
— Вы что–то говорили об её ухажере? — спрашивает Неподкупный.
— Да, ей кто–то писал письма, — киваю я. — И эта девица постоянно куда–то ускользала. Я слышал, у нее было знакомство с каким–то художником. Мне с самого начала все это показалось подозрительным.
— Она давно получала эти письма? — интересуется Робеспьер.
— Несколько дней, может, неделю, — предполагаю я.
— Как исчезла ваша горничная? — задаёт он новый вопрос.
— Это произошло весьма неожиданно, — вспоминаю я. — У Жюли был выходной. Она должна была прийти или в тот же день вечером, или на другой день утром. Но эта девица так и не вернулась. Поначалу я злился, решил, что Жюли загуляла с этим парнем. Но когда её не было весь день, мне это показалось странным. Скорее всего, она решила уехать с ним. Весьма безответственно, могла бы меня предупредить, чтобы я подыскал ей замену.
— Вы сообщили в полицию? — спрашивает Робеспьер.
— Собирался, но полицейские неохотно берут дела о сбежавших служанках, — отвечаю я.
— Я могу взглянуть на её письма? — просит Робеспьер.
— Да, конечно, — киваю я.
Я зову лакея и велю принести письма. Вышколенный слуга быстро выполняет повеление.
— Она считала автора знатным человеком? — спрашивает Робеспьер, просматривая первое письмо.
— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Я не из тех, кого волнуют проблемы слуг, хотя сейчас это модно. В наши дни многие хозяева с радостью ведут задушевные беседы с горничными и лакеями. Лично я этого не понимаю.
Слишком много чести! И вообще, какое мне дело с кем крутит шашни горничная. Лишь бы работала прилично. Если нет, выгоняю.
— Я вас спросил об этом, потому что письма написаны на плохой бумаге, на которой знатные люди не пишут, — поясняет Неподкупный. — Однако мсье Лесот рассказал мне, что Жюли считала ухажера знатным мсье.
— Ох уж эти девицы! — ворчу я. — Забивают себе голову белибердой. А всякие нищие развратники этим пользуются!.. Чуть не забыл, у меня гора писем, на которые надо ответить…
Я беру одно из писем со столика.
— Простите, что отвлекли вас, — извиняется Робеспьер. — Я могу взять письма вашей горничной?
— Да, конечно, берите, — разрешаю я. — Они мне ни к чему.
Робеспьер благодарит меня.
Я замечаю, что он смотрит на конверт, который я отложил.
— Это письмо Сенье, — поясняю я. — Наследничек!
Робеспьер берёт конверт в руки. Достаёт любовное письмо, что получила моя горничная.
