Александр Чиненков - Крещенные кровью
Маркел приподнял голову: пара скакунов без седоков мчались в разные стороны от дымящейся воронки.
— Знай наших, бандюки недобитые! — крикнул вслед лошадям Маркел, вытянул руку с револьвером вперед, прицелился, и… увидел, что тачанки бандитов снимаются с занимаемых позиций.
* * *— Входи, входи, зятек! — произнес Игнат. — Добро пожаловать!
Шурин выглядел взвинченным и взволнованным, но отнюдь не усталым. Аверьян был поражен, увидев его в избе, где ожидал застать только Анну. Однако он пожал протянутую руку.
— Почему ты здесь? — спросил Игнат. — Хотя че я об энтом спрашиваю. Проходи и сам мне все обскажешь.
Аверьян вошел и осмотрелся.
— Ты што, энту чумичку Аньку высматриваешь? — беззвучно рассмеялся шурин. — Без хрена и яиц, а все туда же…
— Жену я ищу, — угрюмо пробубнил Аверьян, не разделяя «радости» Игната. — Дома ее нету, так я мыслил…
— Ты мыслил, что она у своего полюбовника! — уже вслух хохотнул тот. — А ты не такой простофиля, как кажешься. Откель проведал, что полюбовник Стешкин здесь бока пролеживает?
— Проследил за ним, — ответил Аверьян уклончиво.
— Ух ты! — воскликнул Игнат восхищенно. — Ты даже на эдакое способен?!
У Аверьяна внезапно в голове стало пусто, и он почувствовал себя бьющимся на земле, выуженным из пруда карасем.
— Ну чего стоишь, как пень, зятек? — хмыкнул Игнат. — Проходи и за стол садися. Вижу, покалякать со мною хотишь, правда?
Они сели.
— Может, выпьем как бывалочи? — предложил шурин.
Аверьян поднял на него глаза и пожал неопределенно плечами.
— Тогда выпьем, — кивнул Игнат. — Где-то здесь я видел бутыль с медовухой. Достань-ка из комода стаканяки.
Аверьян взял стаканы и поставил их на стол, а шурин принес из спальни бутыль с мутной золотистой жидкостью, наполнил стаканы и водрузил бутыль посреди стола.
— За что пить будем, зятек? — подмигнул ему Игнат. — За удачный твой поджог?
Калачев покраснел от досады и промолчал.
— А может, за твое освобождение от влияния секты? — продолжил насмехаться шурин. — За это стоит выпить, как и за рога, которые тебе нацепила женушка. Хотя… — он осушил свой стакан, прежде чем закончил: — Хотя рогатым тебя называть совестно. Калека безрогий — вот кто ты!
Аверьян отставил стакан, даже не пригубив его. Злые насмешки шурина обидели скопца. Но Игнат еще что-то говорил, а он с угрюмым видом вынужден был слушать.
Брынцев опять наполнил свой стакан медовухой и кивнул Аверьяну:
— Ну ты что? До такой степени башку сектанством заморочил, что пить разучился?
— Што-то мутит меня, право дело, — солгал Аверьян. — Боюся, жалудок в обрат зараз все выплеснет.
— А я еще хочу испить чашу за то, чтоб эта вот изба твоею стала, зятек. Стешка все одно с тобой жить не станет, скопцов тожа нет уже. Так что забирай лавку ихнюю и избу эту в придачу! Ну как? По сердцу тебе подарок мой?
Аверьян кивнул.
— Завтра… — Игнат встал, не закончив мысли, и прошелся по горнице. Его лицо исказила вдруг гримаса недоумения и боли. — …мы узаконим дом и лавку на тебя.
Ему явно стало плохо, но он снова наполнил стакан и залпом выпил. Затем жестом показал Аверьяну, что следует встать и уйти, хотя бледность его лица и обильный пот на лбу и щеках заставляли думать наоборот.
— Но мне некуда податься, Игнат, — заметил Калачев, не спуская с шурина настороженного взгляда.
— Ступай, куда хотишь, — выдохнул тот с усилием. — Хоть в лавку, хоть к Стешке под подол, токо…
Он тяжело опустился на стул, закрыл глаза и уткнулся лицом в стол. Аверьян вздохнул, услышав его густой храп.
* * *Аннушку Калачев увидел сразу, как только из любопытства заглянул в спальню. Она встретила его молча, только взглянула быстро и испуганно. Закутанная в одеяло, со связанными руками и ногами, она лежала в кровати с кляпом во рту, прислонившись головой к стене. Бледная, с красными пятнами на щеках, глаза лихорадочно блестят, сама вся дрожит.
— Хосподи, да хто же энто так тебя?! — воскликнул пораженный Аверьян. — Неушто Игнашка, вражина, штоб ему пусто было!
Он поспешил к девушке, освободил ее рот, после чего развязал веревки.
— Как же случилось эдак? — спросил он, присаживаясь рядом. — Энтот вурдалак истязал тебя?
Девушка всхлипнула, но ничего не ответила. Она выравнивала дыхание.
— Вот душа вражья, — сжал кулаки Аверьян.
— Налей мне медовухи, — прошептала Анна, растирая «узоры», оставленные веревкой на запястьях. — Только не ту, что этот образина лакал, а вон… В углу под тряпками найдешь.
Аверьян извлек поллитровку и налил полстакана. Анна с закрытыми глазами отпила большой глоток и с облегчением вздохнула.
— Мне тожа не помешало бы щас. — Аверьян вдруг осознал, что уже двое суток на ногах без сна и отдыха.
Он поднес к губам горлышко бутылки, отпил несколько глотков и сразу же почувствовал, как в голове у него прояснилось и захотелось улыбнуться девушке.
— Я перед тобой виновата. Это я втянула тебя во всю эту грязь, — сказала она.
— Не выдумывай. Видать, эдак Хосподу надобно было, а ты не вини себя, — отмахнулся Аверьян.
— А ты почему все Иисусом прикрываешься? Ты же скопец…
— Никогда я вере скопцовской привержен не был, хотя и ютился в их общине. Опреть души мне сее. Из всей веры энтой мне токо радения по сердцу пришлися! Пляшешь, поешь… — на душе зараз лехко становится и все худое нипочем! Все горести прощевайте, а благости — милости просим! А Иисус Христос завсегда в душе моей обретался. Небесный, прекрасный, а не землю топчащий самозванец грешный!
— Выходит, ты притворялся?
— Нет, я просто жил как небесам угодно было. Вот и вся эдака истина моя, душа-девица. А ты вот пошто в энту бучу ввязалася? Разве бабье энто дело об эдакое дерьмо обгаживаться?
— Да как сказать… А ты в рубашке родился, так и знай, — загадочно увела разговор в сторону девушка. — А теперь все, не задавай мне больше вопросов.
— Быть по-твоему, — кивнул, соглашаясь, Аверьян. — Токо вот про шуряка маво растолкуй: што он здеся делал, пошто тебя связал и што с ним таперя?
— Сначала он, шуряк твой ненормальный, — мрачно молвила Анна и отпила еще медовухи. — ворвался ко мне в избу, как демон с шабаша. Угрожал пистолетом. Вбил себе в башку, что у Ивана Ильича будто денег куры не клюют. Вот и явился, чтобы выпытать из меня, где скопцовское золото спрятано!
— А у Ивашки самово што ж об том не обспросил, сучонок? — удивился Аверьян.
— А я почем знаю, — огрызнулась Анна. — Видать, не добился от него ничего, вот за меня и взялся.
Аверьян почесал затылок. Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила его побледнеть и со страхом посмотреть на слегка захмелевшую собеседницу.
— Скажи мне, Аннушка, а то пойло, от которова шуряк мой окочурился, ты для кого изготовила?
— Для Ивана Ильича, — уже веселее ухмыльнулась девушка.
— Отравить ево собиралася? — побледнел Аверьян.
— Усыпить, чтобы оскопить кобеля старого! — зло рассмеялась Анна.
— И у тебя рука бы поднялася на своево благодетеля?
— Еще как! А ты не майся. Тебе же родственничек твой лавку с товаром и дом этот вот посулил? Вот теперь пользуйся дарами этими и радуйся!
— А с Игнашкой… с шуряком што сделать замыслила? — осторожно, чтобы не вызвать неудовольствие собеседницы, поинтересовался Аверьян.
— Ничего, — ответила она, поднося к губам горлышко бутылки. — Он теперь до утра продрыхнет. А утром меня уже здесь не будет!
— Ты што, али утечь собралася? — очередной раз изумился Аверьян. — А Ивашка как же? Неушто ево одново здеся бросишь?
— А на черта он мне теперь сдался! — расхохоталась Анна. — Ежели большевики выпустят из тюряги, пусть к жене твоей, прохвостке бессовестной, ступает. Эта овца души в нем не чает, а я и без него теперь обойдусь.
Аверьян задумался. Он беседовал с Анной, но как будто не узнавал ее. Наверное, эта девица не так уж и беззащитна, несмотря на свой ангельский облик! И едва ли нуждается в чьей-то помощи…
— Хорошо, что все закончилось вот так, — сказала Анна. — Случись все по-другому, то… я не поняла бы самого важного — того, что я занимаю в этой жизни не свое, а чье-то место.
— Какое место? — не понял Аверьян.
— Чужое. Я должна была сейчас жить в роскоши и богатстве за границей, а я… я рядом со старым свихнувшимся развратником, возомнившим себя Христом! Ему нужен человек, с которым он смог бы прожить свою старость! А я? Только одна мысль об этом вызывает во мне отвращение. У нас с ним была возможность уехать за границу, а он… Этот стареющий интриган предпочел бродяжничество по обнищавшей России легкой и красивой жизни где-нибудь в Италии! Нищета и кучка свихнувшихся кастратов — вот предел его мечтаний!
