Юрий Когинов - Татьянин день. Иван Шувалов
Только разными оказались сии сверстники — и по уровню развития, и по своим душевным устремлениям.
Наверное, сам необразованный, но природно умный Алексей Разумовский сразу же определил, что, оставь он своего младшего брата при дворе, даже придав ему умелых учителей, не добился бы того, на что он рассчитывал: мог вырасти шалопай, для которого соблазны двора окажутся желаннее наук.
А век уже подавал примеры того, что на многие и статские и военные посты приходили образованные молодые люди, пред которыми сами собою меркли заслуги людей века прошлого. Таких, к примеру, готовил из молодых дворян Сухопутный шляхетский корпус, учреждённый в позапрошлое царствование.
Родного своего брата Разумовский видел на много ступенек выше, чем могли занять выпускники первого в стране специального учебного заведения. И потому он решил его обучить за границей, отправив туда с добропорядочным наставником, в кои был выбран адъюнкт Российской академии Григорий Тёплое.
Прицел был очень высок: коли ему самому, простому малороссийскому казаку Розуму, выпал невиданный фавор при императорском дворе, то брату он определил не менее высокую судьбу — не только стать вровень с родовитыми русскими вельможами, но и затмить их.
Достаточно обратить внимание на инструкцию, которой был снабжён в дорогу младший Разумовский, чтобы понять величие задач, перед ним определённых.
В инструкции той, составленной с помощью весьма образованных людей, предписывалось: «Крайнее попечение иметь об истинном и совершенном страхе Божии, во всём поступать благочинно и благопристойно и веру православного греческого исповедания, в котором вы родились и воспитаны, непоколебимо и нерушимо содержать, удерживая себя при том от всяких предерзостей, праздности, невоздержания и прочих, честному и добронравному человеку неприличных поступков и пристрастей. А понеже главное и единое токмо намерение при сем вашем отправлении в чужестранные государства состоит в том, чтобы вы себя к вящей службе её императорского величества по состоянию вашему способным учинили и фамилии бы вашей впредь собою и своими поступками принесли честь, того ради имеете вы о действительном исполнении оного намерения прилагать со своей стороны неусыпное попечение и оное за едино токмо средство всего вашего будущего благополучия признавать, оставя все другие рассуждения и пристрастия. Дабы вы, при сем уже довольно созревшем возрасте, пренебрежённое поныне время своим прилежанием в учении наградить и оставшуюся ещё, по вашим младым летам, в вас способность в собственную вашу пользу употребить могли, что к вашей рекомендации впредь тем наипаче служить имеет».
И Иван Шувалов не подходил никаким боком к уровню развития, а главное, к духовным устремлениям великого князя и наследника престола, будущего императора Петра Третьего. Был он всего лишь на год старше наследника, а знания его и душевные его качества были недосягаемы.
Сия разность обнаружилась вскоре. Но оказалось, что юный камер-паж пришёлся по душе супруге великого князя. Бывшая Ангальт-Цербстская принцесса София Фредерика Августа, ставшая после крещения в православную веру русской великой княгиней Екатериной Алексеевной, не в пример своему мужу, на глазах всего императорского двора быстро и весьма успешно совершала как бы своё новое рождение на русской почве.
Мало сказать, что она с невероятным упорством постигала быт, обычаи и язык недавно совершенно чуждого ей народа, она, немка по рождению, всё более становилась русскою по своему характеру и поведению, тогда как её молодой муж, по крови внук Петра, обращался в исконного пруссака по духу и образу жизни.
Он выписал для себя из родного Киля голштинскую родню и голштинских же солдат и офицеров, создал в подаренном ему тёткою Ораниенбауме и даже в Петербурге при своём дворе нечто подобное малому прусскому государству. Так что жизнь его самого и его жены шла как бы разными путями.
Что сблизило духовно великую княгиню Екатерину Алексеевну и камер-пажа, который был всего на два года её старше, так это любовь к чтению.
Молодая княгиня, по сути дела лишившаяся мужа, стала посвящать всё свободное время тому, что углубилась в мир книжный. Причём чтение на первых порах было самым беспорядочным — от лёгких французских романов до произведений философских, требующих немалого усилия ума для должного усвоения.
Трудными оказались первые страницы, но она всё же одолела «Жизнь знаменитых мужей» и «Цицерона» Плутарха[9], а следом «Причины величия и упадка Римской республики» Монтескьё[10]. Прочитанное заставило задуматься. Однако вскоре она совсем позабыла о прочитанном, обратившись к нарядам и увлёкшись охотой в ораниенбаумских лесах.
Что ж, и её, казалось бы, сильные от природы ум и характер соблазнились тем, что её повседневно окружало, тем, что составляло содержание жизни императорского двора.
Но одновременно вот кто поразил её в привычном дворцовом окружении — молодой, очень недурной собою, услужливый, вежливый и внимательный камер-паж, который никогда не расставался с книгой.
— Что это у вас в руках? — обратилась однажды к нему великая княгиня.
— Сочинение Плутарха, ваше высочество, — ответил Шувалов.
— Не «Жизнь ли знаменитых мужей»? Тогда это одна из тех книг, которые заставляют задуматься и почерпнуть из её страниц немало полезного, — произнесла она.
— О, выходит, вы её читали? — обрадовался паж.
— Я понимаю ваше удивление: не только среди женщин, но редко у кого из сильного пола можно заметить в руках книгу, — произнесла она. — Но я с детства любила много читать. Сначала, как вы догадываетесь, по-немецки, потом, как теперь, по-французски. Можете ли вы порекомендовать мне что-либо ещё из французских философов?
— Вольтера, например. О, это величайший ум и носитель совершеннейшего вкуса, — снова обрадованно произнёс паж. — Если ваше высочество соблаговолит, я непременно стану снабжать вас многими интересными и полезными книгами. Признаюсь вам, я тоже давно, с раннего детства, пристрастен к чтению. И тоже знаю по-немецки, но особенно пристрастен к литературе французской. И в то же время мне нравится многое из произведений русских авторов. К примеру, стихи.
— Да, мне сие особенно потребно, — перешла великая княгиня с французской на русскую речь. — Мне следует в совершенстве знать ваш язык, язык вашего народа. Я стану благодарна вам, ежели вы в сём предмете станете мне пастухом.
— Вы хотите сказать: пастырем, — вежливо поправил её Шувалов. — Вы только не смущайтесь, я сам хотел бы вам помочь.
— А я и не смушаюсь. Кстати, смушатся — я правильно произношу? Вы сами не смушатся меня, а поправить, — произнесла она и рассмеялась.
Разговоры о прочитанных книгах стали нередкими. Но у великой княгини было столько своих обязанностей и даже увлечений, что камер-паж мог не видеть её целыми днями.
Летом она так пристрастилась к верховой езде и охоте, что императрица, сама любительница погоняться за дичью по лесам и даже болотам, старалась свою невестку остепенить:
— Дело ли особе дамского полу сидеть по-солдатски в седле да рыскать по кустам с ружьём на плечах?
— А у меня имеется и оруженосец. Я, кстати, о нём забыла. Завтра же велю, чтобы он сопровождал меня в охотничьих странствиях, — неожиданно нашлась великая княгиня.
Так Иван Шувалов и в самом деле, нередко с большою даже охотою, стал сопровождать её в погонях за зверьем. И её ружьё с патронташем он с удовольствием нёс на плечах.
— Вы, по-моему, очень скрытны. А я тем не менее знаю вашу сердечную тайну, — сказала великая княгиня однажды своему спутнику.
— Вы — знаете? — выдал себя паж и густо покраснел. — Кто же вам мог сказать? Ведь я никогда... я никому... ни единым словом.
— Всё так, — согласилась Екатерина. — Мне никто ни о вас, ни о ней не говорил. Но разве у меня нет глаз и я не обладаю таким свойством, как женское чутьё? Но вы не смущайтесь.
Последнее слово она правильно произнесла по-русски, вспомнив давний с ним разговор, и доверчиво улыбнулась.
Речь между тем шла о княжне Анне Гагариной, фрейлине великой княгини, к которой, как уже было замечено окружающими, оказался неравнодушен юный паж.
Анна Гагарина была лет на десять старше Шувалова, но она выглядела настолько привлекательно и молодо, что ею нельзя было не увлечься. Кроме того, все знали, что она очень богата. За ней одного приданого было более тысячи душ. Как тут было не очароваться такою невестою, расчётливо считали те, кто оказался свидетелем их романа.
Собственно говоря, как заметили окружающие, это не паж, а сама фрейлина проявила расчётливость и очаровала ещё не искушённого в амурных делах юношу. Но так часто случается: в сети, умело расставленные уже зрелыми и опытными женщинами, охотнее всего попадают именно незрелые и неопытные юнцы.
