Роберт Най - Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений
Его слова!
Пчелка глубже жалит, коль меду в жало наберет.
Мистер Шекспир начинал бормотать, уже когда черные свечи он зажигал.
А потом задернет он полог постели, и мира больше нет вокруг, и он все бормочет, он говорит, говорит, он все говорит, и мы разыгрываем его сны.
Раз уговорил меня, как будто кровать наша — очарованный, плывущий в море остров[63].
Я была дочь волшебника, который правил на этом острове.
Звали того волшебника Просперо.
Он звал меня Мирандой.
Сам мистер Шекспир был кто-то или что-то по прозванью Калибан.
И этот Калибан, он похотливый был, как зверь.
Потом пришлось мне изображать одну строптивицу, Кейт Слай[64] ее звали, а сам он был веронский господин, Петруччо, и к собственному удовольствию он ту строптивицу обратал.
Как — сами догадайтесь…
Потом я была герцогская дочь, и я сбежала из дворца и жила в лесу, под названием Арденский (матери мистера Шекспира ведь девичья фамилия Арден). И пришлось мне переодеться в мужское платье, чтоб было безопаснее в лесу, а мой супруг стал деревенской девушкой, и он в меня влюбился.
Тут все уж до того запуталось, что прямо жуть, и даже я не знаю, чем бы дело кончилось, если б не хер мистера Шекспира.
Потом я была Тит… не помню дальше как, королева фей, а мистер Шекспир был ткач, дурак и грубый, неотесанный ужасно, и вот он на меня набрел на залитом луною склоне.
Это была, он сказал, летняя ночь.
Он мне велел лечь ничком в подушки.
Я их нюхала.
Кусала.
Запах был как от хлеба, когда его только испекут.
А вкус был смертно сладкий, как лаванда.
— Ну ты разлютовался! — я кричала. — Нельзя ль полегче!
А он кричал:
— О! Без меры, без меры![65]
Помню — такие странные слова. Орал, как резаный, как будто больно ему ужасно.
Да только не было ему больно, это уж как пить дать.
Он наслаждался.
А в другой раз я была царица Тамора, царица готов, а он был римлянин, Тит по прозванью, и он убил моих двоих сыновей и начинил останками пирог.
Вот пакость.
Эта пьеса мне не очень нравилась.
Главное, он же настоящий пирог тогда принес, пирог с угрем.
На Турнегейн-лейн купил и заставлял меня с ним вместе кушать, сидя на постели.
Меня прямо блевать тянуло.
Не от угря меня блевать тянуло, а от мысли, что не угорь это.
Но я кушала.
Понимаете, я хотела мистера Шекспира.
И когда он перестал болтать, ох, как мне нужно было, чтобы он сделал то, что, знала я, он сделает, когда мы покончим с пирогом.
И он сделал.
Два раза подряд.
Потом еще была одна интересная такая пьеса, где я была итальянская девушка, совсем молоденькая, Джульетта он меня звал, и пришлось мне притворяться, как будто бы лежу я мертвая в склепе (на той постели!), потому что монах-католик мне дал настоя выпить.
А мистер Шекспир был мой любовник, Ромео его звали, и Ромео, как увидал, что его Джульетта мертвая лежит, он взял и выпил крысиного яду.
А Джульетта была не мертвая.
Монах-то дал ей всего-навсего сонного питья.
И вот я просыпаюсь, вижу рядом бездыханное тело моего Ромео, и тут приходится мне якобы схватить его кинжал и с горя заколоться.
Приходится в грудь себе вонзить кинжал с печали по Ромео.
А потом мистер Шекспир поцеловал свою мертвую Джульетту и сделал с ней еще кое-что другое.
Потом он меня сделал нехорошей одной королевой, я имя только позабыла, она ходит во сне и все хочет смыть пятна крови со своих рук, а ей привиделись те пятна.
Мой муж король был тряпка.
Но я подстрекнула его совершить убийство ради короны.
И, как дошло до дела, он оказался подлинным мужчиной.
И мистер Шекспир тоже.
Потом, уж на другую ночь я была возлюбленной принца датского.
Этот принц датский спятил, или он притворился, будто спятил, то ли от этого притворства он и спятил, я совсем запуталась, и мистер Шекспир, по-моему, тоже, но так ли, иначе ли, мне пришлось бродить по комнате и разбрасывать якобы цветы, а потом изображать, как будто я добрела до берега реки и утопилась.
Тут супруг мой заорал, что я на самом деле Катерина Гамлет, бедняжка, которая утонула в Эйвоне недалеко от Стратфорда, когда он был мальчишкой.
Кровать была рекой.
Мистер Шекспир прыгнул в эту реку за мною следом.
Должна сказать, он меня утопил вниз лицом.
Известно, в полном несоответствии с природой.
А потом он был черный мавр, воин на службе у Венецианского государства.
И он удушил меня подушкой на той постели, потому что я была его жена, а ему наврали, будто я ему изменила с лейтенантом.
Мистер Шекспир сочинил для этой сцены бесподобную песенку[66], пока мы делали то, что, я так и знала, мы будем делать после удушенья.
Там что-то насчет ивы, в той песенке.
От этого, да мало ль от чего еще, у меня даже слезы выступали на глаза, я помню.
А потом я была Клеопатра, Египтянка, и якобы со змеей.
(Тут я не вижу особой связи с нашей кошкой.) И пришлось мне ту змею называть моим младенцем.
Пришлось ее уговаривать, чтоб сосала меня до тех пор, пока помру.
А еще в другой раз мистер Шекспир был Антиох, или еще как-то, король, одним словом, Антиохии, а я была его дочь; а еще я была сразу три дочки, а он был старый британский король, по имени Лир…
Но уж про них-то чего рассказывать.
Хватит.
И даже чересчур!
Глава двадцать четвертая
Корзиночка под крышкой
Если что, если вам это показалось чересчур, вот вам лекарство.
Сладенькое, для ублаготворенья ума и сердца.
Вот вам мой рецепт бесподобного пудинга.
Корзиночка под крышкой (Старинное уорикширское блюдо)Слегка подогрейте на огне две пинты пахты.
Вылейте в посуду и поднесите к корове.
Надоите туда примерно с пинту молока, только сычужка сперва добавить не забудьте.
Дайте отстояться, потом снимите творог, поместите в сито, жмите и давите, пока творог не станет совсем твердый.
Добавьте сахару и мускатного ореху, взбейте сливок, к ним добавьте тоже толченого мускатного ореху с сахаром и все смешайте с творогом.
Блюдо, известно, можно прекрасно приготовить и с молоком не прямо из-под коровки, однако, по моему опыту, сразу как подоишь, крышка куда как лучше получается.
Это, чего уж говорить, был любимый пудинг мистера Шекспира.
Глава двадцать пятая
К случаю
Несметные богатства в малом месте[67]…
Так мой супруг мистер Шекспир описал то, чего мы сподобились.
— Несметные богатства в малом месте, — он сказал, и даже равнодушно как-то, а сам стоял спиной к окну, смотрел, как я лежу в постели, и белую трубочку свою посасывал.
Я и сама бы лучше тут не выразилась, ей-богу.
А ведь не то чтоб это собственное его выраженье было.
Я-то думала — его.
Ан оказалось — нет.
Раз привела я эти слова, так, к разговору, а речь-то шла, известно, про все невинное, и тут моя ученая дочь Сусанна меня и просветила, что это взято из творчества другого драмодела, соперника его.
Одного молодого человека, Кристофера Марло, сына кентерберийского сапожника.
Ужасный был афей, Сусанна говорит. И тоже, люди говорят, мальчиков любил, и табачок.
Этого Марло убили в пьяной драке, в Дептфорде, в кабаке. Фразер звали того человека, который шпагой в глаз его проткнул, Сусанна говорит.
Знал небось мой муж этого Марло.
С какой он только шантрапой в Лондоне не вожжался, и очень даже свободно быть могло, как ни печально[68].
Скорей всего, мистер Шекспир произведенья Марло тоже знал.
И до того прекрасно знал, что даже спер строку насчет несметных богатств в малом месте и привел мне кстати, чтоб описать, чего мы сподобились на неделе, какую провели в его квартире над рыбной лавкой, на углу Турнегейн-лейн, у церкви Святой Елены, что на Бишопсгейте.
Сам ли мистер Шекспир, афей ли Марло придумал это первый — вопрос яйца выеденного не стоит.
Несметные богатства в малом месте.
Ведь случаю подходит, верно?
Мой супруг.
Ясноглазый мистер Шекспир.
Сорока-воровка, даром что мужчина.
Глава двадцать шестая
Другие события апреля месяца 1594 г.
Какие еще происшествия случились в ту пору весны года 1594, покуда мы были там, над рыбной лавкой?
Что творилось в мире?
Все это я узнала из груды новостей, какую кузен Грин мне на время предоставил.
